нужен. А ну, где вы там, умники, падлы, плеши, козлы вонючие! Получите свою разрывную в брюхо – один уже получил, и вы никуда не денетесь...
Жилые ярусы остались над головой. В машинном зале энергоподстанции искрили и выли генераторы, воняло маслом и горелой пылью. На кожухе трансформатора лежал убитый. Менигон, хакнув, с разбегу высадил аварийную дверь, и сразу в машинный зал ворвались звуки боя – стреляли, вопили и дрались врукопашную где-то совсем уже рядом. Перед глазами замелькали какие-то узкие ходы, неожиданные повороты, лазы с протянутыми вдоль них толстыми кабелями, потолочные люки над настенными лестницами из скоб. Лабиринт. Шабан здесь никогда не был, но Менигон ориентировался и вел уверенно. Звуки боя то приближались, то удалялись, потом стали затихать. Поворот. Еще поворот, еще... И еще. Теперь в люк... Один раз в широком и непомерно длинном коридоре без дверей их обстреляли откуда-то издалека, и Менигон ответил. В другой раз выскочили на каких-то вооруженных людей в гражданском, прямо на наставленные стволы, и Менигон, упреждая, заорал: «Свои! Свои!» Стволы опустились.
– А, Винсент! – сказал Ева Панчев. Он был всклокочен и дышал с хрипом. Комбинезон на нем был разорван до пупа и сползал с плеч, на волосатой груди запекся колтун крови и грязи. Поверх колтуна болтался на ремне короткий автомат. – Долго тебя носило. А это кто с тобой? Искандер, ты? Молодец, что пришел, мы тебя ждали... Серж, будь другом, узнай, как там со связью...
– Зацепило? – спросил Менигон.
– Ерунда, – отмахнулся Ева. – Своим же осколком по касательной. Бардак, как обычно. Пока что мы их выбили, сейчас непременно опять полезут. Гупту убили, ты знаешь?
– Ну? А Тосихидэ?
– Тосихидэ держит воздуходувку. Слышишь?
– Слышу. У тебя гранато-пули к карабину есть?
– Найдем. Что там наверху?
– По-прежнему. Нужно десять человек.
Ева выругался.
– Блокируют – поздно будет, – предупредил Менигон.
– Сам знаю! А может, двадцать им?!.. Нету у меня десяти человек, нету. Не дам!
Менигон пожал плечами. «Сказал бы мне кто вчера, кого придется защищать, – мрачно начал Ева, – я бы тому...» Где-то опять грохнуло, дрогнули стены. Издалека долетело отчаянное: «А-а-аа-а...» и грохнуло еще раз. Несколько человек, молча переглянувшись, побежали на звук. Гулко загремели выстрелы. Ева Панчев вдруг страшно засопел, ощерился и кинулся вслед за каким-то прошмыгнувшим мимо человеком в светлом кителе инженера: «Стой! Стой, говорю!..» Заорали оба. Ева прижал инженера к стене. – «Ты где должен быть?! Ты мне связь дал? Связь ты мне дал, я спрашиваю!..» – Инженер вырывался. – «Ку-уда-а?! Почему нет связи? А ну, отдай!..» – Инженер кричал что-то про поврежденный фидер и не отдавал пистолет. – «Назад! Сдохнуть еще успеешь. Марш обратно!» – «Куда? Антенны нам отрубили... Фейсал там. И Брусницин...» – «И ты – марш! – орал Ева. – Связь мне давай, сволочь, понял? Связь!!..»
– С Базой? – спросил Шабан. Ева безобразно ругался, выкручивая пистолет из инженерских рук. Стрельба приближалась.
– С Базой связь есть, – сказал Менигон. – Армия не поможет.
– Почему? – тупо спросил Шабан.
– Потому что не поможет, – объяснил Менигон. – А если и поможет, то не нам. Сейчас ребята пробуют включиться в оповестительную сеть, обратиться напрямую к солдатам, но, боюсь, толку не будет. Там каждый второй – грибник. Связь нужна спутниковая, с Хинаго и Межзоной. Кто услышит. Пока мы держим системы – куб наш.
– У нас есть шанс? – спросил Шабан.
– Нет.
– Их же всего сотня...
– Кого сотня? – спросил Менигон.
– Охранников.
– А-а... – равнодушно протянул Менигон. – Вот ты о чем... Так ты, дружок, просто не в курсе. Какие там охранники... Это грибники, без них Живоглот разве бы посмел... У них в паханах Редла-Штуцер, ты его знаешь?
