Как и прежде, стрекотали телетайпы в бюро, стопки карточек раскладывались по столам, склонялись над печатными бланками русые, каштановые и белокурые головки; пальцы с розовыми и крашеными ногтями выводили плавные кривые, техники спорили об очагах — желтых и красных, хмурясь листали справочники, и Карпович, грузный, постаревший, пыхтя, взбирался на антресольки.
— Александр Григорьевич, подпишите сводочку.
И Грибов требовал цифры для проверки или подписывал:
«По сведениям Центрального бюро подземной погоды, обстановка под всей территорией Советского Союза устойчивая…»
или же:
«Ожидается землетрясение силой до шести–семи баллов в районе Северного Памира. Возможны разрушения ветхих и непрочных зданий. Сроки уточняются».
И тотчас же прорабы начинают проверять и укреплять здания. А в назначенный день жители выходят из домов, пережидают где–нибудь в просторном поле, пока природа не перестанет капризничать. Никаких бедствий, ни пожаров, ни жертв, как бывало в прошлом. А ведь по очень приблизительным данным на памяти людей только от учтенных землетрясений погибло до полутора десятков миллионов человек.
Катастрофы предсказываются с девяти до трех ежедневно, а по субботам до часу дня. В субботу Грибов уходит из бюро со спокойной душой. Происшествий быть не может, землетрясения не возникают скоропалительно. И даже когда он уезжает на месяц, охотиться или на шесть месяцев, за границу, бюро шесть месяцев работает без Грибова. Только сводки подписывает тогда его заместитель Карпович, милейший человек, аккуратный, добросовестный, исполнительный.
Не поверишь, что первое предсказание появилось всего несколько лет назад. Никакого бюро не было тогда — была разведочная партия: Грибов, младший геолог, два коллектора, двое рабочих. Не было глубинометристов, радистов, перфоратора–автомата, чертежных комбайнов. Грибов сам лазил по горным отрогам Крыма, потея тащил на спине аппарат подземного просвечивания, сам устанавливал, сам записывал импульсы. Сидя в трусах в тени кипариса, сам вычерчивал схемки, крутил арифмометр, в перерывах между расчетами кидался в море. Эпицентр был в море, как обычно в Крыму, сдвиг на Алуштинском разломе, там, где троллейбусы идут по перевалу, удар всего лишь пять баллов…
По расчету, толчки должны были начаться в ночь с субботы на воскресенье. Всю ночь курортники провели в садах; зевая, смотрели на неподвижные горы. Но утро наступило, а сотрясений все не было. Смущенный Грибов расхаживал по набережной Ялты, мрачно слушал веселые шутки насчет несостоявшегося землетрясения. Ликующий юг казался ему тусклым, фигурные самшитовые кусты — уродливыми, запах олеандров — приторным, солнце — утомительным, луна — пошлой. И как же он был доволен, когда двое суток спустя, на рассвете, он проснулся от звона. Книжная полка сорвалась со стенки, упала на графин с водой. А кровать дрожала мелкой дрожью, так зубы стучат у продрогшего сторожа. «Четыре балла», — сказал сам себе Грибов, повернулся на другой бок и заснул удовлетворенный. Он ошибся только на два дня и на один балл.
Но то неточное предсказание вызвало всеобщий интерес, внимание, удивление, восторги. Были доклады, выступления, статьи в газетах. Фотографы бегали за Грибовым, снимали его в анфас, в профиль и со спины. Журналисты описывали, как предсказатели обедают, как ставят палатку, как ходят по горам…
Сейчас и точность выше, и размах иной. Бюро знает теперь подземную обстановку от Карпат до Берингова пролива. Грибова вызывают для консультации в Исландию, Новую Зеландию и Индию. В Академии о Грибове говорят: «Да, он дельный администратор. Бюро работает у него как часы». Администратор! Не ученый! А сотрудники шепчутся за спиной: «В свое время у шефа были заслуги». В свое время! Вершина далеко позади!
А Грибову сорок лет — для ученого это юность. Не хочет он успокаиваться на прежних заслугах.
И однажды вечером, вытирая тарелки на кухне, Грибов говорит жене:
— Как ты думаешь, Тасенька, не засиделся ли я в бюро?
