Бет стукнула его книжкой по голове.
— Чудовище! Профессор, который вот уже полгода мечтает снять с меня трусики, хотел зайти сегодня вечером, а я его отфутболила, предчувствуя, что ты позвонишь.
— Подумать только, профессор! Какая честь! Ты собираешься трахаться с ним из карьерных соображений?
— Я могла бы. Кое-кто так и поступает и кое-чего добивается. Но я рада, что у меня есть ты.
Возвращаясь домой, Паз испытывал привычное разочарование и неприятные последствия чисто физического удовлетворения. Связь с Моргенсен явно приближалась к завершению. Когда начинались разговоры о других, более подходящих мужчинах, а уровень страсти сводился к одному или двум кратковременным пароксизмам, как это было сегодня, ему становилось ясно, что прощальный поцелуй близок. Моргенсен заполучит своего профессора или кого-то вроде, а он найдет ей замену в лице очередной белокурой белой леди, и так далее и тому подобное, пока он не превратится в толстого шестидесятилетнего копа с морщинистой, как у черепахи, кожей. Паз слышал, что на свете есть любовь, и даже верил в ее существование, как верил, к примеру, в то, что есть на свете Монголия, о которой он тоже слышал. Однако верить — одно дело, а отправиться в путешествие в ту же Монголию — совсем другое. Если молоко свободно продается, зачем покупать корову? Паз говорил это самому себе и другим, в том числе и женщинам. То же самое он сказал и теперь, сидя в машине, дожидаясь, когда загорится зеленый свет, и потягивая сигару.
Что-то было не так, что-то его беспокоило, но он не мог уловить, в чем суть; это было похоже на забытый номер телефона или оставленные дома документы: нечто отсутствующее, ощутимое, но о чем никак не вспомнить. Вроде бы все у него хорошо, твердил он себе, интересная и увлекательная повседневная работа, он обеспечен, чего еще может желать мужчина? Тут ему в голову вдруг полезли мысли о мистере Югансе, об убитой женщине, о девчушке, с которой Юганс спал, о Барлоу и его презрении к Югансу… Джимми разделял отношение Барлоу. Сам он не соблазнял несовершеннолетних. Только взрослых девиц, а это значительная разница. Или нет? Разумеется да. Обе стороны довольны, все обоюдно. Как у него с матерью… В открытые окна машины втягивало плотный, чуть прохладный воздух ночного Майами. Джимми теперь размышлял о том, не переменить ли ему образ жизни, в голове промелькнуло слово «остепениться». Вот-вот, выбрать какую-нибудь девушку и остепениться. Можно и по-другому. Влюбиться. Переехать из холостяцкой квартиры. Бросить ресторан. Обзавестись ранчо в Кендалле. Дом с тремя спальнями. Бассейн и барбекю. Дети. Обзавестись друзьями. Пригласить к себе Барлоу.
Но это не имело вкуса. Как вода. Как меренга без сахара. Он стал бы тогда совсем другим человеком. Он мог бы им стать, но не по своей воле. Он не знал к этому пути.
Наутро Паз первым делом позвонил доктору Марии Саласар. Автоответчик сообщил ему, сначала на английском, а потом на чистом и изысканном испанском языке, что доктор Саласар находится за границей и вернется не раньше чем через три недели. Джимми грязно выругался на испанском, а потом набрал номер доктора Лидии Эрреры. Секретарь сообщила, что доктор Эррера занята, сегодня утром у нее нет окна в расписании. Паз прибегнул к нажиму, нарушив правило Барлоу. Пригрозил, если доктор Эррера откажется принять его, ему придется вызвать ее в Полицейское управление и подвергнуть допросу по делу об убийстве, а это в значительно большей степени нарушит ее расписание, не так ли? Последовало недолгое молчание, затем секретарша вернулась к телефону и сухо назначила Пазу время встречи. Паз облачился в светло-коричневый костюм, зашел в кафе на Калье-Очо и позавтракал cafe con leche[44] и двумя фруктовыми кубинскими пирожными. Он ел и читал репортаж Дорис Тейлор, занимавший подвал на первой полосе «Геральда». Дорис не жалела кровавых подробностей, и Джимми понял, что она побывала у патологоанатома. Джимми узнал также, что «полиция не отрицает возможности ритуального убийства». Могло быть хуже, зато теперь высокое начальство проявит больше интереса к делу, чем следовало ожидать. Джимми вырвал заметку из газетного листа и прямиком покатил в университет.
