Первые удары, хваты, броски не достигают цели. Так надо. Затем я должен несколько раз подряд огорчить Тамерлана, что я и делаю, угодив ему ногой в живот, ребром ладони по шее и «вилкой» в глаза. Да еще роняю его на ринг красивым броском.
«Чем больше шкаф, тем громче падает» – про него сказано. Тамерлан рушится, как горный обвал, а я хожу кругами, вскинув руки и впитываю скромную овацию. Это только начало.
Нормальный человек после такого воздействия, разумеется, встал бы не сразу, но Тамерлан встает. Он не держится за живот, не кривит шею, и с глазами у него все в порядке. Зато он выглядит по-настоящему разъяренным, что и требуется. Взбесившаяся стихия в облике эксмена. Это зрелище, на него стоит сходить посмотреть, чтобы на час-другой проникнуться иллюзией опасности, якобы обитающей в нашем спокойном зарегулированном мире.
Следующую минуту я летаю по рингу, как бадминтонный воланчик, и испытываю канаты на прочность. Зал ревет. Тамерлан напоминает могучую катапульту, а я – ее снаряд. Но на последней минуте раунда мне удается, оттолкнувшись от канатов, взлететь птицей и в изящном пируэте угостить моего противника ногой в лицо. Красивое падение обоих, но я на ногах чуть раньше и пляшу на моем противнике, как на батуте. Гонг. Как водится, первый раунд не выявил явного преимущества одной из сторон.
Короткий отдых – и второй раунд. Этот оканчивается в пользу Тамерлана.
Третий…
Четвертый…
Пятый раунд – мой. Так надо.
Я прекрасно знаю, что «в реальности» Руслан Хабибуллин, иначе Тамерлан, уделал бы меня насмерть в три секунды. Конечно, если бы сумел догнать.
Публика этого не знает. Ей кажется, что я крепкий орешек и уступаю своему противнику совсем, ну совсем немножко. Вот столечко.
Ровно столько, чтобы оставаться живым на ринге вот уже шестой раунд.
Под рев публики я вылетаю за канаты, сшибаю секунданта и лишь немного не достигаю первого ряда трибуны, в то время как секундант – достигает. Он рискует вместо меня, а я одним прыжком взлетаю на помост и, сделав сальто над канатами, приземляюсь уже на ринге. Аплодисменты.
Тамерлан начеку. Громадной ручищей он ловит меня, как муху, и со свирепым рычанием несколько раз бьет головой в лицо. Вслед за тем я опять куда-то лечу и обнаруживаю себя распростертым на ринге. Надо мной парит в воздухе Тамерлан – сейчас он обрушится на меня всей тушей и превратит в мокрое месиво. Мой позвоночник треснет, ребра рассыплются, черепные кости отскочат друг от друга, как однополярно заряженные, и мозги ударят в потолок… Этого-то и ждет с нетерпением социально нестабильная молодежь с первых рядов, забыв о том, что ни одна из сегодняшних схваток не должна окончиться смертью.
Но ничего подобного не произойдет: мой противник попрыгает на мне, а когда ему надоест, начнет швырять меня, молотить по болевым точкам, отрывать мне уши или откручивать конечности – выбор за ним. По окончании экзекуции секунданты отнесут в угол то, что от меня останется, и приведут в кондицию к началу решающего раунда.
Мне скучно. Господи, почему не скучно ИМ?! Нет, не понимаю…
На седьмом раунде я показываю всем, что все-таки я – Молния. Кручусь, верчусь, вьюсь ужом, не даю к себе прикоснуться, зато сам не упускаю случая достать не столь поворотливого Тамерлана. Он обескуражен, а я с канатов неожиданно делаю сальто через его голову и сразу же заднее сальто с захватом коленями головы противника. Это мой коронный номер. Движение бедер – и голова Тамерлана с внятным хрустом поворачивается на недозволенный угол. У мертвеца подгибаются ноги, он валится мешком. Зрители ревут от восторга, а я с ожесточением пляшу на трупе, пока меня не оттаскивают. Готово: чистая победа.
Иных, кстати, у нас не бывает.
