Пустая клеть незаметно скользнула сверху и остановилась. Она пришла за нами.
Шахта гудела. Мне показалось, что где-то бушует подземная гроза. Взрывы отрывали от рудного тела урановую руду, которая будет поднята на поверхность втород сменой...
Странно, непривычно выглядит с вертолета Припять.
Белоснежные многоэтажные здания, широкие проспекты, парки и стадионы, игровые площадки рядом с детскими садами и магазины...
Город пуст. Ни одного человека на улицах, а по вечерам ни в одном из окон не загорается свет. И лишь изредка показывается на улице специальная машина - это служба дозиметрического контроля... Иногда в тишину города врывается шум двигателей - это к реакторам идет очередная вахта: три блока АЭС нуждаются в присмотре, ну а на четвертом иные события...
Город без людей... Это страшно.
Однажды я видел такой город. По-моему, если не изменяет память, это был Сан-Франциско. В фильме Стенли Крамера 'На последнем берегу'. Герои ленты, надев защитные костюмы, идут по безжизненному городу в поисках передатчика, посылающего в эфир непонятные сигналы. Уже давно прошла ядерная война, в живых осталось несколько десятков человек, да и те на борту подводной лодки, и они надеются, что там, в Сан-Франциско, есть еще один... Но это от ветра колышется штора, контакты передатчика замыкаются, и возникает радиосигнал...
Мертвый город. Память до мельчайших подробностей хранит вот уже десятилетия кадры из фильма. К счастью, это всего лишь фильм воображение, так сказать, его создателей.
А реальность?
Припять... Оставленная своими жителями. Взрослыми и детьми, пенсионерами и домохозяйками, физиками и дворниками, - всеми...
'Я был в Чернобыле...' Так начинаются многие письма, которые лежат передо мной. И каждое свидетельство очевидца - документ, обращенный к нашим детям и внукам. Они должны знать, как это было.
Нас семеро. Журналисты из центральных газет. Нам было разрешено побывать в зоне аварии, рассказать о том, что делается для ее ликвидации.
В основном это молодые газетчики, горячие, боевые и, к сожалению, не всегда представляющие, насколько опасна та самая радиация, которую 'нельзя пощупать, почувствовать, увидеть'. Однако из-за этого она не становилась менее опасной.
В Киеве к нашей группе присоединился Михаил Семенович Одинец. Фронтовик, опытный правдист, самоотверженный и бесстрашный человек.
Втроем - плюс фотокорреспондент 'Правды' Альберт Назаренко - мы отправились в Чернобыль.
Первое, что увидели: опустевший город... И наверное, в эту самую минуту поняли, насколько трудная и длительная предстоит работа. Ведь вначале речь шла не о ликвидации последствий аварии, а о предотвращении ее развития, то есть как именно ее локализовать...
В райкоме партии Чернобыля расположилась правительственная комиссия. На дверях приколотые кнопками, написанные от руки записки: 'Академия наук', 'Минэнерго', 'Инженерная часть', 'Минздрав СССР'...
Это штаб по ликвидации аварии. Здесь - центр, куда стекается вся информация.
В коридоре сталкиваемся с Евгением Павловичем Велиховым. Он не удивляется встрече с журналистами.
Сразу же беру у него интервью.
- Как вы оцениваете нынешнюю ситуацию? - спрашиваю я.
- К сожалению, пока мы занимаем эшелонированную оборону, - отвечает он. - Стараемся предусмотреть все возможные варианты. Главная задача обезопасить людей, поэтому и проведена эвакуация из 30-километровой зоны. Ну а наступление ведем на реактор, работаем не только рядом с ним, но и под ним. Наша задача - полностью нейтрализовать его, 'похоронить', как принято у нас говорить. Все идет организованно, достаточно одного телефонного звонка - и решение принято. Раньше на согласование уходили месяцы, а теперь достаточно ночи, чтобы решить практически любую проблему. Нет ни одного человека, кто бы отказывался от работы. Все действуют самоотверженно.
У Евгения Павловича усталое лицо. Сегодня он даже вабыл побриться.
- С подобной аварией никто не сталкивался, - говорит Евгений Павлович. - И необычность ситуации требует решения проблем, с которыми ни ученые, ни специалисты никогда не имели дела. В общем, авария на станции преподнесла много сюрпризов.
Продолжить разговор не удалось. Велихова уже разыскивали. Начиналось очередное заседание правительственной комиссии.
Записка из зала: 'Я не очень верю, что во время эвакуации не возникла паника. А вы в двух или трех репортажах обязательно отмечали: эвакуация Припяти прошла быстро - в течение трех часов - и организованно. Такая ваша настойчивость вызывает подозрения...
Или вы пытались возразить западным журналистам, которые писали о панике?'
На такие записки отвечать трудно. И нужно ли доказывать, что все происходило именно так, как написано?
А потом понял: каждый человек воспринимает то или иное событие 'по своим меркам'. Смог ли он, попади в такую ситуацию, оставаться спокойным и не паниковать?
Вынужден повторять: паники не было.
Более тысячи автобусов прибыло в Киев. Они останавливались у подъездов. Милиционеры и общественники обходили каждую квартиру, и жильцы, предупрежденыые заранее, спускались вниз, к автобусам. Брали только самое необходимое. Все были уверены, что через дватри дня вернутся домой...
'Я был в Чернобыле...' Эти письма начали приходить в редакцию спустя месяц. На происходящее и на себя самого уже можно посмотреть спокойно, отбрасывая мелочи, выделяя главное.
Одно из писем - своеобразный ответ на вопрос из зала. Его автор курсант Владимир Порва.
'Нас, слушателей курсов, подняли по тревоге. Начальник курсов, не скрывая серьезности создавшегося положения, кратко, по-военному, доложил обстановку:
'Люди нуждаются и помощи! Поедут только добровольцы!' - закончил он. Шаг вперед сделал весь курс.
Были сборы недолги, и вот мы на автобусах подъезжаем к Чернобылю. Светит яркое весеннее солнце, сады в бело-розовом кипении от цветущих яблонь, груш и кашт amp;пов, на полях ведутся сельхозработы, и только шуршание шин бронетранспортеров, милицейские посты и белые халаты работников служб защиты напоминают, что АЭС с ее разрушенным четвертым реактором рядом.
На инструктаже сообщили, что в результате скопления паров водорода произошел взрыв, вызвавший частичное разрушение реактора и выброс радиоактивных веществ в атмосферу.
Наша группа была брошена на загрузку смеси песка и свинца. Засыпали в купола списанных парашютов, а затем цепляли к вертолетам, которые сплошной вереницей отбуксировывали их в район АЭС и сбрасывали на поврежденный реактор, создавая защитную шубу. Работы велись весь световой день.
Первомай все свободные от вахт и дежурств встретили торжественно. Выступления на митинге были кратки, во всех звучало - Чернобыль! Знай, мы с тобой. Твоя боль - наша боль! Несмотря ни на что, выстоим и победим!
Были выпущены боевые листки, и опять за paботу, до пота и ломоты в суставах, с одной мыслью - реактор должен быть укрощен.
После принятия правительственной комиссией решения об эвакуации населения стала поступать
