Воспоминания солдата

будут находиться в составе 14-й армейского корпуса. Мне пришлось ограничиться отдачей приказа 1-й и 2-й танковым дивизиям.

10-я танковая дивизия с приданным ей пехотным полком “Великая Германия” получила задачу

[147]

обеспечить южный фланг 19-го корпуса по линии: канал Дез-Арден, высоты в районе Стонн, излучина р. Маас южнее Вильмонтри. Уже 15 мая она была усилена передовыми подразделениями 29-й мотодивизии.

С командного пункта 10-й танковой дивизии я поехал в Стонн в пехотный полк “Великая Германия”. Там французы начали атаку, и в настроении чувствовалась некоторая нервозность, однако позиции, в конце концов, были удержаны. Затем я направился на новый командный пункт корпуса в лес, расположенный у Сапонь-Фешер уже на южном берегу Мааса. Ночь прошла, вопреки моим ожиданиям, очень беспокойно, но это было вызвано не действиями противника, а трудностями, создаваемыми нашим командованием. Командующий танковой группой Клейст приказал приостановить наступление и ограничиться обороной предмостного укрепления. Я не хотел и не мог согласиться с этим приказом, ибо он означал упущение момента внезапности и полный отказ от уже достигнутого первоначального успеха. Поэтому я связался сначала с начальником штаба танковой группы полковником Цейтцлером, а когда мне с ним не удалось разрешить вопрос, то непосредственно с генералом фон Клейстом. Я настаивал на отмене приказа о прекращении наступления. После весьма оживленных и неоднократно прерываемых переговоров генерал фон Клейст разрешил, наконец, продолжать наступление еще в течение суток, чтобы расширить предмостное укрепление для размещения пехотного корпуса. Я коснулся в разговоре миссии Генча и этим напомнил о “чуде на Марне” 1914 г. Вероятно, эта мысль вызвала неприятное чувство у командования группы.

Довольный тем, что завоевал право свободного маневрирования, я направился ранним утром 16 мая в штаб 1-й танковой дивизии. Я ехал через Вандресс в Омон. Обстановка на фронте была еще не совсем ясной. Было лишь известно, что ночью шли упорные бои вокруг Бувельмона. Значит, на Бувельмон! На улице

[148]

горящего поселка я встретил командира полка подполковника Балка, доложившего о событиях ночи. Войска не имели настоящего отдыха с 9 мая и поэтому чувствовали сильную усталость. Боеприпасы были на исходе. Солдаты на переднем крае спали в окопах. Сам Балк в спортивной непромокаемой куртке и с суковатой палкой в руке рассказал мне, что захватить ночью деревню удалось только потому, что он на предложение своих офицеров прекратить наступление ответил: “Тогда я один захвачу деревню!” — и двинулся вперед. Его люди последовали за ним. Запыленное лицо Балка и воспаленные глаза говорили о том, что ему пришлось пережить тяжелый день и бессонную ночь. За этот бой он получил рыцарский крест. Противник — хорошая нормандская пехотная дивизия и бригада спаги19 — сражался очень мужественно. Его пулеметы держали под огнем всю улицу деревни. Правда, артиллерийский огонь противник уже некоторое время не вел. Балк разделял мое мнение, что сопротивление противника парализовано.

В первой половине дня к нам в руки попал трофейный французский приказ, если я не ошибаюсь, подписанный самим генералом Гамеленом. В приказе говорилось: “Пора, наконец, остановить поток германских танков!” Этот приказ еще больше укрепил мое убеждение в том, что надо всеми силами продолжать наступление, так как, очевидно, боеспособность французов серьезно беспокоила их верховное командование. Теперь только бы двигаться без промедлений, без остановок!

Я приказал построить людей поротно и зачитал им трофейный приказ, объяснив его значение и подчеркнув важность немедленного продолжения наступления; затем я поблагодарил солдат и офицеров за боевые успехи и потребовал собрать все силы, чтобы

[149]

окончательно закрепить победу. После всего этого я отдал приказ разойтись по танкам и продолжать наступление.

Пелена, которая держала нас в неведении, вскоре спала. Мы вышли на оперативный простор и в быстром темпе начали преследование. В Пуа-Террон я встретил начальника штаба 2-й танковой дивизии подполковника фон Кваста, проинформировал его о создавшемся положении и поехал в Новьон-Порсьен, а оттуда в Монкорне. По дороге я обогнал маршевую колонну 1-й танковой дивизии. Солдаты воспрянули духом, теперь они понимали, что этот прорыв — полная победа. Они встречали меня радостными криками: “Молодчина, чудный парень!”, “Наш старик!”, “Видел быстроходного Гейнца!” и т. д.

