– Знаешь ли ты, что это такое – любить кого-нибудь так сильно, что сама мысль о том, что этого человека нет в твоей жизни, или о том, что он тебя не любит так глубоко, как ты его, подобна смерти?
Грейс подумала о Джеке, и ей страстно захотелось, чтобы он любил ее хотя бы наполовину так же сильно. По крайнем мере, настолько, чтобы простить ее.
– После того, как ты и твоя сестра появились на свет, – мать опустила руки и подняла голову, при этом ее седые локоны коснулись щек, – мне казалось, будто мы четверо образовали некий волшебный круг, и ничто плохое не сможет проникнуть внутрь него и сделать нам больно. – Она судорожно вздохнула. – Я не приняла в расчет боль, идущую изнутри.
– Он сделал это не для того, чтобы причинить тебе боль.
– Может, и так. Но боль не становится меньше от того, хотел он этого или нет.
Крепко сжатые губы матери и странная неподвижность взгляда выдавали ее гнев. Это хорошо, подумала Грейс, что она не держит его внутри себя.
– Я знаю, ты на меня сердишься, – мягко произнесла дочь. – И не осуждаю тебя за то, что ты думаешь, будто я написала эту книгу, отчасти чтобы отомстить тебе. Конечно, это не так, но дело ведь не в этом. Ты и я – наша с тобой проблема уходит в прошлое.
– Ты была такой своенравной девочкой, – мягко сказала мать. – Всегда перечила мне, оспаривала любой совет, любой довод. Мне казалось, что нужна сильная рука, чтобы управлять тобой. – Печальная улыбка искривила ее губы, казавшиеся без обычной розовой губной помады странно обнаженными. – Это было бы на пользу нам обеим.
– Не нужна мне была сильная рука, – ответила Грейс. – Все, что мне было нужно, – это чтобы ты выслушала меня. Так же, как сейчас. Я хочу, чтобы ты меня выслушала.
– Некоторые вещи слишком тяжело слушать.
– Даже правду?
– Особенно правду. – Корделия отвела взгляд, лицо ее исказилось от боли. Помолчав секунду, она добавила: – Я разговаривала с Нолой Эмори.
Грейс озадаченно уставилась на нее.
– Когда?
– Сегодня. Мы встречались в парке.
– О, мама…
Грейс внезапно охватило сострадание к ней.
– Многие вещи не так уж ужасны, как мы себе их представляем, – сказала Корделия сдавленным голосом, который совсем не вязался с ее словами.
Грейс поднялась и подошла к матери. Положив руку ей на плечо, она почувствовала острые косточки, напомнившие ей изящную, но крепкую антикварную мебель, которой был заставлен старый дом в Блессинге.
– Но в конце концов он ведь выбрал нас.
– Да, он выбрал нас. – Мать вперилась взглядом в книжный шкаф напротив нее. – Но это не меняет нынешней ситуации, так ведь? Весь этот скандал – не могу представить, что будет, когда я вернусь в Блессинг. И его библиотека… Сколько людей теперь из-за этого заберут свои вклады.
Грейс откашлялась. Со времени последней ссоры с матерью у нее в мозгу начала формироваться определенная идея. Теперь она отчетливо поняла, что нужно делать. У нее, как дочери Юджина Траскотта, не было иного выбора.
– Сколько денег тебе нужно? – спросила она.
– Ну, по крайней мере, миллион вдобавок к той сумме, что мы уже собрали.
– Столько я обещать не могу… Но сделаю все, что сумею.
Корделия удивленно воззрилась на дочь.
– О чем ты говоришь, Грейс?
– О деньгах, которые тебе нужны. Я жертвую библиотеке отца доходы от книги. Мой агент ведет переговоры в нескольких странах, и кое-какие продюсеры в Голливуде тоже ею заинтересовались. Для начала, может быть, тысяч пятьсот. Возможно, после того, как книга выйдет в свет, будет и больше.
– Но… почему?
– Потому что мне это кажется правильным. И еще потому, что я хочу этого.
В глазах у Корделии появились слезы. И Грейс поняла, что это слезы гнева, а не благодарности.
– Как ты можешь? Эта книга – она оскорбляет все, за что он боролся!
– Именно из-за отца я и написала ее. Честь превыше всего – в этом нет никакой иронии. Да, он был честным… Во всем, кроме одного. Если бы он решился рассказать нам… – Она вздохнула. – Но он не смог. Теперь я стану его голосом. – Старый бойцовский задор ожил в ней, как оживает примятая трава. – И ведь именно из-за отца ты строишь эту библиотеку. Мы обе любили его. Только проявляли эту любовь по- разному.
Корделия молчала так долго, что Грейс это начало раздражать. Неужели мать откажет ей?
Но когда мать вновь заговорила, ее голос звучал спокойно, даже чуть-чуть грустно.
– Знаешь, мне только что пришло в голову, что еще неделю назад – даже вчера! – я бы сказала «нет». Но все изменилось, не так ли? И, думаю, ты права – я не всегда слушала тебя. Твое желание помочь с библиотекой – даже если это означает лишь, что мы обе будем работать для достижения одной цели… Этого
