существующую. После доработки.
– Верю.
–.Спасибо, Алеша. Так. Бери ребенка за руку. Внимание… Время! Корма БТР распалась надвое. Прыжок на траву. Ударило в лицо ночной сыростью, ноги ошпарило холодной росой. Бегом!
Полная темнота. Вой внезапно включившихся сирен. Свистящий шорох мокрых трав, топот десятка ног.
Я все-таки умудрился запутаться в шнуре и вдобавок споткнулся о неприметную в кромешной тьме кочку. Полон рот прелой травы пополам с песком! Мгновенно несколько рук вздернули меня на воздух. О! Меня несут! Я отплевываюсь, а им нет дела. Слава богу, мы не в диверсионном подразделении на маневрах и меня не станут подбадривать ни сапогами, ни прикладом – нас донесут до самого туннеля на руках!
Настька радостно взвизгивала. Почти так же, как давным-давно, несколько геологических эпох назад, когда я еще не старался прийти с работы попозже и с удовольствием катал ее на себе.
Живей, хлопцы, шевелитесь! Пятнадцать секунд.
Они успели. Должно быть, Максютов подобрал нам в провожатые ребят не только крепких, но и способных проникнуть за внешний психобарьер Монстра. Пробив живым тараном невидимую стену, они сбились с шага, но продолжили бег. Наверное, этих ребят специально натаскивали на барьер – то ли по ходу каких-нибудь липовых экспериментов, то ли в ночное время, когда «случайно» гасли прожектора и выключались телекамеры.
Я ощутил под ногами почву лишь у самого входа в туннель, пискнувшую Настьку приземлили рядом. Свернутый кольцом излишек шнура сунули мне в руку.
– Вперед! – выдохнули в ухо.
Не учи, холуй. Сам знаю.
Я взял дочь на руки, и она немедленно обвила руками мою шею. Мешал парашют и болел бок, но можно было и потерпеть. Папка хороший. Он сейчас даст ня-няку, вкусную няняку. Он устроил чудесное приключение. Он самый лучший, никогда не обидит, никогда не предаст…
Что за глупости. Она и слова-то такого не знает – «предать».
Меня легонько, но настойчиво подтолкнули в спину. Огрызаться я не стал – просто сделал глубокий вдох, как перед нырком в воду, и шагнул в черноту.
Сам не знаю, чего я сильнее боялся – то ли того, что Монстр не примет Настьку, отшвырнет вторым барьером, то ли, напротив, того, что примет.
Он принял нас даже слишком легко. И меня, и дочь. Возможно, потому, что мы были связаны и восприни– Нет, она нисколько не испугалась. Трудно пугаться, не сознавая того, где находишься и что с тобой могут сделать.
– Дяй няняку!
Я сдался и отломил ей половину сникерса. Пусть мусолит.
Она и мусолила, как всегда, причмокивая и размазывая шоколад по щекам. Ну и ладно. Щеки вон какие, есть что мазать. Та еще картина: на подсохшей болячке Монстра сидит грязный после падения, почти голый мужик с парашютом, держа на коленях сосущую сникерс дочь – тоже почти голую больную одиннадцатилетнюю девочку с начавшей набухать грудкой, кретиническим взглядом и измазанными щеками. Сидит, болван, мучится неизвестностью и ждет, что будет.
Воспользоваться, что ли, фильтром ненужных мыслей?
Шар холодного огня раскрылся, предлагая аксессуары. Ну нет! Обойдусь как-нибудь своими силами.
Ждать пришлось довольно долго. Настька измусолила половину батончика и потребовала:
– Папа, водя.
Из другого кармана парашютного ранца я достал плоскую фляжку с подкисленной водой.
– На. Много не пей, еще пригодится.
Разумеется, дочь не обратила на предостережение никакого внимания – пришлось отобрать воду.