На рыночной площади Монкорне я встретил генерала Кемпффа, командира 6-й танковой дивизии корпуса Рейнгардта, войска которого., форсировав Маас, вышли к, городу одновременно с моими частями. Пришлось территорию города распределить между тремя танковыми дивизиями — б-й, 2-й и 1-й, которые в своем непреодолимом натиске на запад наводнили его улицы. У нас не было приказа группы относительно разграничительной линии между корпусами, поэтому мы сразу же на месте объединили все дивизии и начали продолжать наступление до последней капли бензина. Мои передовые части достигли Марль и Дерси.

Между тем я приказал сопровождавшим меня офицерам обыскать дома на базарной площади, и за короткое время было собрано несколько сот пленных французов из различных частей; по их глазам было видно, как удивило их наше внезапное появление. Танковая рота противника, пытавшаяся прорваться в город с юго-запада, была взята в плен. Она входила в дивизию генерала де Голля, которая, как нам было известно, находилась в районе севернее Лаон. В маленькой деревушке Суаз восточное Монкорне был развернут командный пункт корпуса и установлена связь с 1-й и 2-й танковыми дивизиями. О ходе боевых действий за день

[150]

и о наших намерениях возобновить 17 мая преследование противника мы сообщили по радио в штаб танковой группы (см. схему 3-б).

После блестящего успеха 16 мая и успешных боев 41-го армейского корпуса мне и в голову не могло прийти, что мои начальники по-прежнему думают закрепиться на предмостном укреплении у Мааса и ожидать прибытия пехотного корпуса. Мною всецело овладела идея, которую я высказал в марте на докладе у Гитлера, а именно, завершить прорыв и не останавливаться до самого берега Ла-Манша. Я совершенно не мог себе представить, что сам Гитлер, одобряющий смелый план наступления Манштейна и не протестовавший против моего замысла осуществить прорыв, может испугаться собственной смелости и остановить наступление. Однако я чудовищно заблуждался, это стало мне ясно на следующее утро.

Утром 17 мая мне сообщили из штаба танковой группы, что наступление должно быть остановлено, а я должен явиться в 7 час. на посадочную площадку для личной беседы с генералом фон Клейстом. Последний появился точно в назначенное время и, не ответив на мое приветствие, начал резко упрекать меня в том, что я игнорирую замыслы верховного командования. Он не обмолвился ни одним словом относительно успехов моих войск. Когда первая буря миновала и наступило затишье, я попросил, чтобы меня сняли с командования. Генерал фон Клейст удивился, затем кивнул головой и приказал мне передать командование корпусом старшему после меня командиру. На этом наш разговор был закончен. Я направился на командный пункт, вызвал генерала Фейеля и передал ему командование корпусом.

Затем я доложил по радио в штаб группы армий Рундштедта, что после передачи командования я в середине дня прибуду на доклад. Очень скоро оттуда мне поступило указание остаться на своем командном пункте и ждать прибытия генерал-полковника Листа,

[151]

командующего 12-й армией, наступавшей за моим корпусом, которому было поручено уладить этот конфликт. До прибытия генерал-полковника Листа был отдан приказ приостановить продвижение всех частей. Возвратившийся к нам майор Венк был обстрелян в пути французскими танками и ранен в ногу. Генерал Фейель прибыл на командный пункт и был введен в курс дела. Во второй половине дня прибыл генерал-полковник Лист и спросил, что, собственно, у нас происходит. Я объяснил ему. Он отменил именем генерал-полковника фон Рундштедта распоряжение о снятии меня с должности и заявил, что приказ о прекращении наступления отдан главным командованием сухопутных сил, а поэтому должен быть выполнен. Он согласился с моими доводами относительно продолжения наступления и поэтому разрешил мне от имени командования группы армий “продолжать продвижение боеспособных разведывательных частей”, однако командный пункт корпуса должен оставаться на прежнем месте. Это уже был шаг вперед. Я был весьма благодарен генерал- полковнику Листу за его вмешательство и попросил уладить мой конфликт с генералом Клейстом. И вот я приступил к продвижению “боеспособных разведывательных частей”. Командный пункт корпуса по- прежнему находился на старом месте в Суаз; я приказал проложить полевой кабель между штабом корпуса и моим передовым командным пунктом, что избавляло меня от необходимости вести переговоры по радио, которые могли быть перехвачены радиоразведкой главного командования сухопутных сил или верховного командования вооруженных сил.