заливу. Блестели мокрые крыши, окна и плащи. Струилось. Журчало. Секло. Мутные фонари тускло светили, как будто со дна морского. Казалось, и впрямь берег уже погрузился в воду, океан поднялся, соединился с небом.
С разбега я нырнул в кабак — с тротуара на три ступеньки вниз. Отряхнулся, как собака после купания. Вдохнул пьяный гул, винные пары, табачный дым. Только в одном углу было свободное место, и Шахерезада уже сидела за тем столиком в образе болезненного человечка, серо-бледного, без кровинки в лице, как будто он никогда не выходил на солнце из этого подвала. Он хлебнул, морщась с отвращением, и сразу же заговорил, должно быть давно ждал меня со своей сказкой.
— Ваше здоровье! — сказал он. — Нет, напрасно улыбаетесь. Ваше здоровье я пью, пропиваю вашу молодость, по глоточку за год жизни. Годом меньше стало, еще меньше, еще… Вот так, умрете не позже восьмидесяти. Вам же обязательно хочется умереть?
Я сказал откровенно, что не рвусь, не настаиваю на смерти. Даже с удовольствием избавился бы от этой процедуры.
Шахерезада усмехнулась криво:
— И лжете! На самом деле вам хочется в могилу. Всем хочется. Вот я стану на колени (он сделал попытку сползти на пол), буду умолять вас на коленях: «Примите сто лет, пожалуйста». Но вы откажетесь. Вы спросите: «А какая приплата?» То-то! Жить никто не хочет даром, a за смерть дают доллары. И я их пропиваю. Ваше здоровье пропиваю. По глотку за год. Бутылочку за вашу жизнь. И за его. И за его. И за мою жизнь бутылочку…
Пьяная Шахерезада не любит недоверчивых усмешек. Я сказал с полной серьезностью:
— Я верю вам. Вы продаете эликсир вечной юности. Я охотно приобрету флакон. Как надо принимать: чайную ложку перед обедом или после обеда?
Шахерезада покачала пальцем у меня перед носом:
— Но-но-но! Флаконов нет и не будет. А старость будет. Потому что я покидаю вас. Уплываю… к чертям, к пингвинам. Еду пропивать вашу жизнь — вашу, его, его… и свою. Вот выпью стаканчик вашей молодости… и не просите ее назад.
И он ушел в небо, слившееся с океаном. Растворился, А нас с вами оставил перед зеркалом, пересчитывать седину в висках».
Это написал Эварт о Селдоме или о другом аналогичном искателе эликсира вечной юности. Рукопись же самого Селдома заканчивалась так:
«Постановление суда:
Я, судья Селдом Ричард, рассмотрев всесторонне обстоятельства дела Селдома Ричарда, уроженца Южной Африки, холостого, судимого ранее за воровство, признаю его виновным в предательстве, совершенном против человечества, в подготовке массового убийства мужчин, женщин, стариков и детей, путем распространения бактерий инфекционной скоротечной старости, и приговариваю его, вместе с соучастниками, к смерти путем заражения ими же изобретенными, выведенными и размноженными бактериями.
Поднявший меч от меча и погибнет».

Записанное не пропадает
Раньше все люди у нас, в Солнечной системе, были обречены на грустную участь. Прожив 3–4 десятка лет полноценных, они становились немощными, некрасивыми, постепенно теряли силы и способности. Все это называлось неизбежной, естественной старостью. И в конце концов, несмотря на все усилия специалистов, какой-нибудь важный орган выходил из строя, организм прекращал функционировать — умирал. Тысячелетиями люди мирились с таким порядком, даже не представляли, что может быть иной…
Глава из романа «Мы — из Солнечной системы».
ГЛАВА 1. ЗАПИШИТЕ ЕГО!
Нина влетела в распахнутое окно лаборатории; не снимая крыльев, кинулась подруге на шею:
— Ой, Ладка, как я рада видеть тебя, Ладушка! Я так соскучилась без вас с этими лианами и бананами! Гляди, всех собрала, всех притащила к тебе. Том, слезай с подоконника, поцелуй Ладу, я разрешаю. И Сева тут, наш главный веселящий. И Ким… Впрочем, Кима ты видишь часто…
— Совсем нет, он от меня прячется.
Ким отвел глаза. Он и в самом деле избегал встречаться с Ладой. В гигантском Серпуховском институте были сотни корпусов, разминуться было не трудно. Да и зачем бередить рану. Острая пора ревности прошла, осталась ноющая, надоедливая, неотступная, словно застарелая зубная боль. Да, Ким сторонился Лады. Вот и сейчас он снимал крылья в самом дальнем углу. Он всегда втискивался в угол, как будто стеснялся загромождать комнату своим могучим телом.
— А как здоровье Гхора? — спросила Нина и оглянулась на своего чернолицего супруга.
Вопрос был обыкновенный, вежливый, но в жесте таилась крохотная шпилечка. Смуглая красавица Лада, блестящая и талантливая, всегда затмевала свою бело-розовую подружку. У Лады был сонм поклонников, Ким среди множества… Но Нина вышла замуж раньше — за Тома, молодого врача, коллегу, здоровущего, широкоплечего, развеселого. А Лада выбирала, перебирала… и выбрала стареющего Гхора, правда знаменитого, с мировым именем ученого, творца волшебной ратотехники, директора Серпуховского научного городка… но старика все же. О здоровье его надлежало справляться.
Лада заметила укол и парировала тут же:
— Гхор пе вылезает из лаборатории, работает днем и ночью (то есть хватает здоровья на круглосуточную работу). Увлечен беспредельно. Всё записи, записи, записи! Каждый вечер приносит какую-нибудь удивительную новинку. Стенок не хватает (дескать, хоть и старик, а интереснее твоего молодого).
В самом деле, стенок не хватало в лаборатории. Три из четырех до самого потолка были заставлены полками наподобие библиотечных. На них рядами, вплотную друг к другу, стояли очень яркие и пестрые коробки. Таблички над полками гласили: «Пища», «Одежда», «Материалы», «Аппаратура», «Утварь», «Обстановка»…
— Чем угостить вас, например? — продолжала Лада, вынимая из коробок квадратные, с медным блеском пластинки. — Я помню, Том любит блины с лососиной. А тебе, Ниночка, конечно, пломбир с клубникой. И еще что? Заказывай, у меня тут на полках тысяча двести блюд.
Она опустила несколько пластинок в щели зеркального комода, стоящего в углу, в том, где жался Ким. Ратомотор загудел, расставляя атомы по местам, радужные цвета побежалости покатились по выпуклому зеркалу. И через несколько секунд дверца аппарата откинулась со звоном, выталкивая на поднос аппетитно дымящуюся горку блинов и вазочки с мороженым.
Том вертел в руках пустую коробку, задумчиво читая вслух:
— «Ратокухня. Серия «А-12». Блюда русские. Блины с гарниром. Готовила кулинарный мастер Ганна