Чтобы унести Тамерлана с ринга, требуются усилия четверых крепких служителей. Я ухожу последним, приплясывая и приветствуя зал поднятыми руками. Конечно, теперь уж никаких воздушных поцелуев! Публика – это святое. Гойко Молотилка однажды забылся и получил от охранницы такой разряд, что потом недели три дергался и заикался.
В меня летит всякая всячина: обертки, огрызки, банановая кожура, пустые банки из-под напитков и ничего опасного для жизни. Публике понравилось, проигравшие простили мне потерю ставок. Если так пойдет дальше, через несколько месяцев я стану одним из фаворитов в шоу Мамы Клавы и начну проигрывать бой за боем, пока ставки на меня не упадут. А тогда…
Неужели публика не понимает этой простейшей механики? Или мы так смачно убиваем друг друга, что деньгами пустоголовых юниц распоряжаются голые инстинкты?
Очень может быть. Социально нестабильная молодежь глупа – иначе не была бы социально нестабильной в нашем ухоженном мире. Кто поумнее, того на «Смертельную схватку» не заманишь. А толпа – и вовсе организм особенный, мозг у нее один на всех, и тот спинной.
– Как это выглядело со стороны, Мама?
Красная, распаренная, словно сама только что сошла с ринга, где ей не очень повезло, она тем не менее находит для меня улыбку:
– Замечательно, Тим. Я очень довольна тобой, мой мальчик…
Отчего-то она вздыхает совсем не радостно.
Это настораживает.
В раздевалке крепкий запах пота. Намусорено. Как обычно, Тамерлан, огромный, голый и волосатый, обтирает себя бумажными полотенцами и швыряет их на пол, вместо того чтобы сразу пройти в душ. При виде меня он иронически подмигивает левым глазом – правый заплыл.
– Нормально?
– Угу, – отвечаю я, осторожно щупая нос и подбитую бровь. Переносица вроде цела, но нос уже опухает и спустя час-другой дойдет до кондиции спелой сливы. Ребра побаливают, но умеренно. Дышать нетрудно, значит, переломов нет. – А ты?
– Что мне сделается…
– Покажи хоть раз, как ты это вытворяешь, – прошу я.
– Что «это»?
– Хруст позвонков. Только не говори мне, что ты ими и хрустел.
– Нет, конечно, – улыбается Тамерлан и производит горлом короткий смачный треск. – Вот так примерно.
Я пытаюсь повторить – с более чем скромным успехом.
– Так лягухи в болоте квакают, – не без удовольствия замечает Тамерлан. – Потренируйся без меня денек-другой, а если ничего не выйдет, брось. Не каждому это дано. Жак Ягуар был классный боец, а тоже не умел.
Самомнение у Тамерлана отменное: все-то он умеет лучше других… Я решаю сменить тему:
– Что это Мама вроде не в себе?
– Привет! – Тамерлан делает вид, что поражен моей неосведомленностью. – Ты ничего не знаешь, что ли?
Я неопределенно пожимаю плечами. Что это я, интересно, обязан знать?
– Откуда? Вчера меня тут не было, да и позавчера тоже…
– Так это не позавчера началось. Контору-то нашу прикрыть решили, вот так вот.
– Удивил! Ее уже год прикрыть пытаются…
– Теперь точно, – безапелляционно говорит Тамерлан. – Совет Цензоров разразился постановлением: запретить все зрелища, культивирующие грубую силу и жестокость, как растлевающие молодежь, дискредитирующие женское начало и не ведущие к социальной гармонии. С нас и начали.
– Муниципальный совет? – интересуюсь я.
– Если бы. Федеральный. Так что неделю-другую Мама Клава еще побарахтается, сунется туда-сюда с протестами и подмазкой, а потом – все. Можешь искать себе новую работу.
– Не проблема.
– Тебе да, ты техник, – невесело ухмыляется Тамерлан. – А мы училищ не кончали…
Судя по вою амфитеатра, сильно приглушенному на пути по коридорам к раздевалке, на ринге следующая пара. Зрители не жалеют голосовых связок.
