— Вы женаты, да?
— Да. А вы?
— Замужем, и мой муж отказался бы понять, что сейчас здесь происходит. Поэтому-то я и выбрала этот сарай. Мы тут никогда не бываем.
Прозвучало это так, как будто она вместе с мужем была непримиримым противником сидящей в баре деревенщины.
— Не думаю, что и моя жена с готовностью приняла бы эту ситуацию. Хотя ее сейчас нет в городе.
Тэмми правила в сторону аэропорта.
— Мне пришла в голову мысль. — Пальцы ее вцепились в руль, голос звучал нервно. — Ну, говорите.
— Вы ведь слышали об Эдди.
— Да.
— Когда вы видели его последний раз?
— Мы встретились дней за десять до Рождества. Это было нечто вроде конспиративной встречи.
— Так я и думала. Он не делал никаких записей по тому делу, что вел для вас. Сказал, что вы так хотите. Он вообще сказал мне очень немного. Но мы с Эдди… мы, ну… мы были с ним близки.
Митч не знал, что сказать.
— Я имею в виду, очень близки. Вы меня понимаете?
Митч ухмыльнулся и хлебнул пива из горлышка бутылки.
— И он иногда говорил мне то, что, по-видимому, говорить был не должен. Он сказал, что ваш случай действительно загадочный, что несколько юристов из вашей фирмы погибли при довольно-таки подозрительных обстоятельствах. И что вы считаете, что за вами постоянно следят и слушают ваши телефоны. Для юридической фирмы все это очень странно.
“Вот тебе и конфиденциальность, — подумал Митч. — Вот так-то”.
На подъезде к аэропорту она свернула, направляясь на огромную стоянку.
— И после того, как он закончил ваше дело, он сказал мне однажды — однажды! — в постели, что за ним, как ему кажется, следят. Это было за три дня до Рождества. Я спросила его — кто? Он ответил, что не знает, но упомянул о вашем деле и сказал, что, возможно, это как-то связано с теми людьми, что следят за вами. В общем-то, он сказал немного.
Она остановила машину на стоянке у здания аэропорта.
— До этого за ним следил кто-нибудь?
— Никто. Он был хорошей ищейкой и следов не оставлял. То есть, я хочу сказать, что он был бывшим полицейским и бывшим заключенным. Очень ловок в уличной суете. Ему платили за то, чтобы он следил за людьми и собирал всякую грязь. Но за ним не следил никто. Никогда.
— Так кто же его убил?
— Тот, кто его выследил. Газеты подали дело так, что он якобы шантажировал какого-то состоятельного ловкача и тот нашел на него управу. Но все это ложь.
Из ниоткуда она вдруг вытащила длинную сигарету с фильтром, щелкнула зажигалкой. Митч опустил вниз стекло.
— Вы не будете возражать? — спросила она.
— Нет, только выдыхайте туда. — Он указал на окно.
— Как бы то ни было, я боюсь. Эдди был убежден в том, что люди, которые следуют за вами, чрезвычайно опасны и чрезвычайно ловки. Очень хитроумны, вот как он сказал. И если эти люди убили его, то как теперь быть со мной? Вдруг они думают, что я знаю что-то. Я не была в офисе с того самого дня, как его убили. И не собираюсь идти туда.
— На вашем месте и я бы не пошел.
— Не так уж я глупа. Я работала на него два года и кое-чему научилась. Разных ловчил повидала достаточно.
— Как он был застрелен?
— У него был друг в отделе убийств, он рассказал мне по секрету, что Эдди был убит тремя выстрелами в затылок, почти в упор, из оружия двадцать второго калибра. И никаких улик. Еще он сказал мне, что это была очень чистая, профессиональная работа.
Митч допил пиво и положил бутылку на пол кабины, где перекатывалось штук пять пустых пивных банок. Очень чистая, профессиональная работа.
— Это какая-то бессмыслица, — повторила она дважды. — Ну как мог кто-то пробраться за его спину, спрятаться на заднем сиденье и трижды выстрелить ему в голову? А ведь он даже не собирался туда ехать.
— Может, он заснул, и его застали врасплох?
— Нет. Когда ему приходилось работать поздно ночью, он старался закончить все как можно быстрее, в такие моменты он всегда был очень возбужден.
— В конторе есть какие-нибудь записи?
— Вы имеете в виду — по вашему делу?
— Да, обо мне.
— Сомневаюсь в этом. Я, во всяком случае, никаких записей не видела. Он говорил, что вы так хотели.
— Это правда. — Митч почувствовал облегчение. Они сидели и следили за взлетом “Боинга-727”. От рева двигателей земля, казалось, дрожала.
— Я действительно боюсь, Митч. Могу я звать тебя Митч?
— Конечно, почему бы нет?
— Я думаю, что его убили за ту работу, что он выполнил для тебя. Это единственное, что можно предположить. И если его убили за то, что он что-то узнал, то, возможно, они посчитают, что и я тоже кое- что знаю. Как ты думаешь?
— Не хочу строить догадки.
— Я могла бы скрыться на время. Мой муж подрабатывает в ночном клубе, и при необходимости нам не составит труда сняться с места. Я ни о чем этом ему не говорила, но думаю, что придется. Как ты на это смотришь?
— Куда вы направитесь?
— Литл Рок, Сент-Луис, Нэшвилл. Он сейчас без работы, поэтому мы можем где-нибудь покрутиться, я думаю.
С этими словами она сделала последнюю затяжку и тун же прикурила новую сигарету.
Очень чистая, профессиональная работа, повторил про себя Митч. Он посмотрел на Тэмми и увидел слезинку на ее щеке. Тэмми не была уродиной, но годы в барах и ночных клубах начинали брать свое. Черты ее лица были правильными, и, если бы не цвет волос и избыток косметики, ее даже можно было бы назвать привлекательной для со возраста. Ей где-то около сорока, подумал Митч.
Она сделала чудовищную затяжку, из всех щелей “фольксвагена” потянулись струйки дыма.
— Сдается мне, Митч, что мы с тобой в одной лодке. То есть они идут и по твоему, и по моему следу. Они убрали тех юристов, потом Эдди, и теперь приходит наш черед.
Не копи это в себе, девочка, выкладывай, станет легче.
— Послушай, — сказал он, — давай сделаем так. Нам нужно поддерживать связь. Звонить ты мне не можешь, и нельзя, чтобы нас видели вместе. Моя жена в курсе всего происходящего, я расскажу ей и об этой нашей с тобой встрече. За нее не беспокойся. Пиши мне раз в неделю и сообщай, где ты находишься. Как имя твоей матери?
— Дорис.
— Хорошо. Это будет и твоим именем. Любые свои послания мне подписывай “Дорис”.
— Они и почту твою читают?
— Может быть, Дорис, может быть.
