же удалился, так что евнух наверняка не успел его разглядеть. А вот Бьорн хорошо помнил Аль-Амина еще по тому разу, когда мальчишкой побывал в Миклагарде. С тех пор слуга араба мало изменился. Бьорн опустил глаза. Покрытые коростой грязи лохмотья, похудевший фунтов на сорок… Он поднес скованные руки к своей клочковатой бороде и усам, скрывавшим его лицо. Неудивительно, что Аль-Амин его не узнал – он сам едва узнавал себя.
Женщина! Ведь высунувшаяся из-под чадры рука была бледной. Он снова внимательно посмотрел на нее, пытаясь разглядеть лицо сквозь чадру. По сравнению с жительницами Миклагарда она была очень высокой. Это должна быть Рика. Ее одежда была прошита серебряными нитями, золотые монеты окаймляли прорези для глаз. Жена богатого араба… Она может иметь все, что захочет. И теперь ей захотелось иметь ручного варяга.
– Поставь свой знак здесь, – плотоядно ухмыльнулся ему тюремщик. Он ткнул пальцем в линию на клочке пергамента, которым он менял одно рабство на другое – дама выплатила за тебя пеню, и теперь ты отработаешь эту сумму в качестве ее раба.
– Нет, – выпалил Бьорн. Тюремщик удивленно нахмурился, но Бьорн откашлялся и повторил отказ. Если Рика хочет обладать им, ей придется дорого за это заплатить. Появление в камере Доминика, спасло его рассудок. Он не может бросить друга в беде. – Я подпишу, только если она возьмет и моего товарища по камере.
Всю дорогу до дома араба Доминик не уставал восхвалять своего Бога в самых высокопарных выражениях. Когда они наконец дошли до места, он повернулся к Бьорну:
– Помнишь свое общение, сын мой?
– Какое? – Бьорн сейчас мог думать только об идущей впереди Рике. О Рике, чьи стройные лодыжки мелькали при ходьбе, завораживая его. О нежной и страстной Рике в его объятиях там, на острове у Аэфора.
– Бог освободил твое тело из темницы, как ты просил, – настаивал Доминик. – Помнится, ты обещал ему взамен свою душу.
– Мне привести их в порядок? – поинтересовался Аль-Амин.
Закутанная в чадру фигура кивнула и исчезла в сумраке дома. Взгляд Бьорна проводил ее. В его душе боролись желание и презрение. Она сделала выбор не в его пользу… Как она теперь могла рассчитывать на благодарность? На то, что он станет ей служить? Какая-то его часть была готова бросить вызов, в то время как другая была просто счастлива дышать с ней одним воздухом.
– Беда в том, Доминик, – откликнулся он, – что моя душа уже давно мне не принадлежит.
Рика была потрясена видом Бьорна. Он стал таким худым и бледным. Но когда его глаза мятежно сверкнули и он потребовал, чтобы она еще освободила его сокамерника, Рика поняла, что дух Бьорна не сломлен. Горячая баня, качественная еда, немного солнца, и вскоре он вновь станет самим собой.
И если ему придется переживать из-за того, что он стал ее рабом, она не заставит его страдать и удовлетворит чувство справедливости. В конце концов, напомнила она себе, он же без раздумий сделал ее рабыней.
Когда Рика вернулась в свои комнаты, Хельга собиралась ложиться спать. Старушка постоянно суетилась вокруг Рики, обихаживая ее, но в последнее время быстро уставала. Преклонные годы сказывались на ее здоровье, так что Рика не стала ее будоражить.
Раздеваясь, она вдруг почувствовала некоторую тревогу. Очевидно, Бьорн сильно настрадался. Мысль о том, что его могут подвергнуть новым унижениям, беспокоила ее. С другой стороны, разве она не страдала, когда он застал ее над телом Магнуса? Но ему было безразлично.
Но это было до того, как они полюбили друг друга, до того, как поняли, что живут разрозненно и только вместе обретают единство, что жаждут целостности, которую могут дать друг другу.
Нет, ей нужно перестать об этом думать. Она велит Аль-Амину освободить его, и на этом все закончится. Рика решительно двинулась по винтовой лестнице на нижний этаж.
Из помещения около конюшни раздался громкий рев. При этом непривычном звуке породистые арабские скакуны задергались в стойлах и стали бить копытами. Рика ускорила шаг.
Она увидела Тарика, евнуха Султаны. Он вышел из комнаты, смеясь и отряхивая пыль с ладоней. Рев перешел в крик, но более слабый и невнятный.
– Что там происходит? – резко спросила она.
– Только то, что вы приказали. – Тарик склонил перед ней голову. Но чуть-чуть, просто чтобы не выглядеть дерзким. На лице его и груди была некоторая растительность, как у оскопленного во взрослом возрасте. – Ваших новых рабов готовят к службе у вас.
– Но почему такой крик?
Тарик ухмыльнулся.
– Большой раб возражал. Но мы сумели, правда, с трудом, привязать его к столу. Не тревожьтесь, это пройдет. Неразумные страсти улягутся, и он станет покорным, как вол. Привыкнет быть скопцом.
Рика подхватила юбку и побежала так, что заболели колени и прижатые к бокам локти.
– Не бойтесь! – крикнул ей вслед Тарик. – Аль-Амин ловко управляется с ножом. Они редко умирают от этого.
