– Давно я не получал такого удовольствия от пения, как сегодня, – промолвил немногословный, скупой на похвалы жрец Тимофей.
Агнесса буквально сияла от счастья – еще бы, она оказалась в центре внимания всех этих взрослых, знаменитых людей. Губы певицы помимо её воли расплылись в победной улыбке, обозначив на щеках еле заметные ямочки и придавая её лицу задорный, девичий вид.
Только Птолемей возлежал без тени улыбки на лице, сосредоточенно о чем-то думая. Из задумчивости его вывели слова скульптора.
– Теперь вы понимаете, какой силой обладает настоящее, искреннее искусство? Сильнее этого – только любовь!..
Птолемей почувствовал, что в его душе нарастает смутное ощущение катастрофы, словно перед извержением вулкана, задремавшего в потаенных глубинах чувств.
Через несколько дней Эвридика через свою служанку передала Птолемею настойчивую просьбу срочно принять её для важного разговора.
Супруги не виделись со дня последнего пира, на котором юная Агнесса блестяще исполнила песню о любви.
Всё это время Птолемей был загружен неотложными делами, связанными со строительством Храма бога Сераписа.
Слава Александрии росла и её могущество крепло с каждым днем.
Спеша, словно боясь упустить благоприятное время, приступили александрийцы к исполнению замысла Птолемея, Дегинократа и Бриаксия. Из многих стран прибыли к Дегинократу и Бриаксию умелые помощники, которые были необходимы для осуществления грандиозной идеи.
С утра город оглашался криками погонщиков мулов, длинные вереницы которых везли к строительной площадке большие глыбы мрамора.
Кипучая деятельность велась и там, где добывалась глина.
То же, чего не было в Александрии: черное дерево, слоновая кость привозилось из соседних стран.
Мрамор и дерево нужно было обработать. Слоновая кость должна была пройти через руки искусных резчиков. Золотых дел мастера были заняты изготовлением всевозможных украшений для храма. Рабы прокладывали дороги для перевозки всевозможных материалов, необходимых для строительства.
Работа кипела повсюду.
Для выполнения строительных работ предпочитались молчаливые, трудолюбивые, серьезные египтяне. Они работали так же неутомимо и усердно, как над своими родными пирамидами.
Не ведающий усталости Птолемей часто возвращался во дворец ближе к полночи.
В один из поздних вечеров, удостоверившись, что Птолемей вернулся во дворец раньше обычного и отдыхает, Эвридика отослала к нему одну из служанок напомнить о своей просьбе и велела рабыням нарядить её для встречи с мужем.
Птолемей, усталый, возлежал на подушках на ложе, а справа и слева от него на изысканных столиках, услаждая его взор, стояли красивые статуэтки, – различные животные и птицы из золота, серебра, слоновой кости, малахита и лазурита. Он отдыхал, целиком сосредоточившись в себе и думая об Агнессе.
Гибкая тень бесшумно появилась в зале и, низко согнувшись, упала ничком на колени, ладонями к полу.
Птолемей медленно перевел на неподвижную фигуру усталый взгляд: это была одна из служанок Эвридики.
Он поднял правую руку и приказал:
– Говори!
Служанка оторвала лоб от пушистого ковра и тихо произнесла:
– Моя госпожа напоминает, что с нетерпением ждет встречи со своим великим мужем.
– Пусть приходит.
Служанка, пятясь, исчезла из залы. Птолемей сел на ложе, опустив ноги на маленькую скамеечку. Прошло несколько мгновений, и на том месте, где прижималась к полу рабыня, уже стояла Эвридика. В полумраке тускло блестели дорогие украшения на её одежде.
Птолемей поднялся ей навстречу, попытался изобразить радость на лице.
– Я рад тебе, Эвридика. Какие желания привели тебя ко мне в столь поздний час?
Этот визит нарушил привычный деловой порядок его заполненных до секунды государственными хлопотами дней.
– Какие желания могут быть у твоей супруги? – ответила она вопросом на вопрос и продолжила мягким, покорным голосом. – Я живу только тобой, так как благодаря твоему величию у меня есть всё, о чем можно только мечтать. Без тебя моя жизнь была бы скучной и однообразной в гинекее дома какого-нибудь богатого македонянина в Пелле.
В слабоосвещенном зале к нему подошла кроткая, любящая женщина, – она была изворотлива, как змея, – и пролепетала самым обворожительным голосом.
– Ах, Птолемей, ты изменил моё тело и мою душу настолько, что я перестала себя узнавать. У нас скоро будет сын, прекрасный солнечный мальчик, такой же мужественный и красивый, как ты.
– Это правда? – Птолемей был ошеломлен, но радости он не по чувствовал.
Она прижалась к нему.
– Да, это правда.
Они стояли посреди затемненной залы вплотную друг к другу, и она говорила тихо, горячо, вкрадчиво.
– Мне было так одиноко все эти ночи без тебя. Ты должен любить только меня. Пойми, мы уже спаяны воедино нашим будущим ребенком. Я хочу видеть тебя ежедневно, ежечасно, иначе я погибну.
Глядя на её взволнованное, раскрасневшееся лицо, он подумал: «Конечно же, она пришла ко мне с какой-то особенной просьбой. Только бы я смог удовлетворить её просьбу и побыстрее остаться один, чтобы обдумать всё, сказанное ею.»
Про себя Птолемей отметил, что наряд идет Эвридике, и она по-своему красива. Но её красота не согревала, отталкивала, в ней было что-то от опасного, затаившегося хищника. Всё в ней было чуждо ему, хотя он и заставлял себя привыкнуть к ней.
Эвридика удобно устроилась в кресле рядом с ложем Птолемея, на котором расположился он. Она продолжила разговор. Он слушал.
– Нам слишком редко случается за последнее время быть вместе. Не так ли?
Он утвердительно кивнул головой, при этом в его сознании пронеслось: «Редко? Очень редко. Но лучше бы этого совсем не случалось. 0 боги, как права была мать.» И, увидев, что она ждет ответа сказал.
– Я совершенно согласен с тобой. Прости. И постараюсь завтра же исправить свою вину перед тобой. Я хочу устроить небольшой пир и пригласить на него египетских танцовщиц, которые так нравятся тебе. Египет богат красотой, и скоро будет одарять ею другие страны.
Эвридика о чем-то задумалась, опустила глаза и, наконец, решившись, после некоторого молчания спросила.
– Намерен ли ты пригласить на этот пир и Агнессу?
– Обязательно. Это само собой разумеется, – ответил он и поинтересовался. – Зачем ты спрашиваешь?
С яростью львицы Эвридика вскричала.
– Предупреждаю тебя, что мне это не нравится. Я против и прошу тебя не приглашать её.
Он пожал плечами.
– Это невозможно. Должен признаться, что твои слова огорчили меня.
Птолемею стадо более чем неприятно на душе.
– Я ревную тебя к Агнессе, – решительно сказала Эвридика. – Для меня адская мука видеть, как ты относишься к этой афинской певичке. С её появлением в нашем дворце ты изменился.
Её темные, почти черные глаза, в которых смешались и ненависть, и слёзы, были совсем рядом с его глазами и заглядывали в них так зло, что бесстрашному Птолемею стало не по себе. «Я зашел слишком
