рук ручку двери, Рэнд обернулся к ней, взгляд его упал на протянутые к нему руки.
– Я здесь, Клер.
Она кивнула. От волнения сердце, казалось, колотилось у нее в горле, голос упал до едва слышного шепота.
– Неужели же вам никогда не приходило в голову, насколько унизительно для меня держать в руках вашу мужскую плоть, когда вам даже в голову никогда не приходит попросить меня коснуться вашего лица? – задыхаясь, спросила она, чувствуя, что на ресницах повисли слезы. Она нетерпеливо смахнула их, шмыгнула носом, но это не помогло. Из груди ее вырвался сдавленный всхлип, и она поняла, что вот-вот разрыдается. Клер быстро отвернулась. Руки Рэнда сомкнулись кольцом вокруг нее, словно он хотел ее защитить.
– Клер…
Его голос раздался откуда-то сверху, и Клер показалось, что он на мгновение заполнил тесную каюту, словно удар медного колокола. Она тихонечко отодвинулась и тут же наткнулась на край стола.
– Клер, прошу вас.
От его рук, обхвативших ее за плечи, исходило тепло. Голова Клер поникла – это выглядело как капитуляция. Рэнд прижался губами к ее уху.
– Боже мой, Клер, – прошептал он, – простите меня, дурака. Я не хотел… не думал даже… – Он не закончил. Вместо того чтобы договорить, он повернул ее лицом к себе. Руки его соскользнули с ее плеч, осторожно сжали тонкие запястья. Он потянул ее ладони к своему лицу. – Посмотрите на меня, Клер. Она заколебалась.
– Я не строю никаких планов и ничего не жду, – тихо продолжал Рэнд. – То, что происходит между нами, не закончится в постели, ни в вашей, ни в моей. – Он почувствовал, как ее пальцы, разжавшись, коснулись его щеки. Отпустив ее запястья, он завел руки за спину. – Ну же, – подбодрил он ее, – мне хочется, чтобы вы увидели меня.
Кончиками пальцев она чувствовала, как туго обтянула его скулы горячая кожа. Положив ладонь ему на лоб, Клер ласково разгладила сдвинутые брови, ощутила пальцами впадины висков. Ресницы Рэнда слабо затрепетали под ее рукой, и тут она вспомнила, как миссис Уэбстер называла их коричневыми, однако та ни разу не упомянула, какого они оттенка. Какие же они на самом деле: светлые, как песок, или же темные, почти черные, цвета кофе? А может, янтарные, словно сердцевина тикового дерева?
Клер осторожно провела пальцем вдоль его носа, коснувшись хищного выступа, который придавал лицу Рэнда свирепое выражение, и почувствовала, как в ответ на ее прикосновение затрепетали его ноздри. Кончик ее пальца дотронулся до глубокой ямки между кончиком носа и верхней губой и скользнул к подбородку.
Перехватив руку Клер, Рэнд прижал ее к губам. – Еще раз, пожалуйста, – прошептал он.
Клер почувствовала на своих пальцах его обжигающее дыхание. Словно не замечая, что он выпустил ее руку, она коснулась его губ, почувствовала, как они приоткрылись, и дыхание у нее перехватило. Вздрогнув, она отвела руку в сторону и вдруг прижала обе ладони к его щекам.
Рэнд чуть заметно напрягся, когда тонкие пальчики Клер дотронулись до его шрама. Он заставил себя стоять неподвижно, пока она осторожно ощупывала глубокую отметину, пробороздившую его лицо от виска до самого подбородка.
– Такое красивое лицо, – мягко прошептала она. В голосе ее было одно лишь неподдельное восхищение. Сколько Рэнд ни вслушивался, он не услышал ни малейшего намека на жалость. – Как это произошло?
– Эту отметину оставила мне на память сабля одного янки.
– Но ведь вас могли убить! Уголки губ Рэнда дрогнули в улыбке.
– Думаю, именно это он и собирался сделать.
– И как же вам удалось спастись?
– Его сшибло на землю пушечным ядром прежде, чем он смог закончить начатое. Я оказался прямо под ним и вместо того, чтобы покоиться в земле, попал в один из их полевых госпиталей. А потом, естественно, в тюрьму.
– О, Рэнд! – Руки Клер легли ему на плечи. – Я не знала! И долго вы там пробыли?
– До самого конца войны – почти восемнадцать месяцев. Клер только молча кивнула – все это было за пределами ее понимания.
– Я знала, что у вас шрам, – призналась она, – мне рассказала миссис Уэбстер.
– Я так и подумал, что вы ожидали чего-то подобного, – кивнул Рэнд. – Вы были заранее готовы к этому…
Клер нахмурилась.
– Не в том смысле… это не то, что вы думаете. Просто мне было чрезвычайно любопытно, – голос ее упал до чуть слышного шепота, – я была заинтригована. – Это прозвучало как признание.
Рэнд не мог отвести от нее взгляд, очарованный слабым румянцем, окрасившим ее щеки. Головка ее склонилась, она смущенно смотрела в сторону – сейчас он мог бы поклясться, что она видит. Лицо выдавало терзавшие ее сомнения и страх.
– И что же еще миссис Уэбстер говорила обо мне? – мягко спросил Рэнд.
– Она сказала, что, если бы не шрам, вас можно было бы назвать настоящим красавцем.
