них могущественны, эволюционно молоды, дерзки и нацелены на установление своего господства повсюду, куда смогут дотянуться. Иные даже отказывают нам в принадлежности к живым и, главное, разумным формам материи. Для них мы просто враждебный фактор среды, мешающий им присвоить наши звездные системы. Другие расы стары и осторожны, чтобы не сказать трусливы. Они боятся нас и пытаются выстроить защиту от нашего вторжения, которого никогда не будет. Ни с кем из них мой народ не мог бы сосуществовать в одной области пространства. Только с вами. Я не говорю, что это легко. Но можно попытаться.
– С нами? – спросил Максим. – С людьми? Со всеми людьми Земли? Через тебя человечество наладит контакт и союз с твоим народом?
Серпентиец долго молчал. А когда заговорил, в его голосе Максим уловил и горечь, и снисходительную усталость. Так мог бы говорить старший с беспутным, но еще не потерянным младшим.
– Я могу принять любой облик, даже облик идиота. Проблема в том, что, сколь бы я ни рядился под дурака, дураком я не стану. Я не веду разговор обо всем человечестве. Речь может идти только о тебе и твоей семье. Вас я могу понять и принять. Человечество – нет.
– Вот как, – только и сказал Максим. – Что ж, спасибо и на том. Ну а если тебе встретятся люди не хуже, а лучше, чем мы? Тогда как? Проигнорируешь?
– Я пожелаю им успеха. Впрочем… посмотрим. Ты мне говорил много раз, что начинать надо с малого. Так я и сделаю…
Так он и сделал.
Анхель Гутьеррес заехал поздравить семейство Волковых со счастливым окончанием неприятных коллизий, как он дипломатично выразился. Русский стол поразил гостя изобилием, а русская зима – холодом. К концу обеда Барбара и Карина, державшиеся поначалу скованно перед высоким гостем, освоились и стали настолько милы, что внутри Максима зашевелился червячок ревности, немедленно прибитый большой рюмкой водки. Гость тоже держался очень просто. Поиграв с Вовкой в снежки, он признался, что больше любит снег, чем ледяную воду норвежских речек.
Гость остался внешне благодушен и после десерта, когда женщины оставили Анхеля и Максима вдвоем у камина. Но Максим ждал откровенного вопроса и дождался:
– Возможно, это совсем не мое дело, однако я был бы признателен за ответ… Где он?
– Мау? – не стал разыгрывать непонимание Максим. – Не знаю. Честное слово, не знаю. Он теперь появляется и исчезает, когда захочет. Мальчик вырос.
– Не согласился бы он…
– Сделать что-нибудь? Я могу гарантировать только то, что он согласится выслушать предложение. Насчет остального решать ему.
– Уже кое-что… Кстати… он не собирается покинуть нас?
– Чтобы вернуться к своим? В ближайшее время, кажется, нет. По-моему, он просто еще не готов к возвращению.
– А обнародовать свое присутствие среди человечества?
– Вряд ли, – пожал плечами Максим. – Зачем это ему? Кому хочется, чтобы его ненавидели за все добро, что он пытается нам сделать? Люди будут видеть в нем высшее существо, хозяина. Если ему не построят храмов, то наверняка начнут проклинать. За все. За несчастный случай, который он не предотвратил, за эпидемию гриппа, за то, что он не может всех бедных и убогих сделать богатыми и счастливыми, больных – здоровыми, уродов – красавцами, а непризнанных бездарей – мировыми знаменитостями…
– И тем не менее он все-таки Хозяин, – полуутвердительно сказал Гутьеррес. – Хозяин человеческих джунглей. Мау.
– Вопрос терминологии. Я бы сказал – Смотритель. Только инкогнито. Сейчас у него новый пунктик: предотвращение техногенных катастроф и уменьшение ущерба от стихийных бедствий. Тихонько, не высовываясь. Пусть вынимает колючки из наших лап, и пусть люди верят, что им просто везет.
– Ну что ж… – Гутьеррес потянулся за сигарой. – Дело благородное. Я только одного боюсь: того, что…
– Люди привыкнут?
– Вот именно. Фатальное везение, вечная счастливая звезда – худший из хозяев. Впрочем, возможно, не все так плохо. Человечество привыкло жить со многими напастями, привыкнет и еще к одной. Привыкли же мы к тому, что во Вселенной мы не одиноки. Живем, все время ожидая вторжения, порабощения, уничтожения – а живем ведь. Хотя знаем прекрасно, сколь ничтожны наши силы по сравнению с могуществом, скажем, сагиттян… Я не верю в то, что помощь серпентийца принесет человечеству пользу. Зато я надеюсь на другое: на то, что, когда придут – если придут – рыжие псы, Мау будет на нашей стороне.
– В этом можно не сомневаться, – ответил Максим. – Может, и отобьемся. В любом случае я не скажу, что это пойдет нам во вред.
– Живущим жизнь всегда на пользу, – согласился Гутьеррес.
Проводив гостя, Максим вернулся к камину, крикнув по пути женам, чтобы не беспокоили. Уютно устроившись в кресле, он закрыл глаза и некоторое время дышал ровно и глубоко. Затем медленно воспарил над креслом. Он еще плохо умел летать и предпочитал тренироваться в помещении и над мягкими предметами. А главное, он толком не знал, что ему делать с последним подарком Мау. Пойти работать монтажником-высотником? Ремонтировать на лету терпящие бедствие самолеты? Или просто носиться по небу, наслаждаясь полетом как таковым?
Решение со временем придет, в это Максим твердо верил. Как и многие другие решения вопросов, которые еще не поставлены. Решать одни вопросы и ставить другие – это и есть жизнь. Которая – прав Гутьеррес – всегда на пользу. Хоть кому-нибудь.
