чья обязанность увлажнять хаиссауа в богатых домах. В переносном смысле — легкая работенка.
Или «шашшаш». Лев все порывался перевести как «шашни». Действительно, иногда это флирт, интимные излияния, но подводные. У тоитов с их земноводными лапами плаванье и нырянье первый, простейший вид спорта, как у нас бег на сто метров. Ныряльщика под водой видно плохо и совсем не слышно. И вот рабы, строители каналов и плотин, скрываясь от глаз надсмотрщиков, устраивали заговоры под водой. И выработали безмолвный язык прикосновений — к локтю, к плечу, одним пальцем, двумя, ладонью, щепоткой… Конспиративный язык рабов переняли проказливые мальчишки, а потом он распространился и на ухаживанье, стал вторым языком тоитов, получил грамматические правила, проник в искусство, сделался подводным танцем, во дворцах появились подводные сцены. Все это называется «шашшаш». Каким словом перевести?
Лев с интересом вникал в подобные тонкости, без устали повторял объяснения. Но всегда как тень за спиной стояло мрачное: «Все это обречено, доживает последние недели. Не позже, чем 18 июля вспыхнет слепящим светом небо, огненные языки прокатятся по городам и полям, слизнут дворцы с узорами хаиссауа и хаиссаутлов, лениво помахивающих мокрыми щетками, сварят заживо возмущенных рабов, юных озорников и влюбленные парочки, затеявшие шашшаш под водой. Все исчезнет, все станет прахом — хорошее и плохое. Спасать надо, спасать, торопиться! И Лев придирчиво допрашивал себя: все ли он делает, чтобы спасти Той и тоитов?
А Клактл думал о другом: кого спасать?
Пять раз (пять раз, не преувеличивая!) Лев пересказал ему дискуссию в Малом зале, прежде чем Клактл уловил суть. Но, уловив, воспринял по-своему: тонконогие — народ добрый, честный, но отнюдь не всесильный. Хотели бы помочь, но не могут, вот и тешат себя сказками вроде крыши над целым миром.
— Я вам подскажу, — сказал он Льву. — Вы в затруднении, потому что хотите спасти всех. Не надо всех. Чернь — это стадо, грязные ноги и мозолистые спины. Спасать надо мудрые головы. Даже не мудрые, наимудрейшие. Среди жрецов есть носители тайн, есть и носители факелов, чаш и священных сосудов. Носителей тайн не так много. Верховный жрец Гранатов сказал, что тысячу вы увезете. Я назову вам тысячу наимудрейших.
Высказавшись, Клактл горделиво уставился на Льва, ожидая, что его похвалят за сообразительность. Гениальное же решение. Здешние мудрецы ломают головы, как увезти двадцать тысяч раз по тысяче, распутывают узел, а он взмахнул мечом и разрубил: «Всех не надо. Спасайте одну тысячу. Я назову…»
Лев отвел глаза. Ему было совестно. Так бывает совестно взрослому, столкнувшемуся с жестоким ребенком. Вот подарила ему мать аквариум, рассказывает, как чистить, воду менять, кислородом освежать, как рыбок кормить. А он возьми и брякни: «Мама, изжарь мне этих рыбок. Они вкусные?»
В данном случае: «Изжарьте двадцать миллионов. Они невкусные: ноги грязные, спины мозолистые!»
— Хорошо ли, Клактл, бросить всех на произвол судьбы? У всех жены, дети, старики родители. По вашим понятиям, душа у каждого.
Нет, Клактл считал, что душа есть только у посвященных. У прочих не душа, а пар. У рабов и пара нет.
— Несправедливо же, Клактл. Посвященные хотят взять свои семьи: жен, детей и рабов заодно. Значит, не тысяча посвященных, а двести. Для остальных места нет. Споры, обиды, драки. Двести спасенных — так мало!
— Мало! И пусть будет жесткий порядок. Я напишу имена двухсот и первой тысячи, и второй. Сколько успеете, увезете. Но начинайте сразу.
Отныне, каждый день, покончив с ответами на вопросы о планете, Клактл усаживал Льва за стол и начинал вслух рассуждать, кого из посвященных надо спасать в самую первую очередь.
— Гезогза? Гезогзе ведомы тайны трав, он лечит глаза и уши, исцеляет рези в животе, избавляет от бесплодия. Запиши — Гезогза. Правда, он стар. Забывает молитвы, забывает и травы. Послушникам поручает лечить. И немощен, род не продлит, потомства не оставит. Зачеркни Гезогзу. Или нет: запиши, но одного — без семьи. Потомства не оставит, значит, жена ему не нужна. Гезогза, посвященный в тайны трав. Записал?
