Сочинение Маркиона о несоответствии Ветхого и Нового Заветов не сохранилось, потому что оно во II в. не было ни принято, ни опровергнуто. Оно подверглось осторожному замалчиванию, а потом забвению. Этот способ научной полемики во все века действует безотказно. Но противники Маркиона не могли предвидеть, что к концу XIX в. удастся восстановить содержание его концепции путем применения неизвестной им методики — широкого сопоставления фрагментов с общим направлением мысли, достаточно оригинальной, чтобы выделить ее из числа прочих. Эту работу проделал Дёллингер и получил результат, если не идентичный тексту Маркиона, то достаточно к нему близкий. Различие между Богом Ветхого Завета и Богом Евангелия формулировалось катарами, павликианами и христианскими гностиками так: «Первый запрещает людям вкушать от древа жизни, а второй обещает дать побеждающему вкусить сокровенную манну» (Апок. 2, 17). Первый увещевает к смешению полов и к размножению до пределов ойкумены, а второй запрещает даже одно греховное взирание на женщину. Первый обещает в награду землю, второй — небо. Первый предписывает обрезание и убийство побежденных, а второй — запрещает то и другое. Первый проклинает землю, а второй ее благословляет. Первый раскаивается в том, что создал человека, а второй не меняет своих симпатий. Первый предписывает месть, второй — прощение кающегося. Первый требует жертв животных, второй от них отвращается. Первый обещает иудеям господство над всем миром, а второй запрещает господство над другими. Первый позволяет евреям ростовщичество (т. е. капитализм), а второй запрещает присваивать не заработанные деньги (военная добыча в то время рассматривалась как оплата доблести риска). В Ветхом Завете — облако темное и огненный смерч, в Новом — неприступный свет. Ветхий Завет запрещает касаться ковчега Завета и даже приближаться к нему, т. е. принципы религии — тайна для массы верующих, в Новом Завете — призыв к себе всех. В Ветхом Завете — проклятие висящему на дереве, т. е. казнимому, в Новом — крестная смерть Христа и воскресение; в Ветхом Завете невыносимое иго закона, а в Новом — благое и легкое бремя Христово,. [65, s. 146–147] [цит. по: 2, с.37]
Павликиан, как и манихеев, нельзя считать христианами, несмотря на то что они не отвергали Евангелия. Павликиане называли крест символом проклятия, ибо на нем был распят Христос, не принимали икон и обрядов, не признавали таинства крещения и причащения и все активно боролись против церкви и власти, прихожан и подданных, сделав промыслом продажу плененных юношей и девушек арабам. Вместе с тем в числе павликиан встречалось множество попов и монахов-расстриг, а также профессиональных военных, руководивших их сплоченными, дисциплинированными отрядами. Удержать этих сектантов от зверств не могли даже их духовные руководители. Жизнь брала свое, даже если лозунгом борьбы было отрицание жизни. И не стоит в этих убийствах винить Маркиона, который в богословии был филологом, показавшим принципиальное различие между Ветхим и Новым Заветами [прим. 54]. В идеологическую основу антисистемы византийского суперэтноса могла быть положена и другая концепция, как мы сейчас и покажем.
Павликианство было разгромлено военной силой в 872 г., после чего пленных павликиан не казнили, а поместили на границе с Болгарией для несения пограничной службы. Так смешанная манихеиско- маркионитская доктрина проникла к балканским славянам и породила богумильство, вариант дуализма, весьма отличающийся от манихеиского прототипа, укрепившегося в те же годы в Македонии (община в Дроговичах).
Вместо извечного противостояния Света и Мрака, богумилы учили, что глава созданных Богом ангелов, Сатаниил, из гордости восстал и был низвергнут в воды, ибо суши еще не было, Сатаниил создал сушу и людей, но не мог их одушевить, для чего обратился к Богу, обещая стать послушным. Бог вдунул в людей душу, и тогда Сатаниил его надул и сделал Каина. Бог в ответ на это отрыгнул Иисуса, бесплотного духа, для руководства ангелами, тоже бесплотными. Иисус вошел в одно ухо Марии, вышел через другое и обрел образ человека, оставаясь призрачным. Ангелы скрутили Сатаниила, отняли у него суффикс «ил» — «единый», в котором таилась его сила, разумеется мистическая, и загнали его в Ад. Теперь он не Сатаниил, а сатана. А Иисус вернулся в чрево Отца, покинув материальный, созданный Сатаниилом, мир. Вывод из концепции был неожидан, но прост: «Бей византийцев!»
