значение, и законов ими не записывали. Поэтому к памяти предъявляли очень большие требования. В памяти приходилось хранить всё, что требовалось сообщить следующему поколению. Сделки и соглашения заключались при свидетелях, которые обязаны были помнить их условия; по прошествии определённого срока эти условия подтверждались на тинге или сообщались тем, кто должен был выполнять функции свидетеля впоследствии. Чтобы память не изменила, свидетелей обычно было несколько.
Человек, привыкший рассчитывать только на свои силы и помощь сородичей, зачастую не обращался за правосудием к тингу: заботясь о поддержании чести своей семьи и рода, он расправлялся с обидчиком сам. Кровная месть была обычным явлением. Стремясь причинить обидчику и его роду наибольший урон, нередко убивали того из родственников преступника, кто пользовался наибольшим уважением. Месть вызывала ответную месть, ибо кровь, по представлениям, господствовавшим в родовом обществе, смывалась только кровью. Если сородич не был отмщен, на Всю семью и род ложилось пятно позора. Месть индивидуальная превращалась в месть родовую, вовлекавшую в свой кровавый черёд широкий круг людей и длившуюся подчас из поколения в поколение. Лишь посредничество соседей могло заставить враждующих сложить оружие и удовлетвориться уплатой возмещения. Исландские саги, излагающие родовые предания и жизнеописания, полны рассказов о бесконечных кровавых распрях между семьями и родовыми группами как в самой Исландии, так и в других скандинавских странах. Нередко случалось, что месть приводила к убийству сразу большого числа людей. В обычае было сожжение дома врага с его обитателями. Величайшим несчастьем, которое могло постигнуть человека, у древних скандинавов считалось прекращение рода или его упадок. Любовь к детям питалась, помимо естественного родительского чувства, сознанием того, что они – продолжатели рода.
Общество ещё не перестроилось по классовому принципу, все бонды – свободные люди, обладавшие хозяйственной независимостью, считались равноправными и полноправными, обычай, имевший силу закона, был для всех один. Но на практике торжествовало право сильного: кто имел больше сородичей и зависимых людей, был богаче и влиятельнее, тот мог навязать свою волю соседям и участникам тинга. Самоуправство наиболее могущественных и богатых людей, имевших средства заставить считаться с собой всех окружающих, уже тогда не знало границ.
Имущественное неравенство скандинавов ещё до эпохи викингов было довольно значительным. Наряду с состоятельными владельцами, которые владели большими стадами, использовали в хозяйствах труд рабов и слуг, имели корабли для торговых поездок, существовало немало бедняков, с трудом сводивших концы с концами в небольших усадьбах. Обнищавшим приходилось идти в услужение к богатым соседям. Нередко свободный человек, лишившийся собственности и не имевший возможности получить помощь от родственников, попадал в долговую кабалу и оказывался в положении раба. Вокруг больших и богатых дворов преуспевающих бондов на их земле возникали мелкие хозяйства арендаторов и держателей, которые платили за пользование участками часть урожая. Держателями становились также рабы и вольноотпущенники. Таким образом, крупное хозяйство в Скандинавии тех времён обрастало более мелкими. Рабы и вольноотпущенники, слуги и арендаторы, многочисленные родственники и приживальщики группировались под властью «могучих бондов», как их с почтением, а подчас и с опаской, называли окружающие. Владения «сильных людей» (стурманов) становились центрами общественной жизни в отдельных местностях, своеобразными ядрами социального притяжения для всех более слабых, бедных и беззащитных: здесь они искали покровительства и помощи, за которую были вынуждены расплачиваться своей независимостью.
Жители соседних местностей, принадлежавшие к одному племени, подчас объединялись для совместной защиты от нападений и для соблюдения порядка. Время от времени они собирались на областной тинг. Здесь обсуждались наиболее важные дела, имевшие общий интерес. Некоторые языческие святилища были общими для целой области. Народные сходки являлись важным средством общения населения, раздроблённого на мелкие мирки: на них узнавали новости, договаривались о сделках и брачных союзах. Законоговорение не было оторвано от народного сказания, и то и другое в глазах народа имело одинаковую достоверность и значение. Встречи на тингах способствовали распространению саг, до XII-XIII вв. сохранявшихся в устной форме, песен о богах и героях, стихотворений и песен скальдов.
