— Тетя Джинни, это я. Послушай, у нас несчастье. Тебе нужно поехать в госпиталь Милосердия и присмотреть за мамой.
— О господи! Боже мой, что случилось?
— Мы точно не знаем. Какой-то несчастный случай, возможно взрыв. Здесь полиция, и мне нужно остаться и ответить на вопросы. Мама на самом деле не пострадала, но она лишилась чувств. Можешь ты туда подъехать? Я не хочу, чтобы она была одна, когда придет в себя. И не могла бы ты связаться с доктором Рейнальдо?
— Где твой отец, Виктория?
Этого вопроса следовало ожидать.
— Он… э-э… он убит, так что… пожалуйста, тетя Джинни, если ты начнешь плакать, я растеряюсь, а я сейчас не могу себе этого позволить. Я поговорю с тобой позднее и расскажу все. Но не могла бы ты просто… поехать?
На том конце линии последовала пауза.
— Хорошо, ладно. Господи, боже мой! Погоди, дай прийти в себя. Все, еду. Ты уже позвонила Джонни?
— Сейчас позвоню, он следующий в моем списке. Спасибо, тетя, никогда этого не забуду. Я позвоню тебе попозже.
Она положила трубку и набрала номер в Нью-Йорке. После четырех гудков Виктория услышала музыку и беззаботный, приятный голос, напевающий куплет из песенки хип-хоп, которую она не узнала. Куплет оборвался, и тот же голос произнес:
— Вы почти застали Джонни Кальдерона. Я не могу подойти к телефону сейчас, но оставьте сообщение, и я вам перезвоню.
Она повесила трубку и позвонила еще шесть раз. Наконец она услышала, как ее брат пробурчал:
— Что?
— Это Виктория, Джонни.
— Что случилось? — Его голос слегка дрогнул.
Она изложила ему краткую версию происшедшего, но сообщила главный факт. Он сказал, что прилетит первым рейсом, и на этом разговор закончился. Близки они не были.
Детективы из округа прибыли спустя несколько минут. Они показали ей свои удостоверения и назвались детективами Финнеганом и Рамиресом из полиции Метро-Дэйв. Она не поняла, ведь они находятся в Корал-Гэйблз, и Рамиресу пришлось объяснить, что полиция округа часто оказывает помощь копам пригородных районов, особенно в таких делах, как убийства.
— В Департаменте полиции Майами есть соответствующий отдел, мэм, но здесь, в Гэйблз, прибегают к нашим услугам.
Он сочувственно улыбнулся. Это был американец кубинского происхождения, среднего роста, лет сорока, в очках «авиатор», с густыми усами. Финнеган был гораздо выше и чуть постарше, с редеющими, сильно тронутыми сединой волосами и сдержанным и почтительным выражением лица профессионального гробовщика. Одеты они были просто, оба в дешевых синтетических слаксах и спортивных куртках, а рубашка Рамиреса была ужасающего ядовито-зеленого цвета. На обоих были безобразные черные башмаки на толстой подошве. Ни тот ни другой не походили на экранных копов, ведь те, даже в исполнении самых невзрачных актеров, всегда были окружены своего рода аурой значительности. Виктория, как и большинство людей, видевших детективов только на экране, даже испытала некое разочарование: уж больно эти ребята смахивали на заурядных почтовых клерков.
— Покажите нам, где находится тело, мисс Кальдерон, — попросил Финнеган.
Они поднялись на второй этаж. Виктория заметила, что лужица крови подсохла по краям и стянулась в маленькие студенистые островки. Детективы натянули резиновые перчатки, надели на туфли белые бахилы и вошли в кабинет. Вскоре к ним присоединились эксперты в белых комбинезонах.
Виктория ждала в своей комнате, лежа навзничь на кровати, и думала о том, что ей нужно сделать завтра. Посредине этих мыслей, составления списков и определения стратегии поведения ее сознание решило отключиться.