Теперь можно остановиться, чтобы сделать первое обобщение, предваряющее вывод. Катары, патарены, богумилы, павликиане, маздакиты, строгие манихеи и их разновидности, несмотря на догматические различия и различный генезис философем, обладали одной общей чертой — антиматериализмом, выражавшимся в ненависти к материальному миру, или, как сказали бы в наше время, к окружающей среде. Представители полярной им идеологии рассматривали окружающую среду, с присущими ей стихийными процессами, как творение Божие, т. е как благо. Они были стихийными материалистами независимо от присутствия в мировоззрении принципа монотеизма. Таким образом, приняв нейтральную систему отсчета, мы можем ввести в исследование деление на два разряда мироощущений (отнюдь не философских или теологических доктрин), жизнеутверждающее, т. е. сопричастное биосфере планеты, и жизнеотрицающее, ставящее целью и идеалом аннигиляцию материального мира Соотношение между этими мировоззрениями отнюдь не зеркальное, вследствие чего присвоить социальным образованиям негативного типа название «антисистем» можно только условно. Решающей здесь является асимметрия, ибо негативные образования существуют только за счет позитивных этнических систем, которые они разъедают изнутри, как раковые опухоли — организм, вмещающий их.
Может возникнуть сомнение в том, что описанное явление было в средние века универсально, а не характерно только для христианской культуры. В этом случае можно было бы обойтись без поисков естественного объяснения феномена. Поэтому продолжим описание и рассмотрим, как обстояло дело на Ближнем Востоке, в мире иных культурных традиций и иных этнических соотношений, т е. Арабском халифате при династии Аббасидов.
Поборники анти-мира
Мусульманское право, шариат, позволяло христианам и евреям, за дополнительный налог — хардж, спокойно исповедовать свои религии Идолопоклонники подлежали обращению в ислам, что тоже было сносно. Но «зиндикам», представителям нигилистических учений, грозила мучительная смерть. Против них была учреждена целая инквизиция, глава которой носил титул «палача зиндиков»[прим. 55]. Естественно, что при таких условиях свободная мысль была погребена в подполье и вышла из него преображенной до неузнаваемости во второй половине IX в. И даже основатель новой концепции известен. Звали его Абдулла ибн-Маймун, родом из Мидии, по профессии — глазной врач, умер в 874–875 гг.
Догматику и принципы нового учения можно лишь описать, но не сформулировать, так как основным его принципом была ложь. Сторонники новой доктрины даже называли себя в разных местах по-разному, исмаилиты, карматы, батиниты, равендиты, бурканты, джаннибиты, саидиты, мухаммире, мубанзе и талими… Цель же их была одна — во что бы то ни стало разрушить ислам. Можно было бы усомниться в этой характеристике, исходящей из уст противника, если бы фактический ход исторических событий не подтверждал ее.
Видимая сторона учения была проста: безобразия этого мира исправит махди, т. е. спаситель человечества и восстановитель справедливости. Эта проповедь почти всегда находит отклик в массах народа, особенно в тяжелые времена. А IX век был очень жестоким. Мятежи и отпадения эмиров, восстания племен на окраинах и рабов-зинджей в сердце страны, бесчинства наемных войск и произвол администрации, поражения в войнах с Византией и растущий фанатизм мулл… все это ложилось на плечи крестьян и городской бедноты, в том числе и образованных, но нищих персов и сирийцев. Горючего скопилось много: надо было уметь поднести к нему факел.
Свободная пропаганда любых идей была в халифате неосуществима. Поэтому эмиссары доктрины — дай (глашатаи) выдавали себя за набожных шиитов. Они толковали тексты Корана, попутно вызывая в собеседниках сомнения и намекая, что им что-то известно, но вот-де истинный закон забыт, отчего все бедствия и проистекают, а вот если его восстановить, то… Но тут он, как бы спохватившись, замолкал, чем, конечно, разжигал любопытство. Собеседник, крайне заинтересованный, просит продолжать, но проповедник, опять-таки ссылаясь на Коран, берет с него клятву соблюдения молчания, а затем, как