Хотя тинги в тот период сохраняли характер народных сходок, ведущую роль на них играли наиболее знатные и влиятельные бонды. С ними были связаны родством, свойством, а нередко и материальной зависимостью многие участники тинга. Когда собрание посещал правитель области – конунг или ярл, – с ним от имени и при поддержке присутствовавших говорили знатные люди и «могучие бонды».
Таким образом, несмотря на значительную обособленность хуторов и мелких деревень, их жителей объединяло стремление наладить местное управление, охрану порядка и правосудие; существовала общность религиозных верований, культов и связанных с ними празднеств. Необходимость защититься от внешней опасности, нападений с моря или на суше, вынуждало жителей заботиться о создании укреплений, где они могли бы укрываться от врага, и об организации ополчения. Примитивные, преимущественно земляные и деревянные, с использованием камня, укрепления, остатки которых разбросаны в разных частях Скандинавии, свидетельствуют о том, что население предпринимало совместные работы по их постройке. Но в организации подобных работ, и особенно при создании ополчения, большую роль играли вожди, стоявшие во главе населения.
Знать существовала ещё у древних германцев. Во главе родов и округов стояли старейшины, племена возглавлялись «королями» и военными вождями, причём последние во время войны пользовались широкой властью. Античные авторы подметили наследственный характер германской знати: знатность, понимаемая как родовитость, была принадлежностью целого рода или семьи, и только из числа лиц, входивших в состав этого рода и семьи, «выбирались» предводители племён и племенных союзов. Таких «королей» (у скандинавов они назывались конунгами), ярлов и херсиров упоминают не только песни скальдов, наиболее ранние из которых известны от IX в. Свидетельствуют о них и рунические надписи, начиная с эпохи «Великих переселений». Правление знати было повсеместным явлением, оно глубоко укоренилось в общественной жизни скандинавских племён задолго до эпохи викингов. В VI-VIII вв. могущество знати ещё более укрепляется.
Внушительными свидетельствами этого могут служить «княжеские» курганы и богатые погребения правителей Уппланда (в Средней Швеции), подчинивших своей власти племена свеев, и среди них – крупнейший «курган Оттара», датируемый V-VI вв. [3] В Юго-Восточной Норвегии расположен самый большой курган Северной Европы – Ракнехауген. Поперечник его – 100 м, высота – 15 м. Прежде чем насыпать курган, строители возвели сооружение из брёвен. С этой целью они истребили большой сосновый лес. Исследование годичных колец использованных при этом деревьев показало, что все они были спилены в течение одного года. При возведении кургана были предприняты и земляные работы широкого масштаба (в общей сложности было насыпано около 80 тыс. кубометров земли). Предполагают, что в этих работах принимали участие приблизительно 500 человек, т. е. мужское население обширного района. По-видимому, курган был возведён по приказанию могущественного вождя. Погребения в кургане не оказалось: он служил не местом захоронения, а монументом, увековечивавшим память «князя». Археологи относят Ракнехауген к VI в. [4] Предание гласит, что в шведском Уппланде и в Юго-Восточной Норвегии в тот период правила династия Инглингов, к которым впоследствии возводили свой род конунги Швеции и Норвегии.
Когда гораздо позднее, в конце X в., представитель французского короля спросил датских викингов, отряд которых грабил Северную Францию, об имени их господина, они отвечали: «Нет над нами господина, ибо все мы равны!» Этот гордый ответ часто приводят в доказательство сохранения демократических порядков не только в Скандинавии, но и в войске викингов. Действительно, господ во французском понимании, т. е. феодальных сеньоров, требовавших службы и верности от своих вассалов за пожалованную им землю, у скандинавов в X в. ещё не существовало. Но не было среди них и равенства: знать возвышалась над остальным населением, которое видело в ней своих предводителей и повиновалось ей.
Знатные люди играли ведущую роль в военном деле. Вождь стоял во главе ополчения, составлявшегося из всех боеспособных мужчин. Слово «херсир» (hersir), обозначавшее вождя, происходит от древнескандинавского herr – войско, народ. Быть вождём племени, народа, значило возглавлять воинское ополчение. Во время войны вождь пользовался неограниченной властью. Он постоянно требовал
