губернатор ничего не знает об оружии, любимая.
Она перевернулась, чтобы видеть его лицо.
– Я никогда не предам этот дом, Эрик, никогда!
– Но кто же тогда Принцесса? – спросил он прямо.
Она покачала головой, глядя в сторону.
– Я никогда не предам Камерон-Холл, – пообещала она.
– Молитесь, леди, чтобы так и было, – прошептал он, прижимая ее к себе теснее.
Она ничего не ответила, наслаждаясь теплом его тела, но этого было недостаточно. Аманда поежилась, ей было страшно. Он уехал, и его не было так долго. Дни складывались в недели, потом в месяцы.
– Ты дрожишь, – заметил он.
– От холода.
– Я ведь держу тебя.
– Но ты уедешь, – удрученно сказала Она.
Аманда не могла видеть в темноте его глаза. Он смотрел на нее и почти готов был сказать о всей глубине своих чувств. Он так сильно любил ее. Ее красоту, ее огонь. Ему так нравилось, как она отдавалась ему: так естественно, так покорно. Она предавалась любви со страстью, и глаза ее при этом были прекрасны. Но все же…
Они могли быть глазами обманщицы.
Она знала теперь очень многое. Она знала об оружии и боеприпасах, спрятанных в доках. Если она предаст их теперь…
Господи, пусть она не сделает этого, думал он с мукой.
Глава 14
Она не предала бы его! Господи, надо же было быть таким идиотом!
Так думал Эрик Камерон два месяца спустя, сидя в большой белой парусиновой палатке Вашингтона в Нью-Йорке и глядя на своего старого друга. Генерал только что закончил писать приказы о перебазировании корабля дальше к югу. Его старому другу и партнеру сэру Томасу, а сейчас полковнику сэру Томасу, удалось увести их корабль «Родная земля» из Бостона.
– Самое главное, – сказал ему Вашингтон, . – что конгресс дал разрешение на каперство. Любой урон, который ты сможешь нанести на море неприятелю, будет только приветствоваться.
Был конец мая. Все предыдущие недели они провели, окапываясь и роя траншеи, чтобы отбить ожидавшееся наступление на Нью-Йорк.
Для колонистов настали тяжелые времена. И вот в разгар этих событий Эрик сидел подле Вашингтона и слушал перехваченное шпионское донесение лорду Данмору о том, что в Камерон- Холле хранятся оружие и порох. Пришла также срочная депеша от генерала Льюиса, возглавлявшего ополчение Виргинии, с просьбой к Эрику прибыть как можно скорее, чтобы попытаться дать отпор ожидаемому нападению с моря.
У Эрика мерзли руки. Несмотря на почти летнюю жару, он чувствовал себя так, словно чьи-то ледяные пальцы в дьявольской пляске бегают по его спине. Он и так дал понять Аманде, что разрешает все сомнения в ее пользу. Он уже познал ее обман, но поверил ее клятвам.
Он никогда не был дураком. Чем сильнее были его чувства, тем большим казалось предательство. Грезя о проведенных с ней вместе ночах, он невольно мучил себя воспоминаниями о струящихся по его обнаженному телу волосах, ее глазах, блестящих, как изумрудное море, мечтал о ее глубоком и громком дыхании в его объятиях, о ее запахе, сладко дурманящем даже во сне.
Они были одни с Вашингтоном. Генерал с грустью посмотрел на своего друга и, достав откуда-то бутылку виски, предложил глоток Эрику.
– Последний раз ты был дома в конце марта?
Эрик кивнул в знак согласия. Он протянул генералу перехваченное донесение, подписанное «Принцесса», и грязно выругался.
– Не слишком ли поспешно ты ее осуждаешь? – предостерег его Вашингтон.
Эрик покачал головой. Его следующие слова были грубыми, холодными и безжалостными, он сам это почувствовал:
– Генерал, я, наоборот, слишком долго тянул, и это промедление может дорого обойтись нам всем, Эрик встал, одним глотком допил остатки виски и резко отдал честь.
– С вашего разрешения, я поплыву на юг.
– Каковы твои планы?
– Бить Данмора, Стирлинга и Тэрритона!
Вашингтон встал, протянув Другу руку на прощание:
– Будь осторожнее, Эрик. Боюсь, что тебя ожидает худшее. Здесь наступления пока не предвидится, а вот Данмор уже бороздит воды Виргинии. Эрик, не знаю, как тебе сказать, но ты можешь найти свой дом разрушенным, сожженным дотла.
– Вполне возможно.
– А твоя жена…
– Клянусь, она от меня не уйдет!
– Эрик!..
– Я знаю, что она опасна. Я доберусь до нее. Я хочу отправить ее во Францию под надежной охраной.
Вашингтон пожал ему руку:
– Может статься, что она невиновна.
– Вы единственный все время предупреждаете меня о возможности ошибки. Но все доказательства прямо указывают на нее.
– Может, да. А может, и нет. Может, она заслуживает справедливого суда.
Эрик стоял, готовый уйти, горя нетерпением отплыть.
– Сэр, я уже свершил справедливый суд, – твердо сказал он.
