Бутлеров

По предложению президента те, которые были согласны принять эти положения, подняли руку. Оказалось, что согласна большая часть собрания. Затем предложено было поднять руку тем, кто отвергает положения; поднялась было одна рука, но и та тотчас опустилась. Результат неожиданно единодушный и важный. Приняв различие атома и частицы, химики всех стран приняли начало унитарной системы; теперь было бы большою непоследовательностью, признав начало, не признать его следствий.

Однако эта непоследовательность обнаружилась уже на следующий день, о котором Менделеев рассказывает дальше:

«На следующий день конгресс собрался в последний раз. Дюма открыл заседание речью, в которой он снова старался поставить пропасть между старым и новым, искусственно уладить дело об обозначениях, предполагая в неорганической химии оставить старое обозначение, а в органической — принять новые паи. Основанием для этого служит, по его мнению, невозможность применить новые понятия к минеральным соединениям. При этом Дюма прекрасно характеризовал оба существующие направления. Одно, говорил он, представляет ясное последование за Лавуазье, Дальтоном и Берцелиусом. Исходная точка для ученых этого образа мыслей есть атом, неделимое простое тело: все прочее есть сумма атомов, величина производная от первой. Другая партия идет по пути Ампера и Жерара; она берет готовые тела и сравнивает их; она берет частицы тел, отыскивает их изменения и сличает их физические свойства. Первая партия все сделала для минеральной химии; в органической она до сих пор бессильна, потому что здесь химия еще немногое может создать из элементов. Вторая партия, несомненно, сильно двинувшая органическую химию, ничего не сделала для минеральной. «Оставим же, — говорил Дюма, — тем и другим действовать своими путями; они должны сами сойтись». А для того чтобы достичь согласия в обозначении, Дюма предлагал взять новые паи для органических тел и оставить старые для минеральных».

Достигнуть соглашения в этом вопросе на конгрессе не удалось и по сути дела предоставлялось каждому итти своей дорогой, приняв лишь общую терминологию, без чего просто трудно было бы в дальнейшем химикам понимать друг друга.

Через сто лет после Ломоносова, условившись в одинаковом понимании слов «молекула» и «атом», европейские химики сделали, конечно, в 1860 году шаг вперед к пониманию химического строения.

Но «только с 1862 года, — говорит академик Н. Д. Зелинский, — химики входят постепенно, оставляя типические и унитарные представления, в круг новых идей и начинают проникать, благодаря гению Бутлерова, «во внутреннее нечувствительных частиц строение».

Глава четвертая ТОРЖЕСТВО РУССКОГО УЧЕНОГО

1. РЕКТОРСТВО БУТЛЕРОВА

В истории развития русской общественной мысли конец пятидесятых и начало шестидесятых годов прошлого века характеризуются широким развитием революционно-демократического движения, во главе которого стояли великие русские мыслители Добролюбов и Чернышевский. Крымская война, обнаружившая внутреннюю слабость крепостнической России, явилась новым толчком к развитию освободительного движения в России.

«Обстоятельства имеют большое влияние на пробуждение общества от дремоты, — писал Н. Г. Чернышевский, заканчивая свой литературный обзор в «Современнике» за декабрь 1856 года, ознаменовавшегося подписанием в Париже мирного договора. — Нет сомнения, что в этом отношении мы много обязаны войне, она заставила нас протереть глаза, она вызвала всеобщее живое участие своими грозными катастрофами, геройским мужеством наших войск; общество оживилось этим участием, во всех концах и углах России началось движение, источником которого была благородная народная гордость. Но все сферы жизни так тесно между собой связаны, что при пробуждении ума в одном направлении и во всех направлениях он начинает обнаруживать более бодрости».

Внутренняя гнилость крепостнического строя, ослабленного Крымской войной, настоятельно требовала уничтожения крепостного права, тормозившего экономическое развитие страны. Демократические элементы общества во главе с революционными демократами боролись за новый путь развития, за освобождение крестьян с землей и без выкупа, то-есть за такой путь, который мог действительно дать крестьянским массам возможность свободного экономического развития. Борьба за интересы народа, внимание к социальным и национальным вопросам получила широкий отклик в среде мыслящей интеллигенции, привела к оживлению русской общественной и научной мысли. Борьба за прогрессивную материалистическую науку велась и в стенах университетов, где в эти годы возникали студенческие беспорядки, которые были ответом учащейся молодежи на попытки правительства задушить свободную научную мысль. Часто студенческие беспорядки возникали в это время и по поводу более общих вопросов, непосредственно связанных с волновавшим общество положением крестьянских масс.

«Началом шестидесятых годов было создано то возбуждение, которое сделало нас особенно восприимчивыми к научным интересам, — свидетельствует Г. Г. Густавсон, ученик Бутлерова, — это время ознаменовалось у нас появлением многих первоклассных деятелей науки, теперь, к сожалению, мало- помалу сходящих со своего поприща. Влияние этого времени с особенной ясностью, проявилась на Ал. Мих. Бутлерове, потому что, хотя он был профессором с 1851 года, но талант его развился только в эту эпоху, развился весьма быстро и притом в такой степени, что он стал одним из влиятельнейших руководителей нового движения в химии. Будучи русским в самом обширном значении этого слова, всегда принимая близко к сердцу интересы и успехи русских, особенно в науке, чувствуя себя связанным самыми тесными узами с Россией, Бутлеров, как один из самых лучших ее представителей, не мог не итти вместе с нею, и в то время, когда все кругом него оживилось, он быстро развил те богатые задатки, которые были присущи его натуре».

В 1859/60 учебном году Бутлерову пришлось совмещать научные занятия и преподавание с административной работой в университете, ректором которого он был назначен неожиданно для себя и для всех окружающих.

До того ректором университета был Осип Михайлович Ковалевский (1800–1878), первый русский монголист. Большой ученый и плохой «дипломат», он не смог в годы студенческих волнений найти ту линию поведения, которая была бы приемлемой и для студентов и для старых профессоров, против которых выступало студенчество.

Студенческие волнения этого времени были следствием все того же подъема общественного самосознания, чувствовавшегося во всех слоях русского общества. Вначале они как в Казанском, так и в других университетах носили чисто академический характер. В Казани первая студенческая «история» произошла неожиданно для администрации, не заметившей нового веяния в студенческой среде. В начале 1858 года семьдесят студентов направили реакционному профессору В. Ф. Берви (1793–1867), читавшему физиологию, письмо, в котором они очень вежливо просили его… уйти из университета, уступить место свежим научным силам. Опасаясь столкновения со студентами, Берви прекратил чтение лекций, переслав письмо начальству и ожидая его распоряжений о расследовании инцидента. Совет университета поддержал Берви, указывая на невозможность учебной деятельности в том случае, если профессура будет поставлена в зависимость от учащихся. Попечитель назначил особый комитет для расследования, и вскоре студентам было приказано просить у Берви прощения.

Студенты согласились на это, но когда после торжественного извинения Берви заявил, что в таком случае он начнет чтение лекций, студенты дружно запротестовали, требуя назначения нового профессора.

По докладу попечителя об этом инциденте министр ограничился распоряжением сделать студентам новое внушение, не приняв более жестких мер, вероятно, лишь потому, что в это время в «Современнике»