двери.
– Багаж уложи, сказано тебе. Поезд отходит через два часа.
«Вот те на, – подумал Нил. – Какой поезд? Куда?»
Он осторожно нажал на тяжелую дверь, и та слегка приотворилась без скрипа. Образовалась очень удобная щель, к которой тотчас приник любознательный Нилов глаз.
Барин стоял посреди вестибюля, тросточкой постукивая себя по лаковой туфле, и вид имел насмешливый. Еропка же, протестуя всей душой, был многословен, суетился, подсигивал на месте и для пущей убедительности всплескивал руками:
– Воля ваша, барин, а только как бы хуже не вышло. Давеча, как по Маросейке ехали, кот черный дорогу перебежал. Чего, спрашивается, ему, паскуде, на заборе не сиделось? Так ведь нет – прыг и шасть наперерез! Если бы он по своим надобностям куда бежал, так, может, и обошлось бы, а раз нарочно – пиши пропало. Примета верная. Не надо нам никуда ехать, барин.
– Вы так полагаете, сударь? – иронически ответствовал граф.
И слуга поник. А Нил справедливо заподозрил, что подчеркнутая вежливость барина не сулит слуге ничего хорошего, и тот великолепно это знает.
Тут граф, сколь ни узка была дверная щель, заметил Нила и поманил пальцем. Таиться дальше не имело смысла.
Нил вышел.
– Лодырь, – осудил граф Еропку, с отвращением взирая на гимназический наряд второго срока носки.
Нил сжался, как будто сам был виноват. Но граф больше не интересовался его костюмом и перешел непосредственно к персоне:
– Обещал я пристроить тебя в хорошее место и слово сдержу. Однако дела оборачиваются так, что придется тебе немного подождать. Поедешь со мной. Вопросы есть?
У Нила был вопрос, но задал он его не барину, а Еропке, когда барин удалился к себе в кабинет, а слуга вручил Нилу одежную щетку, велев вычистить дорожный сюртук его сиятельства.
– Дядя, а дядя… Едем-то мы куда?
– Куда, куда… – Еропка пребывал в большом неудовольствии. – На кудыкину гору. В Санкт-Петербург, вот куда.
– Эва! А зачем?
– Служба, вот зачем.
– Царева служба? – для чего-то понизив голос, спросил Нил.
– Ну а какая же… Э! Кто ж так чистит! Сюда гляди, вот как надо! Эх ты! Сразу видать, что с Енисея…
Нил старательно работал. После сюртука пришлось вычистить мундир и навести глянец на графскую обувь – две пары.
Только после этого Нил вновь обратился к Еропке, укладывающему в два больших чемодана сорочки, кальсоны, носки, носовые платки, мягкие домашние туфли и многое прочее.
– Дядя, а дядя…
– Чего тебе еще?
– Ведь я барину нисколечко не нужен, да?
– С чего ты это взял?
– Это он спор проиграл, вот и старается. А сам даже не спросил меня ни о чем, не то что вы.
– Цыц! – Слуга выкатил на Нила страшные глаза. – Чего не знаешь, о том не болтай. Делать его сиятельству нечего, кроме как тебя выспрашивать! Он человека насквозь видит, понятно?
Нил поежился, хотя понятно ему, по правде говоря, не было. А может, слуга уже успел доложить барину то, что сумел выспросить? А когда успел?
Нет, ничего тут сразу не понять…
Однако кормят от пуза – раз. Одежду дали – два. Не бьют – три. Это уже сейчас. И кое-что обещано на потом. Ну разве не свезло?
А значит, надо быть полным олухом, чтобы думать о том, как сбежать.
«Остаюсь», – решил Нил, чувствуя все же некоторую тревогу.
Глава вторая,
в которой граф Лопухин удостаивается высочайшей беседы, Еропка вновь приходит в ужас, Нил помогает строить гидроэлектростанцию, а полковник Розен поет дифирамбы ручным гранатам
Мощный, новейшей конструкции, паровоз «Змей-Горыныч» лихо свистнул, отгоняя зевак от края дебаркадера, запищал тормозами, окутался паром и зашипел, как настоящий змей. Не доехав ровно одной сажени до земляной насыпи, венчающей конец пути, он замер. Звонко ударил колокол, возвещая о точном – минута в минуту – прибытии «Красной Стрелы» на Николаевский вокзал.
И сейчас из распахнувшихся дверей вагонов мимо кланяющихся в ненапрасной надежде на чаевые вагонных служителей повалили пассажиры, смешавшись с пестрой толпой встречающих. Мелькнули бляхи носильщиков, послышались зазывные крики: «А вот кому вещи поднести? Без обмана и утруски! Не зевай, торопись, недорого!» По преимуществу бляхи стремились к вагонам первого класса, но не обходили вниманием и второй, а что до третьего, то его в «Красной Стреле» отродясь не водилось.
В вагоне произошло оживление. Мимо открытой двери купе Лопухина прошествовало семейство: пожилой толстый господин в летнем пальто и котелке, пыхтящий под тяжестью двух чемоданов и одновременно сражающийся с гигантской шляпной коробкой, его пышнотелая супруга в платье с преогромным турнюром и две дочки-близняшки с одинаковыми болонками на руках.
– Ну-ка, – шепнул Еропке граф, – скажи, кто таков.
– Вон тот толстый господин?
– Полный, а не толстый. Сколько тебя учить. Еще лучше – представительный. В крайнем случае – дородный.
– Ну-у, барин… По-моему, он толстый, а никакой не представительный.
– Не пытайся выиграть время, отвечай. Итак, этот господин…
– Банковский служащий, – последовал немедленный ответ.
– Какого ранга?
– Высшего.
– Директор банка?
– Нет. Разве что банк совсем никудышный. Ничего себе шишка, но не директор.
– Так, – сказал Лопухин. – А почему, скажем, не… м-м… помещик, едущий в Петербург пристраивать дочерей в Смольный?
– В мае месяце? Шутите, барин. И на помещика-то он вовсе не похож…
– А на банковского служащего, выходит, похож?
– Точно. Вылитый. А что, не так?
– Этого полного господина, – наставительно произнес Лопухин, – зовут Аполлон Фаддеевич Шейкин, он служит главным инженером у Путилова. Проходил свидетелем по делу о мраксистских кружках. Пятьдесят один год, награжден Станиславом третьей степени, женат первым браком, трое детей, старший сын служит подпоручиком в Павловском полку. Вся семья страдает грудной жабой и регулярно лечится на водах, откуда, надо полагать, и возвращается в столицу. Вот тебе и банковский служащий.
– Ну-у, барин, это нечестно! У вас небось картотека, а у меня что?
– Картотека прежде всего должна быть вот здесь. – Граф легонько постучал себя пальцем по лбу.
– Куражьтесь, барин, воля ваша…
За астматичным семейством явился Нил. Не решаясь войти в купе, мялся в проходе, пока не был ушиблен чей-то кладью. Не дожидаясь указания барина, Еропка втащил мальчишку в купе.
– Сиди тут. Вещи где?
– Там, – указал рукой Нил в сторону соседнего купе. – Лежат.
– «Там»! Кому было сказано не отходить от вещей! Думаешь, воры только в Сибири водятся? Балда! На минуту тебя оставить нельзя!
– А вы сами?
