который я ищу». — Алан пристально глядел на Стефани. — Очевидно, ваш дедушка имел в виду, что кое-что он уже обнаружил, но у него не было доказательств!
— И что же он, по-вашему, обнаружил?
— Вы прекрасно это знаете! — прошептал Алан. — Он обнаружил, что Лили Шнайдер жива и здорова!
Стефани сидела не шевелясь, не отрывая глаз от Алана.
— Подумайте об этом, Стефани! — добавил он мягко. — Что может быть более сильным мотивом убийства, чем нежелание мертвых, чтобы их заставили воскреснуть?
18 Нью-Йорк
— Откуда?
Вопрос повис в воздухе, подобно грозовой туче. Казалось, все посетители бистро исчезли, словно унесенные каким-то волшебным самолетом, их голоса отдалились, превратившись в едва слышный шепот. Сейчас Алан и Стефани были похожи на революционеров-заговорщиков накануне решающего выступления.
Горло Стефани пересохло, но она не прикоснулась ни к шнапсу, заказанному для нее Аланом, ни к содовой, которую она заказала себе сама. Они стояли перед ней, как предметы театрального реквизита. Алан залпом осушил свой бокал.
— Откуда? — повторила она настойчиво. — Алан, мне нужно знать, откуда взялась эта запись! — Она впилась глазами в своего собеседника. — Мне кажется, вы знаете не только, откуда она взялась, но и кто ее сделал.
Он громко, с шумом выдохнул. Затем медленно кивнул.
— Да, — ответил он настороженно. — Но я хочу получить от вас заверения, что ни единая душа — и я это подчеркиваю: ни единая — не узнает, откуда у вас эта информация.
— Ну! — Стефани развела руки и обезоруживающе улыбнулась. — Неужели вы не знаете, что журналисты никогда не раскрывают свои источники?
Алан посмотрел на нее холодно.
— Ради вас самой — и ради меня, надеюсь, что вы их и на этот раз не раскроете. Особенно учитывая то, что случилось с вашим дедушкой.
Для Стефани это прозвучало как удар. Она ощутила резкий озноб и приступ омерзения, словно какое-то гадкое существо ползло по ее телу.
Алан опять закурил, помолчал немного, потом сказал:
— Хорошо.
Он пробежал пальцами по своим колючим платиновым волосам, оглянулся.
— Она попала мне в руки в прошлом месяце. Я получил ее от того самого человека, который продал мне запись Каллас.
— Пиратская запись в Мехико?
— Да, — Алан кивнул. — Именно она.
Стефани достала из сумочки блокнот и ручку.
— Мне необходимо имя этого человека. — Она открыла блокнот. — А также, как с ним или с ней связаться.
— Гм… — Он отрывисто рассмеялся. — Никак невозможно.
— Почему? Я просто хочу с ним поговорить.
— С ним хотят поговорить очень многие: например, владельцы авторских прав, которые он нарушает.
— Алан, я же вам сказала. Я никогда не раскрываю свои источники.
— Стефани, вы не понимаете.
— Я этого не знала.
— Теперь знаете. И можете поверить, их имена не значатся в телефонных справочниках.
— Тогда представьте меня ему, Алан, пожалуйста, — быстро предложила Стефани.
— Невозможно, — Алан был непреклонен. — Как только они узнают, кто вы такая, меня внесут в черный список, все — начиная отсюда и до Макао. Никто из них больше не захочет со мной иметь дело.
Стефани наклонилась к нему поближе.
— Тогда просто скажите мне
Он взглянул на нее сквозь облако дыма.
— Стефани, даже если бы я мог это сделать, я не уверен, что имя, известное мне, является настоящим, а не вымышленным. Этот парень очень умный, очень изворотливый. Я не знаю его адреса, у меня нет его телефона, нет номера абонементного ящика. Ничего. — Он помолчал. — Когда у него появляются записи, которые, на его взгляд, могут меня заинтересовать, он звонит сам. Обычно мы встречаемся в каком-нибудь отеле.
Стефани задумчиво барабанила пальцами по столу.
— Ну хорошо. Раз это тупиковый вариант, попробуем по-другому. Как у вас появилась эта пленка? Насколько я понимаю, вам о ней сообщил этот ваш дилер?
— Он позвонил мне насчет пленки Каллас, и я, естественно, сразу напрягся, потому что давно уже схожу по Каллас с ума. И каким бы плохим ни было качество записи, я просто должен был заполучить эту пленку! — Он улыбнулся. — Короче, я сказал ему, что десять штук — многовато, и тогда он ответил, что приложит еще последнюю запись Губерова, чтобы подсластить сделку.
Алан стряхнул пепел с сигареты.
— Какое-то время у меня руки не доходили до этой пленки. Потом, недели две назад, я наконец прослушал ее. И можете себе представить мое потрясение, когда…
— …вы узнали голос Лили Шнайдер! — закончила Стефани.
— Именно, — Алан кивнул. — Его невозможно спутать.
— А ваш дилер? Вы хотите сказать, что он даже не знал, что он вам отдает? — На ее лице читалось недоверие.
— Видимо, нет. И потом, откуда ему знать? Послушайте, Лили Шнайдер считается умершей уже — сколько десятилетий? — Внезапно он задумался, наморщив лоб. — Сейчас, когда я думаю о нашем разговоре, — добавил он, потирая подбородок, — я вспоминаю, что он упомянул о том, как попала к нему пленка. Видимо, ему не надо было это скрывать, иначе он не проронил бы ни слова.
Стефани напряженно ждала.
— Хотя он не назвал мне имени этого человека, он сказал, что получил ее от кого-то, кто был на борту «Хризалиды». Похоже, Борис Губеров был в круизе в районе полуострова Юкатан, и, когда он играл, его кто-то тайно записал.
— «Хризалида»?[5] — Стефани припоминала. — Это что, новый корабль?
Алан засмеялся. — Вполне может сойти за корабль, во всяком случае по размерам. Но вообще-то это яхта. Большая яхта. Или, еще точнее, яхта де Вейги. Мой дилер не сообщил, кто сделал запись, кто-то из команды или из гостей. Стефани нахмурилась.
— Де Вейга… де Вейга… — повторила она несколько раз. — Где я могла слышать это имя?
— Эрнесто де Вейга, — подсказал Алан, — бразильский мультимиллиардер. Один из самых богатых — если не самый богатый — людей в мире. Олово, стройматериалы, фармацевтическая промышленность. Что ни возьмите — он всюду запустил свои руки.
