Противоречия интересов между всесильными монахами-колонизаторами и обойденными священниками- филиппинцами толкали последних на самую резкую критику деятельности монашеских орденов. Эта борьба за приходы для филиппинских священников против испанских монахов объективно превращалась в движение против иностранной эксплуатации вообще. В лице восьмидесятипятилетнего старика Гомеса и образованных молодых патеров Бургоса и Замора филиппинское духовенство получило лидеров, сумевших сделать эту борьбу очень популярной среди широких масс.
Таким образом, нарастание антииспанского движения на Филиппинах идет в XIX веке двумя путями. С одной стороны, лишенное руководства крестьянство стихийно, но революционно, часто с оружием в руках, борется против непосильных налогов, принудительного труда и захвата земли монахами. С другой — среди буржуазии и либеральной буржуазно-помещичьей интеллигенции выдвигаются требования либеральных реформ, расширения права участия в судьбах страны. Эти требования пока не идут дальше критики монашеских орденов или верноподданнических апелляций к испанскому правительству.
Оформлению либеральных идей среди представителей филиппинской буржуазии способствуют революционные события в Испании. Временное торжество радикальных элементов в Испании, провозглашение после бегства королевы Изабеллы конституционной монархии, а затем республики, отразилось на Филиппинах назначением в 1869 году либерального генерал-губернатора Карлоса-Мария де ла Торре. Монахам, лишившимся поддержки в метрополии, пришлось временно отступить на второй план.
Торре пытался упростить прежний феодально-пышный ритуал генерал-губернаторского двора. Впервые население Манилы видит генерал-губернатора не в карете, запряженной шестеркой лошадей и окруженной отрядом средневековой стражи с алебардами на плечах, а прогуливающимся пешком в скромном штатском платье.
Торре заявлял, что основным принципом его управления будет ассимиляция филиппинского населения, уравнение его с испанцами, и действительно ограничил жесточайшую цензуру испанского абсолютизма и церкви. Представители национальной буржуазной интеллигенции и духовенства впервые получили относительную свободу слова. И национальная буржуазия ответила губернатору полной поддержкой и преклонением.
Во главе со священником Бургосом, богатым адвокатом Нардо де Тавера, Максимо Патерно туземная верхушка, вместе с испанскими чиновниками и буржуазией, в июне 1869 года принимает участие в торжественном перенесении останков генерал-губернатора Симона де Анда из разрушенного землетрясением собора в другую церковь. Симон де Анда являлся в глазах филиппинской буржуазии как бы символом борьбы с испанскими монахами. Это ему удалось в свое время добиться указа короля о постепенном предоставлении приходов священникам-филиппинцам.
Деятельность Анда как бы перекликается с антимонашеской политикой Торре. Перед началом торжественной мессы молодой патер Бургос, один из лидеров филиппинского духовенства в борьбе за приходы, демонстративно возложил на гроб венок с надписью: «Светское духовенство С. де Анда», чего никогда не могли ему простить монахи. За Бургосом вереница гобернадорсильо возложила венки от имени своих «пуэбло».
В том же году, в день празднования годовщины испанской революции, в Маниле была организована манифестация при широком участии филиппинской буржуазии. Видная буржуазная филиппинка Сантос появляется на демонстрации, украшенная красными лентами с надписями: «Да здравствует суверенный народ», «Да здравствует свобода».
Такие манифестации и парады, в которых вместе с филиппинцами участвовали высшие испанские чиновники, произвели большое впечатление на народные массы, знакомые до этого времени лишь с мрачно торжественными католическими религиозными процессиями.
В 1870 году Торре, несмотря на все сопротивление монахов, добивается от Мадрида декрета, упраздняющего контроль духовенства над школами. Два года губернаторства Торре сделали для развития общественной жизни Манилы больше, чем долгие предшествовавшие десятилетия.
Но период некоторого ослабления режима жестокой эксплуатации и монашеского засилья был на Филиппинах еще более коротким, чем самое существование Испанской республики. Уже первый назначенный республиканским правительством преемник де ля Торре на посту губернатора — генерал Рафаэль Изкиэрдо, приступил к ликвидации всех либеральных затей своего предшественника. Первым делом он отменил указ о школах и заявил, что будет управлять колонией с крестом в одной руке и мечом — в другой.
Испанские монашеские ордена, оттесненные было на задний план, снова поднимают голову. Во время губернаторства Торре они ограничивались только собиранием обличительных материалов «про запас». Монахи и их шпионы зорко запоминали враждебных испанскому владычеству лиц и их высказывания, тайно следили за перепиской испанских и местных либералов и вольнодумцев. Многие из этих писем послужили потом основанием для арестов и ссылок.
Теперь воспрянувшие духом монашеские ордена возглавляют на Филиппинах реакцию, наступившую после реставрации монархии в Испании.
Юный Ризаль, воспитываясь в Биньяне, в семье европейски образованного дяди Альберто, несомненно впитывал либеральные чаяния филиппинской буржуазии и остро переживал гнет наступившей реакции.
Торжество реакционных сил в метрополии сопровождалось новым усилением экономического и политического гнета в колонии. Испанское правительство увеличивает налоговые поборы и повинности широких масс колониального населения. Монархи, подхлестываемые развитием рыночных отношении и втягиванием Филиппин в экономические связи с внешним миром, уже совершенно неограниченно выколачивают ренту и арендную плату из своих арендаторов.
Детство в Каламбе
Хосе Ризаль родился в годы, когда среди филиппинской интеллигенции критика существующих колониальных порядков и глухое недовольство ими начинали принимать более определенные формы.
Филиппинская интеллигенция воспитывалась монахами в преклонении перед величием Испании. В среде филиппинской молодежи монахи пытались развить патриотизм испанского подданного, хотя не позволяли изучать испанский язык. Но вся практика колониального режима ежечасно разоблачала искусственно прививаемое обожание Испании, короля и «святой католической церкви». Верхушка филиппинского общества и метисы стремились сделать испанскую культуру своим достоянием, но это не мешало им чувствовать все ужасы колониальной эксплуатации. Бичи, свистевшие в жандармских участках, ежедневные унижения и принудительный труд прежде всего падали, конечно, на плечи трудового народа. Но жертвой колониальных чиновников и монахов мог в любой момент стать каждый филиппинец. Ни богатство, ни самый высокий из возможных для туземца чиновничий пост не спасали филиппинца от постоянной угрозы конфискации имущества, ареста и ссылки под любым предлогом.
Все это Ризалю привелось увидеть и испытать на судьбе своей семьи довольно рано, хотя, его детские годы текли сравнительно счастливо. Отец Хосе Ризаля — Франсиско Меркадо и Ризаль считался одним из видных жителей Каламбы. Его двухэтажный дом, лучший в городке, был всегда открыт для друзей и приезжих, находивших в нем ласковый, радушный прием. Франсиско Меркадо ряд лет арендовал землю у монахов-доминиканцев. Труд его издольщиков обеспечивал ему сравнительное благополучие. В доме Меркадо-Ризаля можно было спокойно провести часок-другой, не боясь подслушивания и доноса, потолковать о несправедливостях алькальде и гобернадорсильо, о грубости лейтенанта гражданской гвардии, о злоупотреблениях монахов.
Жена его, Теодора Алонсо, происходила из богатой интеллигентной семьи. Женщина сильного характера и недюжинного ума, она выделялась редкой по тому времени образованностью и начитанностью, очень любила стихи и сама их писала.
Семья Меркадо была смешанного происхождения. Семейные предания упоминали имя отдаленного предка Франсиско — богатого купца китайца Лам-Ко, эмигрировавшего на Филиппины в конце XVII
