когда все уже закончилось… только потом вспомнил, что ты слепа.
Что-то сжалось в груди Клер. Ей стало трудно дышать, но она заставила себя слушать – ведь она сама просила его рассказать, напомнила она себе.
– Дальше!
– Это все, – прошептал он.
– Не может быть. – Подбородок Клер дернулся. – Выходит, ты почувствовал жалость ко мне, Рэнд? Да? Я угадала?
– Нет.
– Тогда, выходит, ты пожалел себя! Пожалел, что связался со слепой…
– Прекрати, Клер!
– … навязал себе на шею женщину…
– Клер!
– … достойную одного лишь презрения за то, что позволяет вытворять с ней все, что угодно. Рэнд отшатнулся, как будто она ударила его.
В темных глазах Клер сверкали слезы, нижняя губа дрожала.
– Ты и сейчас жалеешь меня, Рэнд.
– Нет, – тихо возразил он. – Забудь об этом.
Она склонила голову, словно та оказалась слишком тяжелой для тонкой шеи и хрупких плеч. Руки Клер, вцепившиеся в край стола, разжались, и она медленно сползла на пол. Стояла такая тишина, что она не слышала даже дыхания Рэнда и не имела ни малейшего понятия, где он. И не ожидала, что первый же сделанный ею шаг заставит ее оказаться в его объятиях.
Рэнд крепко обнял ее, прижав головой к своему плечу. Клер тихо заплакала, и Рэнд вдруг почувствовал, что и у него к глазам подступили слезы.
– Это была боль, – признался он. – Вот что я почувствовал. Не жалость, нет. Я вдруг отчаянно захотел, чтобы ты прозрела… чтобы я мог увидеть, как моя страсть отражается в твоих глазах. Впрочем, ты была не так уж далека от правды. Но то, что я чувствовал, касалось меня… я думал о том, что хочу сделать с тобой.
Стараясь сдержать рвущиеся из груди рыдания, Клер дрожала.
– Не знаю… не знаю, что будет со мной… если я никогда больше не смогу видеть!
Встряхнув ее за плечи, Рэнд отодвинул Клер от себя, взглянул в залитое слезами лицо.
– Что это значит? – хрипло спросил он. Ее голос упал до сдавленного шепота.
– Никогда не жалей меня, Рэнд, слышишь? Я не нуждаюсь в жалости. Ты даже представить себе не можешь, как я мучаюсь при мысли о том, что ты испытываешь ко мне только жалость. – Она чуть слышно засмеялась. – Или можешь?
«Нет, – подумал он, – не могу». Жалеть Клер? Это немыслимо.
– Ты любишь меня? – требовательно спросил он.
Веки ее чуть заметно дрогнули – это был единственный знак, что она слышала. Ей вдруг показалось, что земля поплыла у нее под ногами, а тело внезапно стало легким и оторвалось от пола, как мыльный пузырь.
– Да, – выдохнула она чуть слышно.
Снова прижав ее к себе, Рэнд уткнулся лицом в копну ее волос.
– Тогда не смей говорить мне, что не знаешь, что с тобой будет, – задыхаясь от клокотавшего в нем гнева прохрипел он. – Вернется ли зрение к тебе или нет – ты будешь со мной! Мы состаримся вместе, и когда мои глаза потускнеют, ты научишь меня, как обходиться без них. Клер была слишком потрясена, чтобы говорить.
– Я думал, ты догадалась, что это значит, когда привел тебя сюда. – Голос Рэнда смягчился. – Я прочитал тебе заклятие, позволил выучить его наизусть… Это значит, что ты для меня дороже этого проклятого сокровища, слышишь, Клер?!
Слегка отодвинувшись, Клер легко коснулась его лица кончиками пальцев.
– Когда ты так говоришь, – прошептала она, – мне порой кажется, ты боишься, что я окажусь недостойной твоего доверия.
– Я хочу сказать, что мне на это наплевать.
– Я не предам тебя!
– Это не важно.
– Мне важно… важно, чтобы ты верил в это.
– Я хочу, чтобы ты знала – я люблю тебя.
– Ты скажешь это позже. А сейчас… ты веришь мне? Рэнд испытующе посмотрел на нее. Казалось, сейчас для Клер нет ничего важнее этого.
– А ты упрямая малышка. – Он покачал головой. – Да.
– Но я тебе верю.
Лицо Клер разом просветлело, плечи расправились.
– И? – тихо подсказала она.
– И я люблю тебя почти до беспамятства.
– Только почти?
– Это все твое упрямство, – проворчал он. – Оно мешает мне окончательно потерять голову от любви!
Клер опять дотронулась кончиками пальцев до уголков его губ и почувствовала, как они изогнулись в улыбке.
– Тогда все в порядке, – объявила она. Привстав на цыпочки, Клер прижалась к нему губами, всем телом, крепко обхватив его за шею. Мечтательно полузакрыв глаза, она упивалась его поцелуем. – Может, вернемся ко мне в каюту? – предложила Клер, почувствовав, что у нее не хватает дыхания.
Слегка ошеломленный, Рэнд невнятно пробурчал что-то, что при желании можно было принять за согласие.
Отодвинувшись от него, Клер снова почувствовала, как ходит у нее под ногами палуба корабля.
