собственными недостатками и вообще забыть про мужчин. Как думаешь?
– Думаю, – захохотала Кензи, – что лесбиянка из тебя не получится.
– Да я не о том, – нетерпеливо прервала ее Зандра. – У меня совсем другое на уме. Скажем, монастырь.
– Ты – монашенка?!
– Ну и что? У матери Терезы появится еще одна преданная сестра. Буду одевать нищих, кормить калек, ухаживать за прокаженными.
– Ты что – всерьез? – У Кензи от ужаса округлились глаза.
– А почему бы и нет? Признай, что эта благородная, чистая работа вполне подходит девушке с голубой кровью.
– Только не тебе!
– Пожалуй, подземелья Калькутты действительно не для меня. В таком случае, – вздохнула Зандра, – мне некуда податься.
– Вот и прекрасно, – с облегчением сказала Кензи. – Пей. В конце концов, жизнь со всеми ее радостями и печалями не такая уж плохая штука. Да и мужчины, пусть и подлецы, конечно, но все же лучшее создание Бога. По крайней мере пока им не найдется замены.
– Да что-то не предвидится.
– Вот именно. Так что радуйся тому, что есть! Ты на редкость красива. Язык хорошо подвешен. Соблазнительна. Молода...
– В следующем месяце мне двадцать девять. И часы тикают.
– Ну и что? Карл Хайнц не единственный холостяк на свете. Только свистни.
Кензи сдвинула брови и неожиданно посерьезнела.
– Слушай, Зандра, не мне, конечно, тебя учить. Представляешь себе – два романа одновременно, и оба с легавыми.
– Ах ты, негодница, – погрозила ей пальцем Зандра, – стыдись!
– Нечего смеяться, – поерзала на месте Кензи. – Все знают, что полицейские-напарники ближе друг другу, чем муж и жена. Думаешь, мне легко?
– Может, и не легко, но хотя бы весело. Разве не так?
– Положим, но что, если Чарли с Ханнесом хвастают друг перед другом своими любовными подвигами?
– Да вряд ли, не может быть!
– Как сказать. – Кензи допила рюмку и критически осмотрела бутылку. Водки осталось на донышке. – Когда дело доходит до баб, – заявила она, выливая остатки, – легавые хуже мальчишек-школьников.
– А может, – икнула Зандра, – выберешь кого-нибудь одного?
– В том-то и дело. Никак не могу решиться. Когда я с Чарли, он мне кажется лучшим парнем на свете. А когда с Ханнесом, лучший – он.
– Но ведь не только внешность и секс имеют значение. То есть, может, у кого-то из них есть в характере то, что ты не переносишь?
– У Чарли точно есть. Он настоящий эгоист. И шовинист тоже.
– Так брось его!
– Видит Бог, я пыталась. Но стоит мне увидеть его, как... О черт! Ну почему жизнь такая запутанная штука?
– Это ты меня спрашиваешь?
– Ой, прости. Совершенно забыла. Это опять господин Смирнов виноват.
– Кстати, о господине Смирнове, – слабо выговорила Зандра, – по-моему, я изрядно перебрала.
И Зандра с немалым усилием и величайшей осторожностью поднялась на ноги.
Это было ошибкой. Когда она приняла вертикальное положение, комната закружилась у нее перед глазами. Пытаясь удержать равновесие, Зандра нелепо замахала руками.
– Эй, Кензи, это что – вращающаяся комната? Вроде ресторанов на крыше, которые так любят туристы?
– Боюсь, что нет.
– Вот и мне так кажется. Проклятие! Нельзя так надираться.
Вытянув руки и напряженно сдвинув брови, Зандра попыталась двинуться вперед.
– Давай помогу, – вскочила Кензи.
Но и под ее ногами пол ходил ходуном, хотя это была не палуба корабля.
– Ого-го, господин Смирнов и на меня действует.
Она с трудом подошла к Зандре и обхватила ее обеими руками за шею.
– Ты чистый ангел, дорогая, – заплетающимся языком пробормотала Зандра. – А уж барменша из тебя
