Использовать медсестер мы тоже не могли.
На наших глазах двое мальчишек затеяли драку. У одного пошла носом кровь, красные пятна запачкали футболку с Микки-Маусом, которая, на мой взгляд, была ему слишком велика.
— А как насчет детей? — спросил я медсестру. Та, похоже, была шокирована.
— Они слишком маленькие, у них мало крови, — ответила она. Но я продолжал настаивать. Я был уверен, что нашел выход.
— На каждого взрослого можно взять несколько детей. Сколько всего понадобится, как вы считаете?
— Я… Я не знаю. На лекциях нам говорили, что все зависит от веса. Я не очень хорошо помню, как это подсчитывают, но среди раненых есть такие, кто весит килограммов по восемьдесят. Из детей самые большие должны весить примерно по тридцать пять, а остальные — от пятнадцати до двадцати…
— То есть понадобится по четыре ребенка на каждого раненого.
— Да, думаю, что-то в этом роде, — сказала рыжая, почесывая затылок.
— У нас двадцать два раненых, значит, нужно восемьдесят восемь детей.
— Это слишком много. Их туг всего шестьдесят, — проговорила рыжая с задумчивым видом.
— Это как посмотреть. Эти расчеты верны, если забирать у донора не всю кровь, а только чуть-чуть. А здесь мы могли бы… — Выжать все до капли?
— Да. Если взять всю кровь, ее должно хватить. Во всяком случае, мне так кажется.
Никто из отряда не возразил, телевизионщики не возразили, ведущий тоже не возразил. Похоже, все были согласны. Дети, которые бегали вокруг нас туда-сюда, представлялись мне полем спелой пшеницы. Нам предстояло собрать урожай.
53
Потребовалась уйма времени и вся сноровка медсестры, которая когда-то стажировалась в детском саду, чтобы все дети, наконец, успокоились, замолчали и построились по двое. Медсестра сказала, что нужно как можно понятнее объяснить детям, что с ними будут делать и зачем, потому что иначе воображение у них разыграется, понесется на всех парусах, и может начаться паника. Я был не против, и она произнесла блестящую речь, построенную по всем правилам педагогики: «Некоторые взрослые очень сильно пострадали. Вы сами их видели. Они даже могут умереть, если мы их не вылечим быстро-быстро. Для этого нам понадобится ваша помощь. Чтобы спасти взрослых, которые заболели. Элен (рыжая медсестра) и Анн-Катрин (медсестра, похожая на генерала де Голля) уколют вас в руку. Это совсем не больно, будет только чуть-чуть щекотно, и все. Мы возьмем у вас немножко крови, чтобы перелить ее больным взрослым. Они будут вам за это очень благодарны, вы ведь спасете им жизнь. У кого есть вопросы?»
Очень бледный маленький мальчик поднял руку:
— А откуда взялась бомба? — спросил он.
— Ее подложили злые люди, которые хотят всем навредить, — ответила медсестра.
Другой мальчик, похожий на лягушку, спросил:
— Мадам, а как устроены бомбы?
— Не знаю. Это не важно. Они придуманы для того, чтобы делать зло, поэтому их вообще не должно быть. Вот и все. Я спрашиваю, хотите ли вы узнать еще что-то о том, что мы будем делать с вами сейчас?
В детских рядах ненадолго воцарилось молчание, а потом подняла руку кудрявая девочка:
— Мы от этого умрем? — тихо спросила она. Медсестра-воспитательница мило улыбнулась.
— Конечно, нет. Если хочешь, ты пойдешь первой, тогда ты сама во всем убедишься.
Ответ девочке явно пришелся не по душе. Тут я прервал вечер вопросов и ответов, сказав, что у нас мало времени, и пора приниматься за дело.
