– Ближе, ближе. – Холеная дама улыбается. Подхожу ближе. Весь внимание.
– А что, Тимофей Гаев, не засиделся ли ты здесь?
– А? – с бестолковым видом спрашиваю я, сонно моргая. Личина тупоумия – вечная моя выручалочка. И спохватываюсь, изобразив испуг, как всякий, кто не хочет получить электроразряд за неподобающее обращение: – О чем говорит госпожа?
Засиделся? На моей физиономии цепко сидит тупое недоумение: как я, эксмен, могу позволить себе сесть в присутствии настоящих людей без специального приглашения? Вернее, без приказа.
– Ты ведь прежде работал техником-метрологом в конструкторском бюро при заводе космической техники имени Савицкой? – ласково спрашивает холеная дама. Ее подручные молчат. – А до этого там же техником-наладчиком?
Киваю:
– Да, госпожа. Пять лет стажа, госпожа.
– А почему уволился?
– Меня уволили, госпожа. За профнепригодность.
Она и не ждет от меня иного ответа.
– Мы просмотрели твое дело. Ты напился пьян и вдребезги расколотил ценный прибор. Случайно, конечно. Поскользнулся при переноске. За что был подвергнут принудительным работам сроком на один месяц и уволен по отбытии наказания. После чего прижился здесь. Так?
– Так, госпожа.
– Тебе здесь нравится?
– Да, госпожа.
– И ты больше не позволяешь себе спиртного?
– Нет, госпожа. Ни в коем случае. Она улыбается.
– Почему? Ведь не секрет, что достать самогон в мужских кварталах – проблема решаемая. Усилиями нашей полиции и добровольной помощью сознательных эксменов средний срок действия самогонной точки снижен до двух месяцев, однако полностью искоренить эту заразу пока не удается. Тебе это не известно?
– Известно, госпожа.
– И ты хочешь сказать, что за последние полгода ни разу не употребил алкоголь?
– Точно так, госпожа. Кроме пива в разрешенном количестве, госпожа.
– Почему? Не хочется? Только честно.
– Как не хотеть, – тяжко вздыхаю я. – Но ведь нельзя же… В любой момент могут вызвать на ринг… на замену… вот как сегодня… хорош я буду… И вообще форму надо поддерживать…
– Госпожа, – напоминает она.
– Так точно, госпожа.
Она смотрит на меня с большим интересом, и этот интерес мне совсем не нравится.
– А скажи мне, Тимофей Гаев, он же Тим Молния, не было ли у тебя личной причины быть уволенным из конструкторского бюро?
– Э… простите, госпожа?
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, – улыбается дама. – Ты был там на хорошем счету. Кое- какие твои идеи используются до сих пор. Дисциплинированный, думающий технарь. Красивый и здоровый спермодонор первого разряда… сексуально привлекательный для людей с атавизмами в психике… Верно?
Под ее взглядом в упор я стараюсь выглядеть уже не растерянным дебилом, а клиническим олигофреном. Может, она поверит, что на ринге мне вышибли последние мозги?
Верьте мне. Боец же. Уже полгода. С утолщенной по Ламарку лобной костью за счет мозгов.
Ага. Мечтай, мечтатель.
– Ты умный парень, Тимофей Гаев, – с удовольствием говорит дама. – Умный и осторожный. А при случае – решительный. Когда твоя непосредственная начальница проявила к тебе нездоровый сексуальный интерес, ты испугался. Когда же этот интерес стал чересчур настойчивым, ты не вообразил, будто кривая вывезет, а с помощью друзей провернул хитрую комбинацию, в результате которой был переведен в другой отдел. Когда же твоя бывшая начальница – не беспокойся, она сейчас на принудительном лечении – распалилась яростью и ждала только случая подставить тебя по-крупному, ты сумел это понять и упредил – украл технический спирт, надрался свинья-свиньей и расколотил прибор, вследствие чего вышел из опасной ситуации с наименьшими потерями. Умно. Глупцу, принявшему роль, от которой ты отказался, повезло куда меньше…
В этом сомневаться не приходится. Не хочется даже думать о том, какая участь уготована мужику, уличенному в сексуальной связи с настоящим человеком. Эксмен, ставший настоящим самцом, обречен и может считать себя счастливчиком, если уйдет в ничто без мучений.
Бедный глупый Шурка Костяков… Мир праху. А ведь предупреждали его, внушали открытым текстом, едва не кричали: не жди удава, кролик, беги во всю дурь – все равно куда, но беги! А он только вздыхал да демонстрировал тоскливую обреченность: куда, мол, убежишь…
Нет, не глупый он был. Просто нерешительный, с атрофированной волей. Типичный эксмен. Трудно такому не плыть по течению в мире, где все продумано и выверено за столетие до твоего рождения. Но даже в прекрасно зарегулированной реке встречаются опасные водовороты.
Можно верить, что течение само пронесет мимо. Можно не верить и грести. Разумеется, не против могучего потока – это бесполезно, – а наискось.
И тогда, быть может, водоворот останется позади.
– Ты знал об этом?
– Нет, госпожа.
– Ты не поддерживаешь связь со своими старыми товарищами?
– Нет, госпожа. А надо?
Похоже на невольную дерзость – от избытка простодушия. Уже зря. Моя маска врожденной тупости отваливается кусками, пора стряхнуть с себя ошметки.
Дама пропускает мою реплику мимо ушей.
– Почему ты не доложил куда следует о поведении своей начальницы?
– Кто поверит эксмену, госпожа? Возьмут только на заметку. Мне это надо?
Обе спутницы холеной дамы настораживаются – моя маска сброшена. Пусть думают, что под ней лицо.
– Не хочешь привлекать к себе внимание, Тим?
– Мне не нужны неприятности, госпожа.
– А работа тебе нужна?
– Кхм. Простите, госпожа?
– Мы собираемся предложить тебе работу, Тим. Новую работу, отчасти связанную с твоей основной специальностью и очень ответственную. Согласен обсудить детали?
Последняя соломинка для утопающего:
– Мама Клава?
На нее страшно смотреть. Нет, в данной ситуации она ничего не сможет для меня сделать.
– Молния у меня лучший боец, – хрипит она, бессмысленно пытаясь прикрыть крылом желтенького пушистика. Беспардонно врет, конечно: я вовсе не лучший боец в ее шоу. Даже в своей весовой категории.
Жаль, что у нашей квочки не стальные легированные крылья. Эти ястребы попросту не обращают внимания на Маму Клаву.
– Разве требуется мое согласие? – резонно спрашиваю я.
– Представь себе, нам желательно его получить, Тим. Повторяю: работа крайне ответственная, сложная… и, возможно, опасная. На такую работу не гонят из-под палки, на нее нанимают заинтересованных людей, подходящих по всем статьям. Ты подходишь. Мы намерены тебя заинтересовать. Все равно эта мордобойная контора, – следует кивок в сторону Мамы Клавы, – доживает последние дни, так что тебе прямой смысл подумать о будущем. У тебя здесь не осталось ничего ценного?
