Эдуардо увлекал ее с одной палубы на другую. Он показал ей сауны, которые грелись круглые сутки и в которых она должна обязательно побывать. Он показал ей в столовой бесценное панно — с лайнера «Нормандия». Он рассказывал о фантастических электронных системах безопасности, в частности о подводном сонаре для защиты от водолазов.
Эдуардо наслаждался тем, как Стефани беседует с командой. Ее природная жизнерадостность и легкость в общении сразу покорили членов команды. Ее живое любопытство, понимание, улыбка — все это было для него сюрпризом. Он чувствовал, что она, не обладая ни царственностью, присущей его матери, ни пугающим взглядом его отца, может покорить и подчинить всех своей жизнерадостностью и живостью ума.
На палубе, где находилась ее комната, он показал ей другие помещения для гостей, каждое из которых было названо в честь какой-нибудь бабочки. Только после того как он сообщил ей это, она обратила внимание, что в каждую дверь была вделана стеклянная коробочка, содержавшая образец той бабочки, чье имя носила каюта. Разумеется, цвета в каждой каюте соответствовали расцветке бабочки. Каюта «Бринтезия» была выдержана в черном, белом и сером тонах; «Дейлефия» — в розовых и оливковых, «Либитея» — в серо-голубых и оранжевых.
— Ты живешь в каюте «Лисанда».
— Серебристо-голубая, черная и белая, — пробормотала Стефани.
— Правильно.
— А ты? В честь какой бабочки названа твоя каюта?
— Моя, — засмеялся Эдуардо, — никак не называется, слава Богу. Там вообще нет ничего, связанного с бабочками. Видишь ли, бабочками увлекается отец, у меня другие интересы.
— Тогда понятно, почему эта яхта носит имя «Хризалида». Из-за увлечения твоего отца?
— Боюсь, что да. — Эдуардо застенчиво хмыкнул. — И «Магнум» тоже.
— Ты имеешь в виду эту лодку на корме?
— Да. Ее называют «Larva».
— Larva? То есть яички, которые откладывают бабочки?
— Да. Видишь ли, когда лодку запускают, кажется, что «Хризалида» родила ее.
Стефани засмеялась.
— Я уверена, что это выглядит ужасно непристойно.
— Да, очень! — весело подтвердил Эдуардо.
В библиотеке они бродили среди стеллажей со специальными барьерами, удерживавшими тысячи томов даже во время самого сильного шторма. Он объяснил, по какому принципу расставлены книги: классика в кожаных переплетах, новейшие бестселлеры в мягких обложках и, конечно же, сотни томов по лепидоптерии.[7]
— А ты знаешь, что бабочки на стадии хризалиды могут
— Нет. — Стефани посмотрела на него с интересом. — Это потрясающе!
— Конечно, таким образом они не могут продлевать свой жизненный путь бесконечно: мать-природа позаботилась об этом.
— А эти? — Стефани провела пальцами по корешкам очень толстых медицинских книг. — Зачем они здесь?
— А, эти. Они все о геронтологии. Это сфера научных интересов доктора Васильчиковой.
— Геронтология… — лицо Стефани стало серьезным. — Это ведь наука о старении?
— Да.
Сердце Стефани учащенно забилось.
Эдуардо заметил, что Стефани побледнела.
— С тобой все в порядке?
— Д-да, — ответила Стефани, не оборачиваясь. — Просто… — Она быстро переменила тему, указав на непроницаемую дверь перед собой. Надпись на пяти языках гласила: «Не входить».
— Что там? Чаша святого Грааля?
— Нет. — Эдуардо подошел к ней и встал перед дверью. — Это владения доктора Васильчиковой.
— А можно мне посмотреть? — спросила Стефани, бросив быстрый косой взгляд на Эдуардо.
Он отрицательно покачал головой.
— Извини. Никто не может туда войти без разрешения Васильчиковой — ни отец, ни мать, ни я сам.
Очевидная власть доктора Васильчиковой над родителями Эдуардо навела Стефани на размышления: должны быть какие-то очень важные причины, по которым никто не мог пройти в эту дверь…
— А что там? — Стефани указала на похожую дверь, на которой виднелась такая же надпись. Рядом с ней находилась компьютерная консоль и три ряда встроенных видеомониторов, которые сейчас были выключены.
— Процедурные комнаты.
Стефани с вожделением смотрела на дверь. Многое бы она отдала за возможность проникнуть туда, внутрь!
— Насколько я понимаю, чтобы войти туда, тоже нужно специальное разрешение доктора?
Эдуардо засмеялся.
— Как ты догадалась?
Он взял ее за руку и мягко повернул в сторону двери, через которую они пришли сюда.
— По-моему, мы уже достаточно налюбовались этой больницей. Пора тебе увидеть то, чем я увлекаюсь.
Стефани взглянула на Эдуардо. Ей это кажется? Или он действительно стремится избежать дальнейших расспросов, ненавязчиво пытаясь перевести разговор на другие, менее щепетильные темы?
Несколько дверей, лестничный пролет, и…
— Вот мы и пришли!
Стефани огляделась. Они находились в круглой прихожей примерно шесть футов в диаметре. На овальной, похожей на люк двери была надпись: «Курить категорически запрещается». Пол и потолок были сделаны из металлопластика.
— За этой дверью, — Эдуардо похлопал по люку ладонью, — моя страсть и гордость. — Он обвел рукой стены из нержавеющей стали. — Эта камера — воздушный изолятор. Он сделан для того, чтобы влажный воздух не повредил моей коллекции.
Он набрал код цифрового замка. Через некоторое время дверь за ними захлопнулась, и Стефани услышала щелчок, за которым последовало шипение. Затем спрятанные вверху вентиляторы начали нагнетать холодный, а механизм, расположенный под полом, вытягивал застоявшийся воздух. Внезапный перепад температуры заставил ее поежиться.
Примерно через минуту механизмы отключились. Неожиданно наступившая тишина казалась почти оглушающей. Потом опять раздалось шипение, и люк перед ними медленно отъехал в сторону.
— Теперь мы можем войти, — сказал Эдуардо, помогая ей вступить в темноту комнаты.
В помещении стоял смешанный запах бензина, масла, резины, лака и полироли.
Эдуардо щелкнул выключателями, и замигали люминесцентные лампы.
У Стефани перехватило дыхание. Ничего подобного в своей жизни она еще не встречала. Это было
