Лорел кивнула, щеки ее покраснели.
– А вы, наверное, дедушка? – Женщина подмигнула Руди. – У меня шесть внуков, и я ни за какие деньги не отдала бы ни одного из них.
Дедушка? Руди готов был схватить розово-голубое покрывало из стоящей перед ним кроватки и заткнуть им рот этой назойливой ведьме.
– Когда вы должны рожать?
– В марте, – пробормотала Лорел, покраснев еще сильнее.
– Я надеюсь, в конце марта? Вы ведь знаете старую поговорку: «Март приходит, как лев, а уходит, как ягненок». Вы ведь хотите, чтобы у вас был маленький ягненочек, не так ли? – Она направилась к другому покупателю, бросив через плечо: – Только кликните меня, если вам понадобится моя помощь.
– Пошли, – шепнула Лорел Руди. – Пошли отсюда.
Когда они вышли на Седьмую авеню, Руди сощурился: яркие лучи солнца пробивались сквозь молочно- белую дымку и били ему прямо в глаза. Рядом с ним, укутавшись в шерстяной плащ с капюшоном такого же ярко-голубого цвета, как и ее глаза, стояла Лорел, она дула на кончики пальцев, стараясь согреть их.
– Хочешь чашку кофе? – спросил он.
– Спасибо. Мне уже надо возвращаться, – сказала она, даже не взглянув на него. – Я тебе говорила о тех рисунках, которые мой учитель послал своему знакомому издателю? А теперь этот издатель хочет, чтобы я сделала иллюстрации к детской книжке. Я встречаюсь с ней через час, чтобы показать эскизы, а я еще хочу разобраться с ними.
– Ну это великолепна Я рад за тебя. – Руди действительно был рад за нее, при ее таланте она заслужила это, но он подозревал, что настоящая причина того, что она спешила вернуться домой, состояла в том, что ей хотелось побыть одной. – Я подброшу тебя.
Хотя дом, где она жила, был только в нескольких кварталах от магазина, Руди остановил такси. Она не хочет пить с ним кофе, по крайней мере, может, не откажется от того, чтобы он подбросил ее.
Через несколько минут они уже подъезжали к черному от копоти кирпичному фасаду ее дома.
– Я тебе позвоню завтра, – сказал он. – Подумай над тем, что я тебе говорил.
– Хорошо, – ответила она, и у нее был такой вид как будто она вот-вот заплачет. – Я действительно подумаю об этом, дядя Руди. – Она смотрела прямо на него, и в глазах ее была боль, и он знал, что она говорит правду и что она подумает об этом. И будет много думать об этом. По крайней мере, этого он от нее добился.
Руди заплатил шоферу и поехал обратно в магазин для новорожденных. Игрушечные медвежата были на месте и монотонно раскачивались над кроваткой. Он думал о том, что у него скоро будет дочь или сын, и его переполняли чувства, но он не мог понять, была ли это радость или страх. И, не зная, какие именно чувства двигали им, Руди подошел к седовласой продавщице и, показав на медвежат, сказал тихо:
– Я возьму их.
– Лорел, рисунки хорошие. Очень хорошие. – Лиз Кэнневилл оторвала взгляд от лежащей на столе стопки рисунков и посмотрела на Лорел: – Я думаю, ты на правильном пути.
Седеющие волосы Лиз с закрученными внутрь концами совершенно не сочетались с ее моложавым лицом и стройной фигурой. Она встала из-за стола. Лорел казалось странным, что она чувствует себя как дома в маленьком кабинете Лиз, окно которого выходило на Бродвей. На полках и столах грудами лежали рукописи и гранки, а стены были увешаны иллюстрациями, эскизами обложек и суперобложек. Она чувствовала себя здесь совсем не так, как в своей собственной квартире, где она начала все больше и больше ощущать себя засидевшейся гостьей, отделенной невидимой стеной – Берлинской стеной невысказанных обвинений от Энни. Она была в издательстве «Фаэрвей» всего второй раз, но чувствовала, что может здесь расслабиться и ощутить себя художницей, а не бедной беременной Лорел.
– Конечно, мне надо будет показать эти рисунки в художественный отдел, и, я уверена, у них будут некоторые соображения относительно размещения рисунков, – сказала Лиз, – но я считаю, они будут одобрены. Знаешь, Лорел, я уже много лет не видела таких хороших рисунков.
Лорел почувствовала, что начинает краснеть, но старалась не показывать своего смущения. Что бы подумала Лиз, если бы знала, что, не считая эскиза обложки программы, которую она нарисовала для занятий по театральному искусству в школе, это были ее первые иллюстрации? Лорел встала и поправила юбку. Она была в самом строгом из своих платьев для беременных, которое сшила сама. Платье было из черного джерси с длинными рукавами, и к нему пришивался воротничок из белого пике. Она надеялась, что яркий шелковый шарф, завязанный мягким узлом вокруг шеи, отвлечет внимание от ее большого живота, а благодаря зачесанным назад и заколотым золотой заколкой волосам она будет выглядеть старше, и можно будет подумать, что ей двадцать или двадцать один год.
– Я рада, что они вам нравятся, – сказала она. – Конечно, это только предварительные наброски. Сами иллюстрации будут ярче… я хочу использовать один или два цвета. Что вы думаете об этом?
– Ну… – Лиз постукивала ластиком на конце карандаша по стеклу очков в черепаховой оправе. – Я хочу быть с тобой откровенна, у нас мало средств на издание этой книги, и первый тираж книги должен быть небольшим. А цветные иллюстрации увеличивают расходы на издание. Я составлю калькуляцию. Кроме того, дай мне цветные иллюстрации тоже, чтобы я могла их сравнить.
– Нет проблем, – сказала Лорел.
– Ты могла бы дать мне их в конце недели?
– Утром в понедельник, – пообещала она. – А окончательные варианты рисунков будут готовы через… ну, скажем, восемь недель. Вас это устроит?
– Не спеши. Мы еще даже не установили время издания книги. Возможно, она пойдет в производство только летом и будет издана к Рождеству. – Она замолчала, глядя на живот Лорел, ее яркие губы слегка растянулись в улыбке. – Да, похоже, тебе надо спешить.
Если раньше Лорел удавалось как-то скрывать свое смущение, то сейчас она вся залилась краской, ее лицо горело, как будто Лиз направила ей прямо в лицо красный прожектор. И внутри у нее тоже все горело, как внутри воздушного шара, когда под ним жгут костер для того, чтобы он надулся и взлетел. Несмотря на
