4
— Ты прости, — сказал Стефан. — Ни о чем другом не могу говорить, понимаешь?
— Ни о чем другом говорить и не нужно, — отозвалась Маргарет.
Они сидели на нагретом полдневным солнцем камне. В двух шагах ниже них озеро глодало скалу. Ворча в камнях, надвигалась вода, облизывала шершавые плиты. Откатывалась. Маргарет казалось, что за два дня, прошедших со времени бегства, кожа Стефана сделалась темной, как камни.
— У тебя пальцы еще не трескаются? — спросила она.
— Что? — не сразу понял Стефан. — А, нет, еще нет. Спасибо.
— Упустишь — будет больно, — предупредила Маргарет, — особенно с непривычки. Хочешь смажу?
Пока она мазала ему руки, он молчал. А когда она, удовлетворенно хмыкнув, убрала коробочку с мазью в карман куртки, он спросил, стараясь придать голосу как можно больше равнодушия:
— Ну и как там в лагере?
— Живем, — так же фальшиво-равнодушно, как Стефан, сказала Маргарет. — Отчего не жить? А хуже или лучше… вот завтра кончится праздник, тогда и увидим, хуже или лучше…
— Какой опять праздник? — Стефан растерялся, не сразу сообразив. — А, ну да, ну да. — Он коротко и зло хохотнул. — В честь избавления праздник. Понимаю. Без праздника нельзя… Неужели целых три дня?
Маргарет кивнула, подтверждая, и Стефан уже прикидывал в уме, насколько придется увеличить ежедневную норму добычи торфа, чтобы в обозримые сроки ликвидировать прорыв. Прикинув, он присвистнул и покачал головой. Н-да… Зря Питер расслабил людей, как бы потом не пришлось кусать локти. Незаслуженные потачки до добра не доводят. И торф будет недосушенный, а синтезатор этого не любит…
— Он что, вправду сумасшедший?
— Вряд ли, — Маргарет улыбнулась. — Знаешь, по-моему, он соображает лучше нас с тобой. Рискует — это да. Пока ему в рот смотрят, можно и рисковать. Он говорит, что теперь каждый должен работать за двоих, чтобы в кратчайший срок накопить запас продовольствия для переброски лагеря через водораздел. И что сильное и свободное общество, сильные и свободные люди… Он теперь вообще много говорит.
— Я уже считал, какой это будет кратчайший срок, — перебил Стефан. — Год, как минимум.
— Меньше, — сказала Маргарет. — Они лишат Джекоба молока и высвободят синтезатор. Джекоб им не нужен.
— Питер так решил?
— Не надейся, что он такой осел. Будет голосование. Результат известен заранее даже Джекобу.
— Скоты, — устало сказал Стефан. — Что с быдлом ни делай, оно всегда останется быдлом. До Абби и малышей они тоже добрались?
— Пока нет.
— Доберутся. Кому нужны слабые и душевнобольные, верно? А остальные надорвутся на торфе. — Стефан подобрал кусок песчаника, раскрошил его в кулаке и бросил в озеро. — Вот что с ними будет. Через год от нас останется половина, и не лучшая.
— Через год здесь вообще никого не останется, — Маргарет искоса посмотрела на Стефана. — И большого запаса не нужно: Питер говорит, что намерен поднять «Декарт».
— Ну? — Стефан даже вскочил. В висках часто застучало.
— А что, не получится? — с интересом спросила Маргарет.
Стефан сел. В голове была каша вперемежку с черной пустотой: Питер Пунн в ходовой рубке корабля, почему-то с мокрым веслом в руках, смуглый красавец Питер Пунн, дочерна загорелый первопроходец, рыцарь без страха и упрека; затем полоса пустоты; затем фраза Маргарет: «Видишь ли, у него есть интересные идеи…» — и снова пустота, и яркая, в мельчайших подробностях зримая картина: нудный вой маршевых двигателей на малой тяге, медленно и криво уходящий в небо безносый «Декарт», яростная струя пламени, бьющая в крошащийся гранит из пробитой кораблем дыры в дождевой туче… Брошенный опостылевший лагерь, оставляемое навсегда проклятое болото. Это должен был придумать я, с острой запоздалой досадой подумал Стефан. Я, а не Питер.
— Может получиться, — с неохотой признал он. — То есть, я хочу сказать, что теоретически это возможно. Не за год, естественно. Года три на серьезную подготовку — тогда, может быть, даже без носовой надстройки… Опасно, конечно, на маршевых… Надо подумать. Взлететь-то он, пожалуй, взлетит, а вот где и как он сядет?
— Не знаю, — сказала Маргарет. — Ты все еще думаешь, что Питер глупее тебя?
— Никуда он не полетит, — уверенно сказал Стефан. — Именно потому и не полетит, что не глупее. И похода по воде тоже не будет. Зачем он ему теперь?
— Завидуешь, — определила Маргарет.
— Завидую, — легко согласился Стефан. — Роскошная идея, между прочим.
— Видимая цель, — поддакнула Маргарет. — Год энтузиазма. Или больше? Ты с такой идеей сколько времени смог бы поддерживать энтузиазм?
— Не говори так, — попросил Стефан.
— А почему? Я не иронизирую. Людям нужна достижимая цель, даже таким уродцам, как мы. Ты никогда этого не понимал. Мы же люди.
— Кто бы сомневался…
Они помолчали. Большая неряшливая волна докатилась до ног Стефана и схлынула, оставив пену. Залив кипел: у водяного слона наступил очередной период размножения. Как всегда, слон делился на три равные части, из которых двум предстояло погибнуть, а третьей выпадал жребий выжить и продолжить существование. Чуя безнаказанность, в озере плескалась рыба.
— Как ты меня нашла? — спросил Стефан.
— Твой шалаш виден с башни в оптику. Анджей разглядел и сказал мне. Он даже видел, как ты выходил из воды. Тебе повезло, что тебя не тронул водяной слон.
— Водяному слону сейчас не до меня, — сказал Стефан.
— Сейчас — да. А позавчера?
Возразить было нечего. Стефан отлично помнил скользкий беспомощный ужас, охвативший его, когда к нему из глубины начала медленно подниматься бурая тень — и он отлично понимал, что это была за тень. Наверно, водяной слон был попросту сыт, иной раз случается и такое.
— Питер знает, что я здесь? — спросил Стефан, меняя тему.
— Может, и знает, — Маргарет равнодушно пожала плечами. — Может, Анджей уже всем разболтал. А может, и нет. Он на Питера в обиде: у него как раз новая идея из теоретической физики, а Питер его на торф, как простого смертного… Все довольны, кроме него. — Маргарет легонько усмехнулась. — А ты что, вправду Питера боишься? Так зря. Бояться нужно было раньше.
— Спасибо, — буркнул Стефан. — Я приму к сведению. Кстати, никто не видел, куда ты пошла?
— Подумаешь! — сказала Маргарет. — Всю дорогу дрожу от ужаса! Ну скажи мне, где Питер возьмет другого врача? Тебя, между прочим, тоже никто не гнал. Считается, что ты сбежал сам.
— Вот так, да? Я и не заметил.
— Во всяком случае, облаву на тебя Питер устраивать не станет. Что ты ему теперь? Поголодаешь — сам придешь.
— А если не приду? — спросил Стефан и сглотнул.
— Куда ты денешься. Дай им выпустить пар, чтобы не побили, и возвращайся. Дней пять ты продержишься?
— Черта с два я пойду кланяться, — сказал Стефан. — За меня не беспокойся. Я здесь и год
