Свечка погасла. Они молчали в темноте, горел лишь кончик сигареты. Кэтрин хотелось дотронуться до сестры, но она удержалась.
— Чем я могу помочь тебе?
Алиса колебалась, затем схватила руку Кэтрин и погладила своими грубыми грязными пальцами ее шелковистую кожу.
— Посиди со мной, сестра. Извини. Я плохая, больная, говорю неприятные вещи. Но ты просто посиди со мной. Я никогда не бываю одна, но так одинока. Всем чужая. Меня никто не удерживает. Никто не дотрагивается, не произносит мое имя. Посиди со мной, пока я не усну. Вот и все, что мне нужно, все, что ты можешь сделать. Пожалуйста.
— Давай я отвезу тебя куда-нибудь. В гостиницу. Ты примешь горячую ванну. Уснешь на чистых простынях.
— Это смешно. Даже если бы я хорошо себя чувствовала, была бы чистой, на мне была бы шляпка и красивое шелковое платье, я осталась бы здесь. Такова моя жизнь. Наконец-то я нашла свое место.
Кэтрин встала, сняла свою красивую шубу и укрыла сестру.
— Как славно, — промолвила Алиса. — Ты всегда за мной ухаживала.
— Я старалась.
— Почему ты так замечательно ко мне относилась? Я этого не заслуживала.
— Ты много значила для меня. Я старалась оградить тебя от несчастий.
— Ты не можешь никого спасти. И теперь знаешь это. — Алиса закрыла глаза и погладила мех на шубе, — Я помню корабли на реке в Филадельфии. Лодки, словно пауки, движутся вместе с течением. Красивые мужчины-гребцы. Солнце освещает их сильные загорелые плечи. Лодки такие быстрые — не успеешь оглянуться, как их уже нет. Думаешь, я забыла? Пыталась забыть, но помню. Ты шила мне платья. Наверное они в самом деле были красивыми. Все, что ты делала, было красивым. И туфельки. Где все это сейчас? Что случилось с этими вещами? Ты так по-доброму ко мне относилась. Была такой хорошей.
— Не была я ни доброй, ни хорошей. Ну что мы за пара!
— Когда я закрываю глаза, в голове просветляется. Ты делала все, что могла, а я ненавидела тебя. Ты была в моей жизни единственным хорошим человеком. Возможно, я никогда тебя больше не увижу и хочу сказать тебе спасибо. Прежде я не благодарила тебя и сейчас хочу сделать это.
— Приятно слышать.
— Да разве одних извинений достаточно? Ладно, тебе пора идти. Уже поздно. Отправляйся в свой красивый отель к своему богатому мужчине. Ты пыталась спасти меня, но не спасла. Это не твоя вина.
Они сидели, пока не погасла сигарета. Затем Алиса уснула, зажав в руке деньги. Вокруг бегали крысы. Похолодало, снег на улице пошел сильнее. Кэтрин смотрела на худенькое лицо сестры, ее сердце разрывалось.
И тогда она заметила это. Кто-то спускался. Ангел, божество, похожее на легкую дымку, туман. Золотые крылья, белые волосы, белая кожа. Ангел напоминал иллюстрацию из детской книжки. Это создание из света и воздуха парило в небе тихо, словно дыхание. Она знала этого ангела. В ответ на молитву он явился к ней и к Алисе. Сейчас доски разойдутся, ангел подхватит сестру на руки и полетит с ней по миру — в Лондон, в Рим, в горы Южной Америки. Он уложит Алису в чистую белую постель, на чистые белые простыни. Она выздоровеет, и там ей будет спокойно. Ангел приблизился. Кэтрин слышала шелест его крыльев. Видела чистые прозрачные ноги, ощущала дыхание на своей замерзшей щеке.
Затем ангел поднялся в темное ночное небо. Увы, руки его были пусты. Алиса осталась, как забытая кукла Кэтрин поняла, что слишком поздно, надежды нет. Ее сестру не спасти.
И поняла, что не убьет Ральфа Труита. Что не может повредить ни одной живой душе. Больше не может.
Ангел исчез. С грязной замерзшей реки дул ветер, он прорывался в хибарку, где умирала Алиса Лэнд.