Доктор Лидия Эррера на сей раз была в ансамбле цвета манго. Нахмурилась она так, что брови сошлись на переносице и напоминали чайку, нарисованную ребенком. Покровительственная улыбка отсутствовала. Доктор Эррера стояла в дверях своего маленького офиса, полная откровенного негодования.
— Это причиняет мне неудобство, детектив, — заявила она. — И я категорически против того, чтобы мне угрожали.
— Убийства часто причиняют неудобства, доктор, — холодно возразил Паз. — Но граждане обязаны помогать полиции в расследовании. И чем скорее мы начнем…
Эррера величественно проследовала в кабинет и села за письменный стол. Паз положил перед ней копию токсикологического анализа.
— Это перечень химических веществ, идентифицированных в тканях жертвы. Если возможно, мы просили бы вас сообщить, из каких растений извлечены эти вещества.
Она схватила листок и снова нахмурилась. Паз наблюдал за тем, как меняется выражение ее лица — от раздраженного к изумленному. Она повернула стул и сняла с полки справочник, начала листать его, просматривая многие столбцы, некоторые прочитывая полностью. Покачала головой и что-то пробормотала.
— Вы в затруднении?
Она посмотрела на него — отнюдь не враждебно.
— Это примечательно. Необыкновенно.
— Так вам известно, из какого растения извлечены эти вещества?
— Растения? Господи, да здесь целая фармакопея. Гармалины растительного происхождения вызывают психические расстройства. Моноамины оксидазы — невероятно сильные ингибиторы, замедляющие двигательные реакции, их используют шаманы в тропиках, как в Новом, так и в Старом Свете. В Новом Свете их извлекают из виноградной лозы Banisteriopsis и называют айяхуаска, а в Африке — из растения Leptactinia densiflora. Так, что тут у нас еще, сейчас посмотрю. Список индолов. Это типичные загрязненные вещества, извлеченные из препаратов лептактинии, которую я вам назвала ранее на латыни. Йохимбин добывают из Alchornea floribunda. Ибогаин — сильнейший психоделический стимулятор, как говорят, африканский кокаин, растение называется Tabernanthe iboga. Вещество опьяняющее и вызывающее сексуальное возбуждение, то есть афродизиак. Уабаин используют в Африке для изготовления отравленных стрел, извлекают его из строфанта, есть такое растение. Это сердечный гликозид.
— Яд?
— Да, причем сильнейший. Не пойму, к чему он здесь. Женщина была отравлена? Я читала статью в газете сегодня утром. Подумала, что имело место извлечение внутренностей.
Паз решил выдать чуточку информации.
— Явно, что женщина умерла до того, как истекла кровью. Сердце ее остановилось. Мог ли это вызвать уабаин?
— Без сомнения. В Африке этим ядом убивают слонов. — Лидия указала на список. — Я же говорила, что это примечательно. Коктейль из многих веществ. Не представляю, к какому результату могла привести подобная комбинация.
— Предположим, он хотел ввести ее в бессознательное состояние, чтобы проделать свою операцию.
— Не знаю. — Она указала пальцем на многосложное название. — Вот это, например, фенантрен.
— А что такое фенантрен?
Паз уже достал свою записную книжку и что-то в ней нацарапал.
— Наркотик. Морфин и кодеин относятся к фенантренам. Я должна проверить, но полагаю, что вот этот извлекают из Fagara zanthoxyloides, широко распространенного в Западной Африке наркотического растения.
— Из-за него жертва потеряла сознание.
— При нормальной дозе — да. Но зачем здесь еще и вот это вещество? Оно и ему подобные