Хенна, посвященный в тайны меди.
Хартхл, посвященный в тайны огня.
— Все это напрасный труд, Клактл, — уговаривал Лев. — У вашего властителя сила, полки стражников, всадники, копьеносцы. Он прикажет, и жрецы впишут: «Владыка — номер первый, жены, наложницы, дети, слуги, любимцы, охрана…» Вот и вся тысяча!
И тут Лев услышал неожиданное:
— А вы на что? Корабли ваши. Кого хотите — пускаете.
Оказывается, список составлялся для землян. Клактл опасался, приглядывался, сомневался, но все- таки чужеземцам доверял больше, чем своим. Точнее, своим не доверял вообще. Знал, что каждый властелин и каждый жрец будут заботиться только о себе. Так пускай земляне и наводят порядок… по его, Клактла, списку.
— Пиши, Левтл, пиши: «Хартхл, посвященный в тайны огня».
Утомившись от бесконечной возни с очередностью на спасение, после обеда Клактл ложился вздремнуть. Лев же уходил, в душе осуждая тоита. Он не понимал возрастную лень, не понимал, как можно тратить на сон драгоценное время пребывания в незнакомом городе, да еще таком необыкновенном, как Темпоград. Сам он все свободные секунды проводил, бродя по ярусам, выискивал необследованные закоулки, запоминал исхоженные. Не было у Льва усталости от городского шума, не тянуло его в тишину, на травку, к заросшему ряской прудику. Грохот бодрил его, сверхурбанизм трехмерного Темпограда вселял только гордость: «Экие молодцы мы, люди, такую махину взгромоздили!»
В начале вечерней минуты старожилы стекались в парк: хоть какая-то зелень, видимость природы. Лев знакомился, расспрашивал; темпоградцы охотно рассказывали о своих достижениях. Лев поражался: и это открыто? И это? И это уже открыто? Естественно: в учебники не вошло то, что темпоградцы нашли за последние десять дней — за десять рабочих лет по-местному. И, вернувшись с прогулки, Лев с восторгом (впрочем, «восторг» не то слово. Бурных эмоций не было. Лев испытывал глубокое удовлетворение, ликовал молча)… итак, с молчаливым ликованьем Лев вписывал в свои таблицы очередное достижение Темпограда. Выполнена его детская мечта: синтезирован элемент N200 и даже N202 и N203. Молодцы какие! Обязательно он расскажет об этом достижении Винете. А Винета оценит? «Конечно, оценит, — сказал он сам себе. — Винета умница, она все понимает. К тому же Винета спортсменка, для нее рекордные показатели не пустое. Не так давно с восторгом, с шумным восторгом рассказывала она о знаменитой Ане Фокиной, которая в прыжке с переворотом взяла высоту 246, повторив мировой рекорд. Видимо, в ближайшем сезоне перейдет-таки через рубеж двухсот пятидесяти. Два с половиной метра! Под самый потолок! Казалось, нет принципиальной разницы: 246 или 250? Но в круглых цифрах таится некая магия. Каждая десятка — порог, следующая ступень. И главное, мы превзошли себя и потеснили неуступчивую природу. Пусть не Винета, пусть Аня Фокина; пусть не Лев, пусть темпоградские физики! Мы — победили. Мы — люди! Конечно, Винета оценит!»
Скоропалительно отправившись в Темпоград на часок, Лев ничего не взял с собой: ни смены белья, ни зубной щетки. Конечно, и заветную папку с графиками осей оставил на полке над столом. Но здесь он завел новую папку, восстановил цифры по памяти, сверил по справочникам и с удовольствием жирной красной чертой отметил, на сколько продлилась каждая ось в Темпограде.
Об оси атомов сказано только что. А вот события на оси искусственной жизни. В 1970 году Хобана синтезирует первый ген, один-единственный, не очень нужный ген кишечной палочки. Сто лет спустя спроектирован синтефаг — целая бактерия — согласованный комплекс из сотни генов. Между прочим, очень полезная бактерия — питается синтетикой, поедает целлофановый мусор. К сожалению, не только мусор, не брезгает и нужными пакетами, дырки прогрызает раньше, чем следует. Но вот в Темпограде спроектировано уже и одноклеточное — амеба, питающаяся синтефагами. Бактерия уничтожает, амеба предохраняет. В ее ядре комплекс из тысячи генов.
Было сто генов, стала тысяча. Темпоград продвинулся на целый порядок.
А что творится на оси температур? Казалось бы, тут ждать нечего. Еще в XX веке физика почти вплотную подошла к абсолютному нулю — осталась миллионная доля градуса. В XXI веке а учебниках Лев