Взяв предназначенные ему приказы, он оставил Вашингтона, пообещав вернуться при первой возможности. Возвратившись в дом, который он выбрал для штаба в нижней части Манхэттена, Эрик вызвал Фредерика и попросил того подобрать хорошую команду для корабля.
Эрик собирался в дорогу, когда кто-то негромко постучал в дверь.
Он быстрыми шагами пересек комнату, обогнув грубый деревянный стол и простую походную кровать, и резко распахнул дверь. Лицо его было искажено гримасой душевной боли.
К его удивлению, за дверью оказалась Энн-Мари Мабри, дочь сэра Томаса.
Энн-Мари после той бостонской ночи многое пережила. Она организовывала многочисленные женские акции протеста, бойкот английских товаров, она обручилась с молодым человеком, который погиб в Бостоне. Она больше не была юной кокеткой, превратившись в красивую, взрослую женщину с мягкой улыбкой. Она последовала за своим отцом на войну, и мужчины здесь считали ее чуть ли не ангелом.
«Ну почему я не выбрал в жены ее? – с горечью думал Эрик. – Она верна тому же правому делу, что и я, нежна и прекрасна, у нее искренние голубые глаза и такая ласковая улыбка!»
Но даже думая так, Эрик знал, что не может повернуть время вспять, что он по-прежнему любит Аманду, даже сейчас. Если он поймает ее, он поступит с ней так, как должно, но не разлюбит ее.
Он был навсегда заколдован волшебством изумрудных глаз и пылающих рыжих волос. Никакая другая женщина не могла взволновать его так, как она.
– Энн-Мари, входи, – сказал он сдержанно. – Мне почти нечего тебе предложить, хотя в кофейнике еще что-то осталось. Можно быстро подогреть кофе. А есть еще и бренди.
– Эрик, прошу тебя, я пришла не за этим. – Энн-Мари замялась. – Я пришла просить тебя очень хорошо подумать, прежде чем ты совершишь непоправимое.
Он помолчал, глядя на нее с удивлением и некоторой долей любопытства.
– Энн-Мари, они хотят сжечь мой дом, первый камень которого был заложен в конце двадцатых годов прошлого века. Они захватят оружие, предназначенное для виргинского ополчения и для нашей армии. И послушай, Энн-Мари, британцы узнали об оружии потому, что моя жена – хозяйка этого самого Камерон-Холла – сказала им об этом.
Он все больше распалялся, пока говорил. Слишком поздно он понял, что непроизвольно теснит молодую женщину и почти загнал ее в угол комнаты.
– Видит Бог! – воскликнул он. – Прости, Энн-Мари, но пусть будет что будет.
Он подошел К столу и налил себе бренди. Энн-Мари торопливо устремилась к нему.
– Эрик, я тоже слышала разговоры обо всем этом! Но стоит ли считать сплетни слуг самым правдивым источником? Аманда не покидала Камерон-Холла со времени твоего отъезда.
– Значит, у нее есть сообщник.
– Эрик, она моя подруга, я ее хорошо знаю.
– Энн-Мари, однажды ночью я поймал ее на месте преступления. И я спустил ей это с рук. Это была моя ошибка. Я должен был отстегать ее кнутом и отправить во Францию.
– Эрик! – воскликнула Энн-Мари. – Тебя я тоже знаю, ты бы не смог так поступить.
– Но это было бы правильно, – холодно сказал он. – Энн-Мари, я отплываю и хочу успеть до отлива.
– Эрик, – проговорила она несчастным голосом, – я ничего, совсем ничего полезного не смогла здесь сделать. Послушай меня, пожалуйста. Может быть, она и была шпионкой, но она ничего не сделала против своего собственного дома. Неужели ты не видишь, что кто-то использует против нее ее прошлое?
– Я думаю, Энн-Мари, что Аманда всегда могла бы поговорить со мной. Если бы ей угрожали, я бы защитил ее. Я бы защитил ее и дрался бы с любым человеком, справился бы с любой опасностью. Но она выбрала другую дорожку. А сейчас… прости меня, но…
Она заступила ему дорогу. Ее глаза были влажны от мольбы и сострадания.
– О, Эрик… – снова прошептала она и приподнялась на носки, чтобы поцеловать его.
Он не знал, что на него нашло. Может быть, его Всего лишь мучила боль предательства, но когда губы Энн-Мари коснулись его, он ответил. Не братским поцелуем, а раздвинул ее губы и глубоко проник в ее рот, как мог бы сделать любовник. Она ответила тем же, как поступила бы любовница. Ей губы сладко раскрылись, она звала его, ее руки обвились вокруг его шеи. Мгновения бежали в ослеплении, и вдруг он понял, что не может получить от Энн-Мари того, что искал в другой. Он не мог просто воспользоваться ее чувством, слишком хорошей женщиной она была. И она всегда заботилась о нем, он и раньше это знал. Она была его другом и дочерью одного из его лучших друзей. Стыдясь самого себя, Эрик оторвал губы от ее губ и медленно выпустил молодую женщину из рук. Он хотел извиниться. Ее глаза неотрывно смотрели на него, и оба поняли, что ошиблись.
Прежде
