тавтологическому толкованию, которым двуноги, как и мы, вежливо подчеркивают намерение сменить тему. «Высылка — она высылка и есть,— заявил мой мужественный двуногий друг.— Все одно тебе не врубиться, таракашка…»
Но я врубился, что лишь великая и цветущая цивилизация способна отправить своих лучших пред ставителей в глубины космоса, далеко и невозвратно, движимая бескорыстным желанием возжечь очаги разумной жизни повсюду, даже за пределами познанного и обжитого мира.
Как уже упоминалось, для начала пришлось усвоить массу непривычных понятий. Возьмем хотя бы такие, как «мораль» и «свобода». До прибытия двуногов никто из наших пращуров даже не задумывался, насколько его поведение соответствует общественно признанным нормам. Все пользовались неограничен ной «свободой» действий и просто-напросто не осознавали «свободы» как таковой, не воспринимали ее как величайшую ценность и неотъемлемое достояние. Само собой разумеется, бессознательное употребление таит зародыш злоупотребления. Близко соприкоснувшись с двуногами, мы не только восприняли всем желудком идею «свободы», но сочли необходимым, по образцу более развитой цивилизации, навести в вопросах этой самой «свободы» предельно строгий, неукоснительный порядок.
Одним из главных откровений явилось упомянутое мной стремление к «лучшей жизни», пожалуй, стержневое в духовной сфере у двуногов. Нашему отсталому сознанию свойственно ощущать свое бытие как некую целостность и данность, слитную с обществом и мирозданием, что ведет к ползучему приспособлен честву и исключает стимулы роста. Наоборот, двуноги четко и остро ощущают разницу между «хорошей жизнью» и «плохой жизнью». Если бы не это, уверен, они никогда не достигли бы ни высот познания, ни далеких звезд.
Конечно, привитие кардинально отличающегося мышления проходило нелегко, хотя шестиноги от природы восприимчивы и наделены сильным инстинктом подражания. Но, забегая вперед, отмечу, что лучшим способом развития, несомненно, является преодоление трудностей. Отсталость нашего уклада отчасти объясняет и извиняет тот факт, что до прибытия небесных братьев никто не испытывал ни малейших трудностей, и жизнь шла по рутинной колее. Когда же шестиноги занялись «земледелием» по способу двуногов, повсеместно стала возникать эрозия плодородного почвенного слоя, драгоценный гумус развеивали ветры, и сама природа положила конец безалаберному и обильному питанию, к которому привык наш народ. Зато с нехваткой пищи у нас в головокружительные сроки расцвели как «мораль», так и «свобода», не говоря уже о том, что все шестиноги единодушно начали грезить о «лучшей жизни» и дружно, целеустремленно добиваться оной. Так мы естественным путем дошли до идеи «прогресса».
Концепция «прогресса», как я полагаю, у двуногов служит своего рода религией, из которой они черпают духовную мощь для подвигов. Несомненно, двуноги достигли звезд благодаря своей целеустремленности, упорно шествуя по прямой восходящей дороге потребительства.
Разобраться в религии «прогресса» довольно легко. Соль ее в том, что Вседержитель однозначно характеризуется как отрицательная мнимая сущность, а взамен подвергается обожествлению каждый конкретный разумный индивидуум, будь то двуног или шестиног. Он, индивидуум, провозглашается высшей ценностью, венцом эволюции, главным достижением природы и покорителем косного мироздания. Отсюда логически вытекает самообожествление, ведь поклоняться себе и своим расширяющимся потребностям проще всего и гораздо приятнее. Полагаю, нигде во Вселенной не сыщется другой такой простой и доход чивой религии, способствующей массовому прозелитизму.
3.
Авторитет двуногов был и остается для нас непререкаемым. Ведь они прилетели с далеких звезд, преодолев умопомрачительные бездны пространства, и открыли для нас целый кладезь духовных сокровищ
Не поддается описанию, каким ценным приобретением оказалось распространение среди шестиногов так называемого «единодушия». К важнейшим причинам отсталости я без колебаний причисляю отсутствие умственной сплоченности в доисторические времена, когда все думали разобщенно, кто о чем, каждый на свой салтык. Разрозненными усилиями нельзя достичь «прогресса», и комментарии на сей счет, полагаю, излишни. Ныне же каждый шестиног обязан мыслить надлежащим образом и в предуказанном направлении, обеспечивая тем самым полную реализацию общественного мозгового потенциала. Заодно сразу вошли в обиход почерпнутые у двуногов термины, дотоле остававшиеся мертвым грузом,—«правда», «истина», «честность». Ведь мы и не подозревали, что с «правдой» можно обращаться по-всякому, исходя из соображений целесообразности. А ее, оказывается, позволяется сокращать или расширять, перекраивать или утаивать, возрождать или запрещать, вообще творить с ней что угодно, если действуешь исключи тельно «в интересах истины». Словом, никогда прежде шестиноги не знали такой захватывающей интел лектуальной игры, как игра в «правду».