Снег усилился. Холод пробрал Кэтрин до костей. Она дрожала. Открыв ладонь сестры, она сунула в нее все свои деньги, доллар за долларом, скомканные счета, деньги шлюхи, грязные деньги, и закрыла ладонь. Поцеловала Алису в лоб, влажный от пота и отчаяния. Убрала с глаз прядь волос. Смотрела, как снег падает в дырявую крышу на ее новую черную шубу, на спящую сестру. Она знала, что и деньги, и шуба пропадут раньше, чем сестра проснется.
Вот так сложилась их жизнь — ее и Алисы. Такое случалось.
Глава 16
Когда стало окончательно ясно, что сестра ушла навсегда, была рядом и выскользнула, погрузилась в отчаяние и смерть, Кэтрин два дня прорыдала на кровати в своем гостиничном номере. Горе сломило ее. Она надевала простые скромные платья, которые привезла из Висконсина. Горничные приносили ей бульон, беспокоились о ней, спрашивали, не заболела ли она, меняли постельное белье, наливали в ванну горячей воды, взбивали подушки. Кормили птичку.
Алиса была ее ребенком, ее милой девочкой. Часть жизни Кэтрин пребывала в надежде, что у сестры все сложится иначе, что она найдет хорошего человека и уютный дом. Все у нее будет нормально, без излишеств. Алиса станет трудолюбивой, родит детей. Кэтрин согласна была не видеться с ней, она смирилась бы с тем, что они будут существовать отдельно, но к такому исходу оказалась не готова.
За успокоением Кэтрин отправилась в церковь. Она не знала, как себя вести, и попросила одного из священников помочь ей. Опустившись на колени, Кэтрин молила о прощении, о придании жизни нового смысла. Ответа не последовало. Бог как всегда молчал.
Ангелы не спустились, светловолосый Христос-младенец не явился, не прозвучали утешающие голоса. Чуда не случилось. Она была мертва, как будет мертва и Алиса.
Священник благословил Кэтрин, отпустил грехи и начертил над ее лбом крест. Ей стыдно было признаться, что она не поняла обряда, бессмысленного для нее.
Иногда она не спала по нескольку дней или, наоборот, целыми сутками не просыпалась. Отправляясь в кровать, не знала, темно или светло будет на улице, когда она проснется.
Если темно, то шла к Антонио. Если светло, то оставалась в своей комнате. Горничные приходили и уходили, а она читала стихи, которые дал ей муж, — длинную поэму обо всем на свете. Кэтрин мечтала о саде, который начнет создавать весной.
Она отправила Труиту письмо. Сообщила, что приедет домой, но не сказала точно, привезет ли Антонио. Написала лишь, что это вполне вероятно, так как он вроде начал с ней соглашаться. Кэтрин извинилась за свое долгое отсутствие. Выразила надежду, что Ральф хорошо себя чувствует, задала вопрос о миссис Ларсен. Пожаловалась, что в Сент-Луисе даже близко не ела такой хорошей пищи, как у миссис Ларсен, и это было правдой. Прошлое Кэтрин сгорало у нее на глазах. Она попросила Труита прислать за ней вагон.
Поезд уже ждал ее на станции, но она отправилась на последнее свидание к Тони Моретти. Было темно, воздух утратил свою резкость. Хребет зимы сломался.
Кэтрин постучала в дверь Тони, ее колотило от знакомого гнева. Где же чудо? Почему она всегда оказывается посреди натянутого каната, между началом концом?
Моретти был гибок, словно тигр, готовый к ночной охоте. Он ненавидел Кэтрин. Жалел ее. Нуждался в ней. Его потрясла ее спокойная простая красота, которой он раньше не замечал. Но было в ней и что-то еще что-то новое.
— Хочу сказать тебе кое-что. Кое о чем попросить
— Да ты прежде войди.
Это было так просто. Она мысленно подбирала нужные слова. Тони был самым близким ее любовником, она давно испытывала к нему нежность. Кэтрин увидела открытый шкаф, а в нем свои бесполезные украшения, шляпы, сумки, экстравагантные платья. Казалось, она носила их в другой жизни. В той, которая была для нее потеряна. Платья стали печальными напоминаниями, точно грязные тарелки после обеда.