Шабан промолчал. Бой приближался, и нужно было идти туда, где дерутся. Штуцер... Грибники. Вот, значит, как...
– Говорил тебе, дураку: напросись в разведку, – сказал Менигон. – Ну что тебе стоило?
Не торопиться. И не зевать. Поймать в прицел очередную фигуру, как вездеход каких-нибудь гончих. Плавно надавить на спусковой крючок, и фигуры не станет. С гончими проще: можно не думать о том, что в вездеходе люди. И здесь нужно не думать. Держать их на расстоянии, это самое главное.
Они лежали за хилым завалом из стульев и выломанных дверей и ждали новой атаки. Сначала их было четверо, кроме Менигона и Шабана этот коридор держали еще двое: Гугнивый Мартин, тоже разведчик, и какой-то пожилой незнакомый механик в промасленном комбинезоне и с нервным тиком на пол-лица. Первую атаку отбили шутя: на технических ярусах никто не рисковал пользоваться лучевым оружием, зато гранато-пули вымели коридор начисто. С полдесятка охранников и боевиков Редлы-Штуцера лопнули и разлетелись дымящимися клочьями. Потом что-то крепко рвануло перед самым завалом и механика убило, а Менигону оцарапало голову, и снова поперли, полезли орущие потные рожи в надвинутых на глаза беретах, молчаливые боевики с короткими автоматами наперевес, нанюхавшиеся грибного порошка до полного бесстрашия и желающие только одного: добраться и разорвать; и снова пули крошили завал. Отбили с трудом, а еще через минуту прибежал трясущийся парнишка с вестью о том, что с той стороны наседают, сил нет, связь по-прежнему не работает, ребята отходят, нельзя ли хотя бы двух человек? Ну хоть одного... И Гугнивый Мартин пошел с парнишкой, а Менигон молча оттащил тело механика к стене, чтобы не мешало. А потом два человека долго лежали за завалом и ждали, когда на них полезут снова, но никто почему-то не лез, прошло уже минут двадцать, но никто не пытался еще раз атаковать с этой стороны, и Шабан думал о том, что звуки боя позади становятся все громче, и как бы не ударили в спину, зато сверху, с правительственного яруса уже давно не слышно никаких звуков боя, хотя поначалу они отчетливо доносились через вентиляционную шахту – вот она, решетка, такая же, как та, на которой маленькая девочка ловила коричневых тварей. Жуки, жуки...
– Ты о чем думаешь? – спросил Шабан.
Менигон не ответил, и Шабан, подождав немного, снова прилип к своей амбразуре и стал смотреть. Противник не показывался. На полдороге к ближайшему боковому лазу покореженные стенные плиты были забрызганы неприятными кляксами и лежала чья-то нога без туловища. Еще одно тело боевика, почти целое, скорчилось перед самым завалом.
Смотреть не хотелось, было тошно. Случившееся отказывалось укладываться в голове. Живоглот – понятно, но грибники?!.. Почти что своя, домашняя, во многом еще неопытная мафийка – кто не знал о том, что она существует? Кто не нюхал порошка? Каждый знал, каждый видел: люди как люди, ты им хорошо – и они к тебе со всем уважением, а что боевики у них, так это специфика такая, нужно только знать простые правила, и не будет никаких неприятностей. Плати аккуратно за порошок, плати разовые взносы, не задавай вопросов – вся наука.
Совсем, видно, плохи наши дела, если мафия берет формальную власть, подумал Шабан. Не хочет, наверное, а берет – деваться ей некуда, не допускать же страну до развала... Мафия подзаконна. Перестав ею быть, она перестанет быть мафией и станет высшей государственной властью, а на ее место неизбежно придут другие. Рано или поздно – придут, и Штуцер не дурак, чтобы этого не понимать, иначе не гасил бы так долго порывы Живоглота. Но кто-то же должен быть виноват в том, что нет другой силы, кроме той, что у Штуцера, способной заменить этот Совет, похожий на собрание окаменелостей, ведь нас же убивают, господи, кто-то же должен быть в этом виноват...
– Ты как думаешь, Винс: если еще раз полезут – отобьемся?
Менигон, морщась, щупал ссадину на голове, смотрел на ладонь и вытирал ее о комбинезон.
– Каждая деталь имеет свою наработку на отказ, – сказал он непонятно. – Это надо знать. С виду