Рэнд смущенно запустил пятерню в гриву непослушных медно-рыжих волос и переступил с ноги на ногу.
– Я смутила вас, – догадалась Клер. Губы ее дрогнули в улыбке – ей показалось забавным, что замечание миссис Уэбстер до такой степени смутило Рэнда. – Может, вам станет легче, если я признаюсь, что всегда представляла вас этаким огромным каменным тики?
Перед мысленным взором Рэнда всплыли виденные им на островах южных морей каменные изваяния – ни одно из них даже близко не напоминало человека. Лица их, грубо вырубленные в камне, выражали суровость, даже жестокость. От них всегда исходило смутное ощущение угрозы.
– Мне как-то больше по душе то, что сказала миссис Уэбстер, – пробормотал он.
– Я почему-то так и подумала. – Клер опустила руки. Ей казалось, Рэнд отодвинется, но он не отступил.
На губах Клер все еще играла легкая улыбка.
– Скажите мне, – попросил он, – с чего это миссис Уэбстер вздумалось описывать вам мою внешность? Может, кто-то ее попросил?
Улыбка Клер увяла.
– Право, не помню, – холодно ответила она.
– Какая вы все-таки лгунья!
– Стикль тоже часто мне об этом говорит.
– Хм, похоже, тут мы с герцогом согласны. – Заметив, как у нее обиженно дрогнули губы, Рэнд рассмеялся. – Вы ведь сами ее попросили описать меня, верно?
– Это еще ни о чем не говорит! Я часто прошу ее это делать.
– И какого же цвета у меня волосы?
– Право, не припомню.
– Вы никогда ничего не забываете.
– Ну ладно, слушайте. Она сказала, что они у вас цвета заката. Цвета опавших листьев, когда коричневый, медный и ярко-оранжевый смешиваются воедино.
Брови Рэнда взлетели вверх, потом он неуверенно улыбнулся.
– Сам я всегда думал, что они скорее похожи цветом на затертую пенсовую монетку.
– Она тоже сначала так сказала, но потом поправилась, чтобы я не решила, что они у вас тускло-зеленые.
– Можете передать ей мою благодарность. А глаза? Какого они цвета?
– Карие.
– И все? Просто карие?
– По-моему, она упоминала, что у вас они не такие темные, как у меня.
– У вас они цвета шоколада, – уточнил Рэнд, – а мои светлее, скорее ореховые, чем карие. Во всяком случае, так всегда нравилось говорить моей матери.
– Ореховые… – задумчиво протянула Клер. – Тогда они неплохо подходят к вашим волосам.
– Кое-кто считает, что очень подходят.
– Женщины, – уточнила Клер. Рэнд притворился, что вспоминает.
– Может, вы и правы.
Клер умолкла. Все ее оживление разом спало, лицо омрачилось. Почувствовав, как он осторожно приподнял ей подбородок, она не отодвинулась. Казалось, однако, что Клер так глубоко ушла в себя, что ласка Рэнда осталась незамеченной.
– А я уж и не помню, как выгляжу, – проговорила она. – Моя мать была красавицей. А я нет. Впрочем, раньше я никогда особенно из-за этого не переживала, думала, что и впредь не стану. Но вот, однако, оказалось, что мне это небезразлично. Господи, Рэнд, еще как небезразлично! За мной никогда никто не ухаживал, и, боюсь, я отнеслась слишком серьезно к тому, что вы обратили на меня внимание. Не думаю, чтобы вы имели на меня какие-то виды – это невозможно. И не знаю, как с честью выйти из этого положения. Понимаете, у меня… у меня нет никакого опыта.
Пальцы Рэнда ласково погладили ее щеку, осторожно заправили за ухо прядь непослушных темных волос.
– Помнится, кто-то мне говорил, что знает толк в поцелуях.
– Ну, это не совсем неправда, – покраснела она.
– Так… небольшое преувеличение?
– Совершенно верно.
– Так что же прикажете мне делать, Клер? – спросил Рэнд. – Стоять в сторонке и молча смотреть, пока вы будете упражняться с Маколеем Стюартом или Катчем? Или с кем-то из команды? Хотите научиться, как ловко уходить от мужчины, прежде чем придете ко мне? – Он покачал головой. – Надеюсь, что нет. Я на это не способен. Слишком уж мучительно для меня теперь будет увидеть вас рядом с кем-то другим.
– Но ничего же не случится, – возразила она, – абсолютно ничего.
– Знаю, – кивнул он. – И все равно – это слишком больно.
Но Клер уже ничего не слышала – привстав на цыпочки, она накрыла ладонью его рот. Он не улыбался. Значит, Рэнд говорил серьезно. Ей пришлось ухватиться двумя руками за стол, иначе она не удержалась бы и обвила руками его шею.
– Думаю, вам лучше уйти.
Рэнд впился взглядом в ее лицо – губы ее были решительно сжаты.
– Что ж… хорошо.
Только когда за ним тихо закрылась дверь, Клер смогла вздохнуть полной грудью.
– Их называют настоящими китами, – объяснил Катч. Стоя позади Клер у правого борта, он осторожно поддерживал ее под локоть, чтобы она не потеряла равновесия на скользкой палубе. «Цербер», кренясь то на один борт, то на другой, летел вперед, и только благодаря умению Катча даже в шторм держаться на ногах они еще не свалились за борт. Свернув в сторону от обычных караванных путей, где в