Рика ворвалась в комнату:
– Стойте! Прекратите!
Сокамерник Бьорна скорчился в углу, закрыл глаза и что-то шептал, но Бьорн, полностью обнаженный, лежал распростертым на длинном столе посреди комнаты. Голова его скатилась набок, глаза остекленели. В мочке одного уха у него уже торчало шило, с помощью которого сделали отверстие под кольцо. Оно означало его принадлежность ей. Кровь стекала по щеке. Аль-Амин стоял над ним с ножом в руке.
– Что ты делаешь? – вскричала она, кидаясь к Бьорну.
Тонкий шнур с узлом крепко обвивал его мошонку. Рика судорожно стала его развязывать и только безнадежно запутала.
– Готовлю его к службе у вас, – спокойно объяснил Аль-Амин. – Если вы снимете шнур, он истечет кровью прежде, чем я успею прижечь рану.
– Нет, ты ничего ему не отрежешь, – пролепетала Рика. – Отдай мне это. – Она выхватила у евнуха нож и осторожно, чтобы не поранить Бьорна, подвела его острие под шнур.
– Не огорчайтесь, госпожа. Он почти не почувствует боли, – уверял ее Аль-Амин. – Я всегда, чтобы заглушить боль, даю мужчинам, которых обрабатываю, маковый сок.
Это объясняло вялость Бьорна и стекавшую из его рта слюну. Она перерезала шнур и, нежно приложив руку к его мошонке, с облегчением почувствовала в ней биение крови.
– Госпожа, это неприлично, – произнес Аль-Амин, укоризненно поджав губы.
– Не смей учить меня приличиям. – Оглядев комнату, Рика заметила ворох кисеи и поспешила накрыть ею Бьорна. – Я такого не приказывала.
– Но, госпожа моя, эти люди не могут вам прислуживать, если останутся… целыми, – настаивал Аль-Амин. – Это покроет позором голову моего хозяина.
– Я всегда подозревала, что ты не предан мне всем сердцем, а теперь услышала правду из твоих собственных уст, – сказала Рика. – Ты по-прежнему в первую очередь служишь Абдул-Азизу.
– Нет, госпожа, – промолвил он. – Каждый мой вздох принадлежит вам. Но я прожил в этом доме больше половины жизни. Старые привычки так просто не отбросишь.
Рика почувствовала, как смягчилось выражение ее лица.
– Я понимаю, Аль-Амин, и твоя верность делает тебе честь. Ты просил меня верить тебе, а я прошу тебя поверить мне.
– Но этот мужчина.
– Я обязана хранить верность этому человеку, – объяснила Рика. – Видишь ли, я его знаю. Тебе будет трудно в это поверить, но когда-то я была его рабыней.
– Госпожа! – потрясенно вытаращил глаза евнух. – Если он был когда-то вашим хозяином, он не может служить вам. Он наверняка попытается вас изнасиловать, если оставить его неоскопленным.
– Он никогда не насиловал меня, когда я была его рабыней, – не моргнув глазом заявила Рика. – Он не станет этого делать и теперь. Аль-Амин, я пытаюсь понять ваши обычаи. Я ношу ту одежду, которую хочет видеть на мне Абдул-Азиз. С имамом я изучаю Коран, хотя, по правде говоря, мне кажется, что его больше заботит, не оскверняет ли его мое пребывание рядом с ним во время моих месячных, а не мое обучение. Я пытаюсь принять ваши обычаи, но они не для меня. И никогда моими не станут.
Глаза Аль-Амина затуманились, и Рика подумала, что, наверное, он пожалел о том, что не нашлось в свое время кого-то, кто помешал бы его оскопить. Кого-то, кто положил бы руку на его гениталии и сказал: «Нет, не надо. Не трогайте этого мальчика». Аль-Амин был предан дому Аб-дул-Азиза, но иногда задумывался о том, что неплохо было бы иметь собственный дом. Собственную женщину… детей…
Но уже через минуту взгляд Аль-Амина прояснился. Он посмотрел на маленького священника, все еще стоявшего на коленях в углу, и деловито спросил:
– Полагаю, что если вы не собирались его покупать, то он сможет служить вам в конюшне?
– Ладно, – согласилась Рика и вернула нож Аль- Амину.
– Хорошо, тогда его можно не трогать. Но если этот будет служить в ваших покоях, тогда хотя бы надо сделать вид, что произошли изменения.
– Понимаю, – согласилась она. – Что ты предлагаешь?
– Все должны видеть, как он ходит ко мне, как к врачу, лечить рану в области паха, – сказал Аль-Амин. – Для этого будет достаточно ожога. Я прижгу его здесь. – Евнух провел пальцем по внутренней поверхности бедра Бьорна. – Да, этого будет достаточно. – И он отвернулся, чтобы раскалить лезвие ножа.
У Рики все внутри сжалось при мысли о боли, которую испытает при этой процедуре Бьорн. Она могла бы просто отпустить его, освободить, чтобы он через несколько недель отправился на север вместе с Орнольфом. Но ее жадное сердце не хотело с ним расставаться. Она уже один раз его потеряла. Второй раз ей этого не пережить. Пусть работает на конюшне рядом со своим приятелем, который ему так дорог. Но тогда она не сможет с ним даже поговорить… и это будет
