Неплохой Дом для одного из твоих парней, Олли.
— Ты уверен, что это именно то, что им хочется?
— Пока, во всяком случае. Они собирались приехать еще разок, примерно через месяц, еще поприсматриваться. Вы могли бы оплатить им самолет сюда в любое время, как только они будут готовы, не так ли, это ведь обычная процедура?
— Да, мы с этим справимся. Что они говорили об окладе?
— Они поражены. Выше ему ничего не предлагали. Они безостановочно говорили о деньгах: оклад, пенсия, заем, “БМВ”, премии и прочее. Им не верится во все это, ребятишки готовы тронуться.
— Пожалуй. Так ты думаешь, что мы купили его, а?
— Готов биться об заклад — да. Он сказал, что фирма, может, и не такая престижная, как на Уолл- стрит, но квалификация у юристов не ниже, а как люди они гораздо приятнее. Я уверен, что он согласится.
— Он что-нибудь подозревает?
— В общем нет. Ламар явно дал ему понять, чтобы он держался подальше от кабинета Лока. Он поделился с женой, сказал ей, что никто никогда не входит в его кабинет за исключением нескольких секретарш и очень небольшого числа компаньонов. Но тут же добавил, что Куин сказал ему, будто Лок просто эксцентричен и довольно замкнут. Не думаю, чтобы он что-то подозревал. Она же сказала, что фирма, как ей кажется, слишком уж беспокоится о вещах, которые ее не касаются.
— Например?
— Личная жизнь. Дети, работа жен и в таком духе. По-моему, ее это несколько раздражало, но это только мое предположение. Просто в субботу утром она сказала ему, что, будь она проклята, если позволит горстке каких-то адвокатов указывать ей, когда она сможет работать, а когда — заводить детей. Но я не думаю, что все это очень серьезно.
— Понимает ли он, насколько постоянная работа его ждет?
— Мне кажется, да. Не было ни упоминания о том, чтобы переехать через несколько лет куда-нибудь еще. Я думаю, он понял. Он уже хочет стать компаньоном, как и все. Он уже сломлен, он жаждет денег.
— Говорилось что-нибудь об ужине у меня дома?
— Оба там сильно нервничали, но им очень понравилось. А от дома они в восхищении. И от твоей жены тоже.
— Секс?
— Каждую ночь. Впечатление такое, что медовый месяц у них еще в самом разгаре.
— Чем они занимались в постели?
— Мы же не могли видеть, не забывай. Судя по звукам, все как у людей, никаких гадостей. Я все время вспоминал о тебе и о том, как ты любишь рассматривать карточки, и в голове у меня билась одна мысль: нужно было установить камеры, чтобы старина Олли тоже порадовался.
— Заткнись, Де Вашер.
— Так и быть, в следующий раз. Они помолчали. Де Вашер просматривал свой блокнот. Затем затушил в пепельнице сигару, улыбнулся.
— Так или иначе, это прочная семья. Они очень нежны друг к другу. Твой водитель говорит, что весь уик-энд они ходили повсюду, держась за руки. Ни одного раздраженного слова за три дня, это о чем-то говорит, правда? Но кто я, чтобы судить? Я сам третий раз женат.
— С тобой все ясно. А что они говорят о детях?
— Может, через пару лет. Сначала ей хочется поработать.
— Каково твое мнение об этом парне?
— Воспитанный, приличный молодой человек. Очень честолюбив. Думаю, что он уже завел себя и не остановится, пока не взберется на самый верх. И у него есть шансы, он способен на многое, при необходимости.
Ламберт улыбнулся:
— Это я и хотел услышать.
— Дважды они звонили по телефону. Оба раза ее матери, в Кентукки. Ничего примечательного.
— Что-нибудь новое о его семье?
— О ней не упоминалось.
— О Рэе тоже?
— Нет. Мы ищем его, Олли. Дай нам время.
Де Вашер закрыл досье Макдира и достал другую папку, гораздо толще. Ламберт, уставившись глазами в пол, потирал виски.
— Выкладывай, что еще, — негромко сказал он.
— Новости плохие, Олли. Я уверен, что Ходж и Козински сговорились и работают сейчас на пару. На прошлой неделе агенты ФБР получили ордер и обыскали дом Козински. Обнаружили наши микрофоны и сообщили ему, что его дом прослушивался. Естественно, они не знали кем. Козински рассказал об этом Ходжу в прошлую пятницу — они спрятались в библиотеке на третьем этаже. Микрофон был довольно далеко от них, и мы смогли записать лишь отдельные реплики. Немного, но ясно, что говорили они о “жучках” в доме Козински. Они убеждены, что их слушают везде, и они подозревают нас. Говорят даже между собой очень осторожно.
— С чего это вдруг ФБР понадобился для обыска ордер?
— Хороший вопрос. Видимо, реверанс в нашу сторону, чтобы все выглядело законно и солидно. Нас они уважают.
— Кто там был персонально?
— Тарранс. Видимо, он старший.
— И как он?
— Хорош. Молод, зелен, излишне ревностен, но компетентен. С нашими людьми он не сравнится.
— И часто он говорил с Козински?
— Сейчас это невозможно установить. Поскольку они вычислили, что мы их слушаем, они стали слишком осторожны. Нам известно о четырех их встречах в прошлом месяце, но я подозреваю, что их было больше.
— Много он успел вынюхать?
— Надеюсь, не очень. Пока ФБР ведет бой с тенью. Их последняя беседа, о которой мы знаем, состоялась неделю назад, и важного там ничего сказано не было. Козински очень напуган. Общаются они, видимо, много, а толку нет. Он так еще и не решился пока сотрудничать с ними. Они же сами на него вышли, имей это в виду. По крайней мере, мы так считаем. Они прижали его довольно крепко, и он готов был расколоться, но теперь, похоже, начинает задумываться. Однако контакты продолжаются, и это тревожит меня.
— Жена его что-нибудь знает?
— Думаю, нет. Она видит, что ведет себя он как-то странно, а он объясняет это перегруженностью на работе.
— А что Ходж?
— Насколько мы осведомлены, он пока с фэбээровцами не контактирует. Больше разговаривает с Козински, или шепчется, я бы сказал. Ходж твердит, что боится ФБР хуже смерти, что ФБР ведет бесчестную игру, что им нельзя доверять. Без Козински он и шагу не сделает.
— А что, если Козински исчезнет?
— Они выйдут на Ходжа. Надеюсь, нам не придется прибегать к таким средствам. Черт побери, Олли, он ведь не убийца какой-нибудь! Он очень достойный молодой человек, у него дети и все такое…
— Твоя чувствительность ошеломляет. Ты, верно, думаешь, что я получу от этого удовольствие. Дьявол, я ведь сам воспитывал этих парней
— Ну тогда призови их к порядку, пока все это не зашло слишком далеко. Нью-Йорк становится все более подозрительным, Олли. Они начинают задавать кучу вопросов.
— Кто?
— Лазарев.