В подсобном помещении, отделенном тонкими деревянными перегородками, мы поставили четыре кровати. У дверей медсестра-воспитательница следила за беспокойной детской очередью и запускала детей внутрь по двое. В комнате их встречали Элен и Анн-Катрин и укладывали на одну из четырех кроватей возле кого-то из раненых. Элен вводила иголку в руку ребенка, потом в руку раненого, и начиналось переливание. Все было просто, как дважды два. Дирку впервые в жизни пришла в голову светлая мысль: чтобы не пришлось под самым носом у детей, дожидавшихся своей очереди, проносить безжизненные тела их товарищей, он предложил просовывать трупы в окно и прятать за высокой стеной. Все ради того, чтобы избежать паники. У нас на это не было времени.
Мы начали с тех, кто, на мой взгляд, был важнее всего: с господина Боуна и господина Стора. Как и было обещано, первой мы ввели кудрявую девочку, а с ней мальчика, похожего, на лягушку, который следил за нами недоверчибым взглядом. На то, чтобы полностью обескровить обоих детей и передать их, уже без сознания, но еще слабо шевелящихся, в окно, ушло всего несколько минут. Двое парней из «Осеннего дождя» положили их в мягкий сугроб у стены. Вскоре к ним прибавилось еще двое, потом четверо, потом шестеро товарищей по несчастью. Очередь постепенно таяла, куча детей, распростертых на снегу, росла, а наши раненые, которых мы продезинфицировали и забинтовали подручными средствами, понемногу возвращались к жизни. Помню, я вышел глотнуть свежего воздуха и увидел гору из шестидесяти детей. Она была просто огромная. Помню, мне тогда показалось, что их даже больше, но потом я понял, что все дело в множестве переплетенных рук и ног. Вся эта масса совершала странные движения, очень медленные и очень красивые. Маленькие бледные тела на белом фоне. Сваленные в кучу дети напоминали актинию, которую покачивает прибой.
А через пять часов мы услышали шум приближающегося вертолета.
54
Сегодня мой последний день здесь. В углу палаты Никотинка поставила пластиковый пакет, в котором лежат две или три вещи, которые были на мне, когда я попал сюда. Я разложил их у себя на кровати. Это оказалась форма «Осеннего дождя», выстиранная и выглаженная, старый свитер и хлопковые брюки, каких у меня, насколько я помню, никогда не было. Я надел свитер и брюки, они повисли на мне мешком, так сильно я похудел. Но в общем они мне вполне подошли. Странное ощущение, когда сбрасываешь с себя больничную пижаму и надеваешь обычную одежду. Я чувствую, как снова становлюсь самим собой.
Телевизор у меня работает без перерыва. Стоит его выключить, как в голову лезут всякие мысли, а в эти последние дни ни цвет, ни запах собственных мыслей меня совсем не радует. На экране атлет с намасленным телом готовится к очередному этапу Междисциплинарных встреч. На бритых висках у него временная татуировка с рекламой спортивных товаров. Я обещаю себе, что обязательно займусь спортом. Буду отжиматься, подтягиваться и качать пресс. Мне совсем не нравится длинный мешок с костями, который теперь служит мне телом. Наверняка это можно исправить, если хорошо питаться. Погода на дворе стоит отличная. Я впервые открыл окно, впустив теплые городские запахи. Жизнь пахнет просто замечательно.
В последнее время я плоховато сплю. Мне часто снится кудрявая девочка. Мне снится, что мы с ней разговариваем часами напролет, но она не понимает, что я ей говорю. Мне снится, что я и сам не понимаю, что говорю. Мне снится, что она хочет, чтобы я взял ее на руки, и мне это приятно. Странный сон.
Крошечная часть моих воспоминаний до сих пор скрывается где-то в затянутых туманом уголках памяти. Я спросил Никотинку, она посоветовалась с главврачом, а тот ответил, что это нормально, и некоторые воспоминания, особенно связанные с той мартовской ночью 1978 года, могут так никогда ко мне и не вернуться. Они просто растворились в адреналине. Пшшш… Как кусок сахара в чашке кофе. А еще врач прописал мне упражнения, помогающие восстановить в памяти события, которые привели меня сюда, в хронологическом порядке, от самых давних до ближайших. Я упражнялся много дней подряд, взяв за
