который обслуживают в основном вчерашние десятиклассницы.
- Система оплаты у вас тоже отличается от той, что существует в отраслевых научно- исследовательских институтах?
- У нас премиальная система. Если ЦНИЛА за год дает прибыль, увеличивается и заработок. Но премию выдают тем лабораториям, которые выполнили заказы, а сотрудникам - в зависимости от того, как потрудились. Это определяет уже руководитель группы.
- А опытное производство?
- Там иначе. Не нужно, чтобы рабочий 'гнал план' до 120 процентов. Качество - вот что главное. И если у него в течение месяца нет брака, дополнительные 25 процентов премии обеспечены. Эта система гарантирует нам отличное качество образцов. Ее преимущества очевидны. Приведу хотя бы такой пример.
Сделали мы один станок. Образец стоил 5 тысяч рублей. А требовалось всего 10 станков. Один из заводов взялся изготовить их по 4,5 тысячи... Присылают эти станки, а они никуда не годятся. Дефектов много. На и к устранение в общей сложности ушло еще по 3,5 тысячи.
Хотели сэкономить по 500 рублей на станке, и еще вдвое дороже обошлось. Лучше уж сразу больше средств затратить, но проследить за качеством.
- Как оценивается работа конструкторской группы?
Ведь конструктора нельзя приравнять ни к исследователю, ни к производственнику...
- Конструкторы зависят от лабораторий... Между ними очень сложные отношения. Если лаборатория передает им 'сырую' идею, проигрывают исследователи, потому что и внутри ЦНИЛА господствует хозрасчет. Скажем, макет не идет, значит, исследователи не довели чтото до конца, а конструкторы не виноваты. Следовательно, лаборатория свой план не выполнила и лишается премии, конструкторы - не лишаются...
Есть у нас одна мысль. Поскольку обезличка при хозрасчете недопустима, мы думаем оценивать работу конструктора по тому, сколько времени и как доводится уже готовая конструкция.
Если по смете станок стоит тысячу рублей и потом выясняется, что много конструкторских недоделок, то ведь они тоже обходятся в изрядную сумму. Так вот, по степени совершенства того или иного станка мы и будем определять качество работы конструктора, если хотите, и его талант, и его профессионализм.
- Новая система планирования и материального стимулирования, - подводит итог директор ЦНИЛА Ефим Ильич Пригожий, - предусматривает оценку труда не только предприятия или института в целом, но и каждого человека. Как-то так получалось, что мы перешли на эту систему раньше, чем она была принята повсеместно, и убедились - так и лучше, и легче.
На следующий день, разговаривая с директором комбината Виктором Аввакумовичем Мамиловым, я спросил его:
- Довольны ли вы лабораторией?
- Не совсем. У меня много претензий к науке.
Слишком медленно освобождается горняк от тяжелых физических нагрузок. Не везде еще ученые могут помочь ему.
- Ваши претензии понятны. Потому что чем быстрее развивается наука, тем больше от нее ждут...
- Я думаю, только тогда мы перестанем требовать от ученых новых кареток, станков, комплексов, когда наши шахты и заводы будут полностью автоматизированы. Горняк будет добывать руду, сидя за пультом управления здесь, на поверхности земли...
Я верю, что мечты Мамилова осуществятся! Прообраз будущей шахты я уже видел в Желтых Водах.
В истории медицины работа врачей и сестер медсанчасти № 126 города Припяти станет одной из самых ярких страниц. Это великий подвиг медиков.
Они в числе первых были на месте аварии.
Они были последними, кто покинул эвакуированный город.
С 26 апреля по 8 мая медики спасали людей, позже большинство из них были госпитализированы - их самих надо было лечить...
Мне и коллегам из других газет довелось беседовать с некоторыми из тех, кто работает в медсанчасти № 126 и кто в Москве и Киеве спасали жизнь пострадавших во время Чернобыльской трагедии.
- Только часов в пять утра я почувствовал металлический привкус во рту, головную боль, тошноту... - рассказывает врач 'Скорой помощи' Валентин Белоконь, - я на станцию приехал в начале второго. Три наших машины я поставил так, чтобы все их видели. До четвертого блока - метров сто. Вскоре начали отправлять пожарных...
- Фельдшер Скачок и я приехали на станцию вместе с пожарными, рассказывает водитель Анатолий Винокур. - Нам тут же погрузили обгоревшего Владимира Шашепка. Мы отвезли его... Машину проверяли дозиметром, Стрелку зашкалило... Утром вернулся домой, но все вещи снял за порогом и оставил их там...
Жена волновалась и переживала...
- В начале третьего в медсанчасти были уже все, кто нужен, рассказывает заместитель начальника медсанчасти № 126 Владимир Печерица. Мы обрабатывали пострадавших, делали вливания... Не хватало капельниц, оборачивали палки бинтом и прикрепляли к спинкам кроватей - вот штатив и готов... Вечером 26 апреля первая партия больных была отправлена спецрейсом в Москву...
- За первые сутки там, в районе аварии, было сделано около тысячи анализов, - говорит профессор Ангелина Гуськова. - Из них самых тяжелых отправили в Москву тремя специальными самолетами. Мы получили выписки от местных врачей, они правильно отобрали из огромной массы людей действительно тех, кто нуждался в специальном лечении у нас в клинике. А ведь местные врачи впервые столкнулись с подобными радиационными поражениями...
Записка из зала: 'Почему пожарные попалипменпо в клинику № 6, которая находится в Москве. А в Киеве таких больниц нет?'
В Москву были доставлены не только пожарные, по и реакторщики, и те, кто охранял станцию, - в общем, все, кто получил сильное лучевое поражение.
Это клиника специальная, в течение многих лет здесь занимаются такого рода заболеваниями - к сожалению, несчастные случаи на атомных установках и станциях, а также в научно-исследовательских лабораториях все еще случаются. Кстати, помните фильм 'Девять дней одного года'? В нем рассказывается о работе медиков именно такой клиники...
Есть отделения, пригодные для лечения лучевого поражения, и в Киеве. В частности, в онкологическом центре и других лечебных заведениях. Очень многие, пострадавшие во время аварии в Чернобыле, лечились именно там... В Москву были отправлены наиболее тяжелые.
Уран неприхотлив. Он легко взаимодействует с другими элементами, образуя различные соединения, и практически проник во все существующие минералы. Если вы возьмете простой камень, в нем непременно есть уран, правда в ничтожном количестве. Даже в метеоритах его обнаружили. Так что 'металла XX века' достаточно много.
Но распространенность урана ни в коей мере не дает гарантий для его промышленной добычи: слишком мало его в обычных рудах. И поэтому геологи ищут специальные месторождения уранита и