Он вытирает тарелки. Так заведено у них в семье. Он геолог, и Тася геолог. Он работает, и Тася работает. Вечером он преподает, Тася учится. А домашние заботы пополам. Один моет посуду, другой убирает. Один купает ребенка, другой отводит в детский сад. Тася готовит ужин, муж возит пылесос. И даже удобно: есть время обсудить дела.
— Не засиделся ли я? — спросил Грибов. — Поговаривают, что я администратор и только. Все заслуги в прошлом.
Возможно, Грибов проявил слабость, искал утешение и поддержку у жены. Но Тася отказала в утешении. Она считала, что ее обязанность — искоренять недостатки мужа, в том числе главный: нескромность.
— Нельзя думать только о славе, — сказала она. — Тебе доверили большое, ответственное дело. Куда же еще? Навалят груз не по силам, надорвешься.
— Дело налажено, идет, как по конвейеру. А мне у конвейера скучно стоять. Я наладчик по призванию, мне подавай новое.
— Вот поедешь в Америку, будет новое.
— Там не новое, — сказал Грибов. — Там повторение пройденного.
С таким настроением он вылетел в Сан–Франциско.
ГЛАВА 2
КУПИТЕ! КУПИТЕ! КУПИТЕ!
Настоящий американец ЛЮБИТ И УМЕЕТ тратить ДОЛЛАРЫ!
ЖИВУЮ РУСАЛКУ хотите увидеть? Купите акваланг «СИДЕВЛ»
ТИГРЫ чистят зубы пастой ПАРКИНСА
ПУСТЬ ПОУЧИТСЯ! Сегодня в Сан–Франциско прибыл для обмена опытом советский геолог А. Грибов. Он имеет возможность познакомиться с деловитостью и размахом американской науки.
И вот Грибов за океаном, живет в гостинице на двадцать четвертом этаже. За окном громоздятся серые кристаллы других небоскребов. Горизонт весь в синеве — синяя гладь океана врезается в горы, разливается по долине продолговатым заливом. Через залив перекинут мост — самый длинный в мире, над проливом тоже мост — самый высокий в мире. Разноцветные автожуки вперегонки несутся по мостам, над ними жужжат вертолеты, под ними режут воду суда. Ночью мосты и небо загромождены рекламами. Купите, купите, купите! Это — другой мир, другое полушарие! В субботу поздно вечером Грибов звонит Тасе по телефону, она отвечает сонным голосом: «Зачем ты меня будишь так рано? Хоть бы дал выспаться раз в неделю, в воскресенье».
В Советском Союзе уже завтрашнее утро, а на Западе — вчерашний вечер.
— Ну, как там обстановка, в Калифорнии? — спрашивает Тася.
Вопрос с подковыркой. Тася намекает на прошлогоднюю поездку Грибова в Индонезию. То была первая его заграничная консультация. Тася так завидовала ему тогда. Ей, уроженке Камчатки, очень хотелось побывать на экваторе. «Расскажи, что там самое интересное?» — спросила она еще на аэродроме. И Грибов ответил с увлечением: «Захватывающая обстановка! Клубок противоречий, узел борющихся влияний: Филиппины давят на восток, Новая Гвинея — на юг, Австралия — на север. И все это сталкивается в районе Целебеса, все накрошено, путаница разломов, горных хребтов и впадин — даже на карте видно».
Он имел в виду геологическую обстановку — борьбу подземных сил. А Тася спрашивала о стране — какие там люди, как одеваются, как живут?
— Чудак ты, мой милый? — говорила она после, целуя мужа. — Слепой ты, что ли? Так–таки ничего и не заметил в стране, только под землю смотрел?
Грибов обижался:
— А я думал, ты геолог по призванию, интересуешься геологией, не для зарплаты работаешь.
— Ну и как там обстановка в Калифорнии? — спрашивала Тася сегодня.
А муж отвечал, поддразнивая:
— Обстановка тревожная. В моде маленькие женщины, поэтому все ходят без каблуков. На шляпах цветные фонарики, в волосах тоже. Клипсы величиной с блюдечко и некрашенные губы.
— Не дразни меня. Я спрашиваю о подземной обстановке.
