У большой плиты стояла Роза и жарила яичницу с ветчиной. Как только хлопнула дверь, она посмотрела через плечо и поздоровалась:
— Buenos dias, сеньора.
— Buenos dias, Роза, — ответила Элизабет-Энн. — Хлопотливое выдалось утро.
— Да уж! — Роза надула щеки и медленно выдохнула. — Не припомню другого такого. Мы столько уже отпустили завтраков, что вы на них заработаете тысячи долларов.
— О, Роза, — рассмеялась Элизабет-Энн, — хотела бы я, чтобы это было правдой. — Она с улыбкой оглядела могучую фигуру мексиканки. Роза была истинным сокровищем во всех отношениях. И отличалась необычайным трудолюбием. Небольшого роста, с круглым как луна лицом, обрамленным черными блестящими волосами, она никогда не падала духом. Голову Роза повязывала косынками наподобие тюрбана, в ушах носила крохотные золотые сережки.
Из-за жары, царившей в кухне, блузка ее была расстегнута, насколько допускали приличия, закатанные рукава обнажали полные сильные руки, способные поднимать и передвигать чугунные котлы и сковороды. На смуглой коже блестели капельки пота.
Элизабет-Энн стала убирать на столе, а Роза поддевала лопаточкой куски бекона и переворачивала их. Внезапно дверь, ведущая в зал, распахнулась. До Элизабет-Энн долетел гул голосов и звон посуды. Она оглянулась: в кухню влетела Ребекка.
— Ой, мама! — деланно запричитала она. — Я просто ног не чувствую.
— Тогда отдохни, дорогая, пусть тебя сменит Шарлотт-Энн.
— Шарлотт-Энн! — сердито прищурилась Ребекка. — Она все еще в постели, уверяет, что ей нездоровится.
Элизабет-Энн удивленно подняла брови.
— Она сказала, что именно у нее болит?
— Не-е-т… просто нездоровится и все. — Ребекка бросила взгляд на Розу и заговорила шепотом: — Роза ходила наверх к Шарлотт-Энн и говорит, что с ней все нормально.
Слова Ребекки не ускользнули от тонкого слуха Розы.
— Так и есть, с ней все в порядке, — усмехнулась она, отвернувшись от плиты и сердито покачивая лопаточкой. — Она хочет показать, какая она слабая и болезненная, а сама просто притворяется, вспомните мои слова. А Регина и Ребекка опять за нее работают.
— Немного погодя схожу наверх и проверю, — вздохнула Элизабет-Энн.
— Мама, — тихо позвала Ребекка.
— Что, детка?
— Может быть, у нее и правда что-то болит. Мне не трудно поработать вместо нее. Совсем не трудно.
— Знаю, что ты не против, — обняла дочь Элизабет-Энн.
— Может быть, Шарлотт-Энн нужно пойти к доктору Пуриссу?
— Возможно, — задумчиво ответила мать, — она жалуется на здоровье не первый раз.
Роза у плиты демонстративно закатила глаза.
— Пойду в зал, пока все не разошлись, — сказала Элизабет-Энн, привычно разгладила фартук и поправила волосы. Она придавала очень большое значение общению с посетителями. Популярность кафе Элизабет-Энн объясняла тем, что каждому гостю здесь уделялось внимание, а это всем нравилось.
— Скоро начинаю готовить обед, — сказала Роза. — Будут свиные отбивные, рис с шафраном и кукуруза. Свинина у нас хорошо идет. Та, что привез Жозе. На ужин приготовлю отварную говядину, капусту, оладьи и картофель. — Ты не против? — Роза вопросительно посмотрела на Элизабет-Энн.
— Просто замечательно! — Она хлопнула Розу по плечу и вышла в обеденный зал с приветливой улыбкой.
