– Думаю, это очевидно, – заявила Сенда, неожиданно заливаясь краской.
Он помолчал минуту.
– Значит, вас не купишь ценой благополучия вашей труппы. Отлично. Однако долгий опыт подсказывает мне, что все имеет свою цену. Меняется лишь ее величина применительно к конкретному человеку. – Князь вновь покачал головой. – У вас такие глаза… Такие выразительные… незабываемые… как будто они видели много страданий. Не секрет, что меня тянет к вам. – Он помолчал. – И я намерен заполучить вас.
– Извините, ваша светлость, я не продаюсь с аукциона, – приглушенным голосом проговорила Сенда.
– Ради труппы, возможно, нет. А что вы скажете об этом? – Он вытащил из кармана длинный узкий бархатный футляр. Затем протянул его ей.
Покачав головой, Сенда инстинктивно попятилась назад, словно увидела змею.
– Вы не заглянули внутрь, – сказал он. – Возможно, его содержимое заставит вас передумать. Там, где я это взял, еще много красивых вещей.
– Нет, – отрезала она и тихо, но твердо добавила: – Нет, благодарю вас.
– Ради себя самой и меня тоже, вы обязаны хотя бы взглянуть.
Сенда со вздохом взяла футляр и медленно открыла его. Она потеряла дар речи. Ожерелье представляло собой нить огромных прямоугольных камней под цвет ее глаз, обрамленных бриллиантовыми багетками. Дрожащей рукой девушка захлопнула футляр и вернула его князю.
– Не надо, – прошептала она, отворачиваясь.
Он пожал плечами, положил футляр обратно в карман и ровным голосом произнес:
– Это сегодня. Возможно, со временем вы передумаете.
– Боюсь, что… что нет. Не передумаю.
Он кивнул.
– Вижу, что ни драгоценностями, ни работой на целый сезон вас не убедить. Я ошибся. Вы должны меня извинить. Вы слишком красивы и талантливы – и независимы, – чтобы вас можно было так легко купить. Вас не интересует материальная выгода.
Сенда повернулась и пристально посмотрела на него.
– Ваша светлость, для меня имеют значение только две вещи, – с мягкой откровенностью сказала она. – Моя карьера, ради которой я должна работать, чтобы с помощью данного мне Богом таланта преуспеть, и моя дочь, которая должна гордиться мной. После того как три года назад умер мой муж, у меня не осталось других устремлений.
Он с восхищением смотрел на нее. Сенда отвернулась и сделала несколько шагов по сцене.
Князь заговорил шепотом, но его слова обжигали ее, словно удар хлыста.
– Значит, этот ребенок не от вашего мужа.
Сенда резко повернула к нему мертвенно-бледное лицо.
– Ребенок слишком мал. – Обманчиво-ленивые голубые глаза князя потемнели. – Мне следовало догадаться. Есть еще кто-то.
Ее, будто тисками, сковал острый страх.
– Кажется, вы правы. – Он говорил холодно и с достоинством. – Вам действительно пора продолжить репетицию. – Он улыбнулся. – Вы – актриса, и к тому же превосходная. Думаю, завтра меня ждет чудесное представление.
– Да, ваша светлость. – Сенда сделала реверанс, стараясь избегать его взгляда. – Надеюсь, вы не будете разочарованы.
– Я уже разочарован, – мягко сказал он. – Но я – князь Вацлав Данилов. Очень богатый, очень влиятельный и очень целеустремленный человек. Вам еще предстоит узнать, что слова «нет» для меня не существует.
Ее щеки запылали, как от пощечины.
Он постоял с минуту на краю сцены, как бы делая паузу, чтобы удержать в напряжении невидимых зрителей, затем добавил:
– И в конце концов я всегда добиваюсь желаемого, чего бы мне это ни стоило.
При этих словах она быстро взглянула на него, но он уже исчез, затем до нее донеслись звуки удаляющихся шагов и закрывающейся двери, потом все смолкло. Она поняла, что осталась в театре одна.
Сенда содрогнулась и глубоко вздохнула. За всю свою жизнь она не могла припомнить случая, чтобы кто-то внушил ей такой страх.
В коридоре угрюмый граф Коковцов тихо выскользнул из-за двери, поравнялся с князем и ускорил шаг, чтобы не отстать от него. Над их головами холодным блеском сверкали люстры с подвесками из горного хрусталя в форме фруктов, а богато инкрустированный деревянный пол, блестящий, как зеркало, казалось, несся им навстречу. Князь даже не взглянул на своего кузена.
– Итак, ты все слышал? – мрачно спросил он.
На лице графа появилось оскорбленное выражение.
– Ты слишком хорошо меня знаешь, чтобы подозревать в том, что я подслушивал, Вацлав. Зачем мне это?