Мы также переняли опыт двуногов, введя в обиход понятие «борьба». Одно из радикальных отличий между нашим доисторическим обществом и цивилизацией великих небесных братьев я усматриваю в том, что их отношения, образ жизни и мышление глубоко проникнуты духом «борьбы». Двуноги всегда и повсюду «борются»— с природой ради выживания, друг с другом для «лучшей жизни», и даже со своей совестью в интересах «прогресса». Вот ключ к постижению их успехов, без него вообще невозможно разобраться в поведении этих существ. Вспомним хотя бы вышеизложенный инцидент между Бультом и «гадом легавым»— как я поначалу зашел в тупик, пытаясь оценить происшедшее с традиционных шестиножьих позиций, но стоило хорошенько уяснить суть и принципы «борьбы», все стало на свои места.
Вместе с «борьбой» в нашу жизнь неизбежно вошло много нового — например, естественное размежевание на «своих» и «чужих». Ныне трудно представить, как мы могли обходиться без него. Поначалу все шестиноги разделились на «прогрессистов» и «ретроградов», иначе говоря, на сторонников двуножьих идей и на их противников. Последние, впрочем, себя таковыми не объявляли, прибегая ко лживым и подлым уверткам, дескать, мы никому не навязываемся, просто хотим жить, как жили наши предки. Справиться с замшелыми догматиками удалось без каких-либо затруднений, ведь они отрицали «борьбу», а мы, избегая лишних словопрений, «боролись» на каждом шагу. Двуногие братья охотно помогали нам советами, и дело быстро пошло на лад. Специфика «борьбы» между шестиногами осложняется наличием крепкого панциря, который не так-то легко продолбить. Тут-то и пригодилась привычка «прогрессистов» всегда и всюду носить при себе крепкую палку за неимением настоящей «лопаты». Двое из нас хватали «ретрограда», третий разжимал ему челюсти, а четвертый всаживал палку прямо в глотку. Как видим, для каждой конкретной акции требовалось четырехкратное численное превосходство, а в первое время мы, ученики двуногов, составляли меньшинство. И это естественно, ведь к восприятию новых идей способна лишь лучшая, немногочисленная часть населения. Однако противникам, именно по причине их «ретроградности», нечего было противопоставить нашим палкам. С каждым днем ширилась убыль наших «врагов», поэтому многие из них проникались величием нового учения и переходили на нашу сторону.
Наконец всем без исключения стало понятно, что если каждый будет стремиться к личному преуспеванию, в итоге непременно создается общее благо. Но этого мало — надо стремиться сразу к общему благу, и только тогда получится «прогресс».
Нам предстояли великие свершения — наладить земледелие, создать промышленность для удовлетворения многообразных потребностей, а потом построить космические корабли, чтобы «высылать» своих отличившихся собратьев в иные миры.
Стыдно сказать, до прибытия двуногов мы не имели никакой одежды и ходили совершенно голыми, не испытывая притом ни малейших нравственных неудобств. Чтобы дать каждому шестиногу штаны с шестью штанинами, требовалось освоить возделывание технических культур и построить ткацкие предприятия. Эту идею нам подали двуноги, которые, кстати, за время полета весьма пообносились. Забегая вперед, отмечу, что большинство из нас как ходило голышом, так до сих пор и ходит — слишком много сил ушло на упорную непрерывную «борьбу».
Ибо с искоренением «ретроградов» дух «борьбы» не угас, мы вошли, так сказать, во вкус и жаждали дальнейших свершений. К тому же требовалось укреплять и беречь достигнутое, зорко следить »а осуществлением «единомыслия» и беспощадно пресекать любые поползновения затаившихся реакционеров. Естественно, когда всего себя отдаешь «борьбе», просто некогда заботиться о собственном пропитании. Посему пришлось пересмотреть некоторые устаревшие обычаи. Весь растительный мир мы объявили общественным достоянием, учредили его опеку и охрану. Самовольный сбор и поедание плодов стали рассматриваться как тягчайшее антиобщественное деяние, с вытекающими отсюда последствиями.