взглянуть ему в глада, чтобы не увидеть на его губах лукавой улыбки.
Возможно, когда-то она действительно была добропорядочной, но Дэниел се изменил. Необратимо. Он теперь знал ее лучше, чем любой из живущих на земле мужчин… и умерших тоже. Он освободил ее от старых эмоций и обогатил новыми – она испытала экстаз и сладкое мучение.
Келли все-таки встретилась с ним взглядом. В его глазах снова горел синий огонь. Огонь, который неизменно находил в вей отклик, стоило только ему взглянуть на нее. Огонь, который будил мучительное сладкое томление и, казалось, обжигал ее кожу множеством маленьких угольков.
От этого огня ей следует держаться подальше.
– Расскажи лучше еще что-нибудь об этих известных – печально известных! – людях в сером, – попросила она. – Расскажи о Ли. Он действительно такой гениальный, как о нем говорят?
Дэниел усмехнулся.
– Гениальнее нет на свете, – отозвался он и, спрыгнул с жердочки, навалился на калитку. – Представь себе, Келли, у него был прекрасный дом в Арлингтоне. Дом и по сей день там, в Вашингтоне, округ Колумбия, на высоком холме, откуда открывается вид на Потомак. Причем не просто дом его жены. Ведь она…
– Правнучка Марты Вашингтон и Джорджа Вашингтона, – тихо продолжила Келли. Дэниел удивленно приподнял брови. – Я слышала, – кивнула девушка, – о вашем генерале Ли ходят легенды, он так же популярен здесь, как и на Юге. Многие искренне считают, что если бы он командовал северянами, то война бы давно уже закончилась. Говорят, он блестящий полководец и прекрасный человек.
Дэниел задумчиво улыбнулся:
– Да, верно. Порой, когда кажется, что войне не будет конца, я думаю о Мастере Ли, как мы его иногда называем, о его жене Мэри, об их доме.
– А что Мэри Ли? – осторожно поинтересовалась Келли.
Дэниел грустно усмехнулся:
– Мэри Ли любит своего мужа. И свято верит в правильность всех его решений.
– Но ведь это она потеряла дом, – сказала Келли. – Он все время в походе, на войне.
– Гоняет янки, – хмыкнул Камерон. Келли бросила на него испепеляющий взгляд. Он тихо рассмеялся и приблизился к ней. – И делает это мастерски.
– Неужели?
– Да. Как н все южане. Сама посуди: я всего лишь осторожно приближаюсь к тебе, а ты уже готова удрать.
Сердце у нее бешено забилось. Да, она действительно попятилась. Просто не в состоянии вынести восторженный трепет, который охватывает се всякий раз, когда он смотрит на нее. Да, надо научиться держать себя в руках, чтобы вновь обрести чувство собственного достоинства и, да простит ее Господь, свои моральные принципы.
– Я вовсе не пытаюсь удрать, – торопливо возразила она.
– В таком случае стой спокойно.
– Но сдаваться я не намерена!
Камерон медленно приближался. Она выронила из рук ведерко с кормом для цыплят и метнулась к загону для скота, не спуская с него глаз.
– Какой смысл сражаться, если война уже проиграна? – спросил он.
– Вы не правы, сэр. Война не проиграна. Проигрывать сражение за сражением – это еще не значит проиграть войну!
– А если измотать силы противника?
– Только не такого непреклонного.
Камерон помедлил с минуту и вновь скривил губы в улыбке:
– Вам когда-нибудь приходилось заниматься любовью в стоге сена, миссис Майклсон?
Девушка онемела от неожиданности, хотя должна бы уже привыкнуть к его фокусам.
Он не стал ждать ответа, а приблизился к ней вплотную.
Келли, не выдержав, тихо охнула и, скользнув в калитку, оказалась за оградой.
– Полковник, вы слишком форсируете события! – воскликнула она. – Думаю, нам не помешало бы проявить немного сдержанности…
– С вами трудно не согласиться, миссис Майклсон, – вежливо отозвался он. Но тут же, едва коснувшись ограды, легко преодолел ее и оказался рядом с ней.
– Дэниел Камерон…
– Значит, ты никогда не занималась любовью на сене?
Она снова попятилась.
– Думаю, вряд ли прилично…
– Ах, Келли, Келли, это нельзя считать чем-то приличным или неприличным. А запах сена так приятен…
– Сено колется и забивается в волосы.