Резко проснувшись от стука в дверь, она увидела, что с порога на нее смотрит детектив Рамирес. Виктория моментально вскочила на ноги и, хотя ее качало из стороны в сторону, попыталась восстановить полную дееспособность и не подать виду, что это ей нелегко. А тут еще и щека болела, и не было возможности привести себя в порядок перед зеркалом. Она пожалела о том, что не приложила к месту удара лед, и тут же устыдилась этой мысли.
— Мы бы хотели с вами поговорить, — сказал детектив.
Они устроились в столовой на нижнем этаже, за длинным столом из красного дерева. Высокие напольные часы в углу показывали 4.45, а это значило, как ни трудно было в это поверить, что с тех пор, как пистолетный выстрел разбудил ее, прошло менее двух часов.
Похоже, в Голливуде ведение допроса отображали более правдоподобно, чем внешность детективов. Вопросы были очевидными, теми, каких и следовало ожидать, и Виктория ответила на них не уклоняясь, но и не стараясь раскрыть всю подноготную.
— Значит, этот охранник ударил вас? — спросил Финнеган, когда она описала события, последовавшие за выстрелом.
— Да. Но я от расстройства совершенно потеряла самообладание и набросилась на него. Я была в истерике, и он, возможно, решил, что оплеуха — лучший способ привести меня в чувство.
— Судя по вашему лицу, это была не просто пощечина, а чертовски сильный удар. Что они вообще за люди, эти охранники?
— Не имею представления. Тот, который ударил меня, был у них за главного, его звали Мартинес. Имена остальных мне неизвестны. Их нанял мой отец. Где, я не знаю. Это важно?
— Конечно! — сказал Финнеган. — По вашим словам, они унесли жертву с места преступления и, насколько мне известно, не сообщили ни о чем полиции. Нам обязательно нужно поговорить с этими ребятами. Полагаю, у вашего отца был заключен договор с охранной фирмой, он оплачивал их счета и все такое.
— Надо полагать, так оно и было, но этим занимался он, а я, как уже говорила, не в курсе дела.
— Хорошо. Что именно здесь произошло?
Виктория описала сцену со своей матерью, звонок по номеру 911, в «скорую помощь» и звонки родственникам.
Последовал классический вопрос, его задал Рамирес:
— Мисс Кальдерон, вы знаете кого-нибудь, кто мог бы желать зла вашему отцу?
— Почти все, кто знал его в то или иное время, включая меня. Он был не легким человеком. У него были конкуренты, которые, разумеется, могли быть им недовольны, но такого рода разногласия улаживаются с помощью адвокатов. Иногда это выливается в ругань по телефону или нечто в таком роде, но… Трудно представить себе бизнесмена, врывающегося в дом конкурента и кромсающего его топором.
— Вы думаете, убийца использовал топор? — спросил Финнеган. — Почему?
Она пожала плечами.
— Я не думаю, просто… хочу сказать, я не смогла взглянуть на его тело, то есть осмотреть его, настолько оно было истерзано. Тогда я вообще ни о чем не подумала, и слово «топор» появилось только сейчас в нашем разговоре. Но вот еще что — этот паренек, охранник, которого унесли его товарищи, его-то как раз я рассмотрела. Его лицо и шея были просто изорваны, истерзаны в клочья.
— Ну ладно, — сказал Финнеган, — но когда вам представится возможность подумать, вы могли бы составить список, скажем, «конкурентов», людей, у которых был зуб на вашего отца? Должно быть, что-то у него было на уме. Неспроста ведь он нанял охрану.
— О да, тому предшествовало хулиганство. Кто-то изрезал нашу входную дверь. И вдобавок оставил у нас на дорожке фекалии.
— Фекалии, — повторил за ней Финнеган, бросив взгляд на своего напарника. — Что за фекалии?
— Трудно сказать, детектив. Я не специалист по фекалиям. Мы очистили дорожку и заменили