– Проверь, нет ли кого в коридоре, – попросила она, – а я пока поставлю на полку твой журнал. – Она без труда отыскала его – журнал, открытый на той же странице, лежал на прежнем месте. Чуть покраснев, Клер благоговейно погладила ладонью ветхую страницу. Она знала, что с этого дня, повторяя про себя заклятие, каждый раз будет думать о нем, вспоминать, как губы Рэнда прижимались к ее губам, как его руки ласкали ее обнаженное тело. «Кровь потечет рекой…» «Языки пламени взовьются вверх…» Мурашки поползли у Клер по спине. Взявшись кончиками пальцев за угол листка, Клер сделала движение, чтобы отодвинуть журнал от себя. И застыла на месте.
За ее спиной послышались шаги Рэнда и слабый скрип двери. Клер потрясла головой, отгоняя навязчивое воспоминание. Что-то не давало ей покоя, и это каким-то образом было связано с прошлым. Что-то она вот так же держала в руках…
– Рэнд!
– В коридоре ни души, – сообщил он, возвращаясь к ней. Но Клер не слышала его. Резким движением придвинув к себе книгу, Клер снова провела пальцем по нижней части листа.
– Поди сюда, – нетерпеливо бросила она. Оглянувшись, Рэнд с удивлением увидел, что Клер сидит за столом. Покачав головой, он прикрыл дверь и встал у нее за спиной.
– Что ты там нашла?
Она ткнула пальцем в то место на странице, которое привлекло ее внимание.
– Что это такое?
Прищурившись, Рэнд пытался отыскать глазами то место, на которое указывала Клер, но одного лунного света было явно недостаточно.
– Мне нужен фонарь, – проворчал он. – Так я ничего не вижу.
Но Клер удержала его.
– Попробуй увидеть это так, как я, – предложила она. – Закрой глаза.
– Ладно.
– Дай мне руку.
– Ну а теперь что? – нетерпеливо спросил он.
Клер осторожно приподняла нижний край листа.
– Потрогай тут, – предложила она, – с двух сторон. Теперь и Рэнд почувствовал. Брови его удивленно поползли вверх.
– Ты хочешь сказать, что обнаружила дырки?!
– Ну конечно. А ты знал о них? – Да.
– Тогда почему же ты не ответил, когда я спросила?
– Просто не понял, о чем ты спрашиваешь. Там и видеть-то нечего.
Разозлившись, Клер до боли стиснула его пальцы. «Слепец», – с горечью подумала она. Рэнд жалобно охнул. Приторно-сладко улыбнувшись ему, Клер выпустила его руку.
– Откуда тут дырки? – потребовала она ответа. – Что они означают?
– Понятия не имею. Клер обреченно вздохнула.
– А в заклятии есть хоть какой-то намек на то, что это может что-то значить?
– Никакого.
Клер затаив дыхание потрогала крошечные выпуклости на обратной стороне листка.
– Откуда же они взялись?
– Знать не знаю, я никогда не думал об этом.
– Так подумай сейчас.
– Ну… они чуть больше, чем след от булавки. Помнишь, я рассказывал тебе, что листок с заклятием был одно время зашит за подкладку шляпы? А потом спрятан в каблуке башмака. Так что это могут быть просто следы от иголки.
– Вот такие странные следы? – сердито спросила она. – Семь аккуратных дырочек, причем расположенных в особом порядке?!
Но Рэнд упорно отказывался видеть в этом что-то необычное.
– Что ты хочешь этим сказать, Клер? Что эти дурацкие дырки имеют какой-то смысл?
– А что, это так уж невероятно? Рэнд пожал плечами.
– И какой же?
– Я не знаю.
– Тогда считай, что это просто дырки. В конце концов, этой бумаге без малого три сотни лет. Было бы странно, если бы ей удалось дотянуть до наших дней, оставшись в целости и сохранности.
– Нет, – покачала головой Клер. – Невозможно! Вспомни, как тряслась над ней вся ваша семья, стараясь, чтобы с ней ничего не случилось! Одно поколение Гамильтонов за другим старалось сохранить ее. Ты только взгляни – даже края листка не обтрепались! Держу пари, что он не так уж много времени пролежал в той шляпе. Да и в каблуке тоже. Сначала он был свернут, но потом его тщательно разгладили. Больше всего вреда причинил ему ты, когда вшил его в свой журнал. К тому же если бы эти отверстия остались на обратной стороне листка, то никто бы вообще ничего не заметил.
– Никто ничего и не замечал почти триста лет, – неприязненно проворчал Рэид. – Я только одного не понимаю – с чего ты вообразила, что они вообще имеют какое-то значение?
– Ты можешь поднести листок к свету?
– Думаю, да.
– Тогда давай.
Перегнув журнал, так что в руках остался только листок с заклятием, Рэнд поднес его к иллюминатору. Поворачивая журнал то так, то эдак, он наконец добился, что в лунном свете каждая дырочка стала видна отчетливо… «Так их же семь!» – удивился он. Семь! Господи, как же он сразу не заметил, гадая: когда один из Гамильтонов не успел или же намеренно не сообщил об этих отверстиях своему сыну! А потом на них просто перестали обращать внимание.
– Ты видишь их? – не вытерпела Клер.
– Да, – опустив журнал, кивнул Рэнд.
– Это тебе ничего не напоминает?