За ближайшим к ней столиком сидел Хью Макэлви, издатель «Квебек викли газетт». Элизабет-Энн сразу заметила его худое, с заостренными чертами лицо. Мистер Макэлви расправлялся с омлетом. Ел он медленно, внимательно осматривая каждый кусочек, так же придирчиво относился он к статьям, печатавшимся в его газете, тщательно отбирая слова, как еду в тарелке, опасаясь, как бы не попалось что- то несъедобное. Макэлви был убежденный холостяк и снимал комнату в пансионе Элизабет-Энн. События вокруг него часто приводили его в замешательство, что еще усугублялось его сильной близорукостью.
— Доброе утро, мистер Макэлви, — весело приветствовала его Элизабет-Энн. — Все ли вам нравится?
Он явно не ожидал услышать ее голос, поэтому немного смешался, потом собрался и поздоровался.
— О, доброе утро, миссис Хейл, — услышала она его тонкий, пронзительный голос. — Да, да, все очень вкусно. Очень. — Он кивнул и улыбнулся.
Элизабет-Энн наклонилась к нему и, понизив голос, доверительно сказала:
— Мне бы хотелось поговорить с вами завтра, мистер Макэлви, если вы не против. Дело в том, что я решила немного изменить порядок в кафе. Начиная со следующей недели, вместо одного блюда мы будем готовить на обед и ужин несколько, чтобы посетители могли выбрать, что им больше по вкусу. Как в больших ресторанах.
— Да, конечно, — закивал Макэлви, — это действительно новость. Об этом получится неплохая заметка.
— Замечательно, завтра мы вместе пообедаем, и я вам все расскажу. Я вас угощаю.
— О! — довольно воскликнул издатель. — Спасибо за приглашение. В двенадцать часов вас устроит?
— Хорошо, договариваемся на двенадцать.
— Доброе утро, миссис Хейл, — услышала Элизабет-Энн и, обернувшись, увидела сестер Бэрд, у которых они с Заккесом снимали коттедж. Сестры сидели в своем любимом уголке.
— Доброе утро, мисс Бэрд, — склонив голову, проговорила Элизабет-Энн и повторила приветствие, обращаясь к другой сестре. У нее было безотчетное чувство, что она должна поровну распределять внимание между обеими сестрами. Именно такое отношение к себе они и вызывали.
— Саманта и я интересовались… — проговорила одна из сестер, ставя на стол свою чашку с чаем.
— Не попадитесь на удочку, миссис Хейл, — поспешно извинилась вторая, бросив через стол укоризненный взгляд на сестру-близнеца и грозя ей своим тонким пальцем. — Нехорошо, Саманта, — возмутилась она, — ты ведь прекрасно знаешь, что Саманта — это ты, а я — Сюзанна.
— Не слушайте ее, миссис Хейл, — сурово сказала другая сестра. — Саманта всегда старается кого- нибудь разыграть. Это уже стало невыносимо. — Она возмущенно фыркнула. Суровые на вид сестры были неистощимы на выдумки и розыгрыши, неизменно пребывая в хорошем настроении. Но шутки их всегда были серьезными. И хотя Элизабет-Энн уже давно научилась их различать, сейчас она притворилась, что не может этого сделать.
— Если вы не перестанете так шутить, то ваши имена могут перепутать и на надгробиях.
— Вы это серьезно? — довольно заулыбались сестры.
— Конечно, — кивнула Элизабет-Энн. — Как вам завтрак?
— Завтрак?! — На лице одной из них появилось возмущенно-недоверчивое выражение. — Если бы мы хотели хорошо поесть, то готовили бы сами, верно, Сюзанна?
— Точно, Саманта.
— Ага, вот я вас и поймала! — обрадовалась Элизабет-Энн, грозя сестрам пальцем. — Вы снова поменялись ролями. Секунду назад вы были Самантой, а вы — Сюзанной.
— Господи Боже, вовсе нет. Это вы все сами перепутали. Так ведь, Сюзанна?
— Без сомнения, Саманта.
Озадаченно покачав головой, Элизабет-Энн пошла дальше по залу.
— Доктор Ласт, доктор Пурисс, — приветствовала Элизабет-Энн практиковавших в городе дантиста и терапевта. Оба вежливо привстали. — Рада снова увидеть вас здесь. Нет ли каких замечаний?