Настька захныкала. Я подчеркнуто не обратил внимания. Пройдет. Даунам не свойственна истерия. Ох, Настенька… «Тесетлусей»…
Что-то громко хрустнуло подо мною. Сорвав дочь с колен, я вскочил. Нарост, на котором я сидел, лопнул сразу в нескольких местах, из трещин вытекало что-то похожее на гной. Пол сотрясся дрожью. Небольшая ровная площадка под нами медленно-медленно проседала, с мучительным напряжением пытаясь стать дном круглой ямы. Уродливые наросты по ее краям корежило и сминало, кора на них глухо лопались,
– Алексей! Что происходит?
Я откашлялся прямо в микрофон.
– Как обычно. Он пытается' поглотить нас. Но у него плохо получается.
Ох, как я желал, чтобы не получилось!.. Но чувствовал: получится. В этой гадине еще много сил, она устроит нам карусель по залам и пещерам ради полноценной эмоциональной жизни! Можно только уповать на то, что не начнет с колодца Великой Скорби…
Яма натужно углублялась у нас под ногами. Мы опускались вниз, словно в медленном грузовом лифте. Потрескавшиеся края начали заворачиваться у нас над головой.
Ну давай, не тяни. Раз уж решил – глотай! Жри, сволочь! Все равно у нас нет другого выхода. Даже если Максютов разочаруется в своей отмычке, вовсе не факт, что то же самое сделает Первый Шеф.
Края ямы медленно сомкнулись – Каверна. Сверху на мое плечо упал комок липкой слизи, я брезгливо стряхнул его. Пискнула Настька. Стенки каверны сжимались как бы через силу, но неотвратимо. Сейчас нас облепит эта дрянь…
Бр-р… Облепила. Нечем дышать. Ну?!
Язык отсох?
«Полное опознание. Ты дома».
Вот как. Значит, сработало – благодаря связке Монстр принял меня и дочь за одно существо, правда, с двумя мозгами, вроде как у диплодока. Не равноценными. Полностью адекватен только один мозг, однако ради него можно потерпеть и второй, сомнительный.
Пещера Нирваны. Она изменилась, но я сразу узнал ее. Тот же овальный в плане зал, даже увеличившийся… вот только стены покрыты уже знакомыми болячками и потолок провис.
Не лучшее место, но и не худшее. Все-таки не колодец Великой Скорби, что само по себе уже хорошо, хотя для начала я предпочел бы грот Отдыха. Там как-то спокойнее, и никто не заставит тебя выть от счастья.
Бегом отсюда! В ближайший коридор – кстати, их теперь четыре, а не два. Можно успеть унести ноги – водопад тихого счастья обрушивается не сразу…
– Ы-ы… – промычала Настька, опускаясь на пол.
Вот как. Выходит на нее – сразу?..
Я подхватил дочь поперек туловища и поволок вон. Подбитый бок взорвался болью, но это было даже хорошо – дольше смогу сопротивляться сладкому дурману…' Проклятый шнур все-таки попал мне под ноги перед самым финишем рывка – я грохнулся, уронив Настьку, и въехал в коридор юзом. Можно было отдышаться. Я не рискнул возвращаться в пещеру Нирваны и подтянул к себе дочь за шнур.
– Сволочь, – сказал я Монстру.
Он не спорил.
Настька захлопала глазами – приходила в себя.
– Папка…
– Сейчас дам няняку, мое солнышко, сейчас…
– Неть. – Она глядела мимо меня. – Мотри – Ниф-Ниф.
Сперва я не понял. Потом проследил за ее взглядом и заморгал. Из стены зала выходила толстая и длинная, как воздушный шар-колбаса, розовая свинья с отвисшими сосцами и ушами вроде лопухов. Влажный пятачок шевелился. Высунувшись до крестца, свинья покрутила башкой туда-сюда, удовлетворенно хрюкнула и, отпочковавшись от стены, показалась целиком. По моему, в ней было килограммов триста. Следом, заставив меня нервно икнуть, потянулись поросята.
