Мотылек с любопытством вертел головой. Рядом с крыльцом росла раскидистая горная сосна. Откуда-то сверху свисала веревка с узлами и исчезала в кроне.
– А что там? – Мотылек протянул руку к веревке и немедленно схлопотал по затылку.
В темноте сада возник прямоугольник яркого света – кто-то открыл дверь и вышел на крыльцо.
– Никак господин Кагеру пожаловали? – раздался угрюмый, лишенный какой бы то ни было радости мужской голос. – Что так скоро вернулись?
– А ты бы хотел, чтобы я и вовсе не вернулся? – съязвил Кагеру. – Ну что, уже все грибы сожрали или мне немного оставили?
– Только за стол сели, – мрачно сказал мужчина. – У вас чутье, господин Кагеру. Желаете присоединиться? Мой младший вчера добыл косулю.
– Мяса не надо, а от корешков с грибной подливкой не откажусь…
Кагеру взошел на крыльцо, скинул короб на руки хозяину. Мамуши, староста Скорпионьего Гнездилища, был высокий худой мужчина лет сорока, с длинными висячими усами, унылым лицом и сонным взглядом из-под тяжелых век. Он провел знахаря внутрь, где вокруг низкого стола под масляной лампой готовилась ужинать его семья – трое женщин разного возраста и два мальчика-подростка. При виде знахаря все зашевелились, вскочили, раздался хор невнятных приветствий. Кагеру отвесил небрежный поклон и сел к столу, на место, освобожденное одним из мальчиков. Старшая из женщин, с седыми косами, в длинной расшитой рубашке, каких в дельте не носили, подошла к Мотыльку, заглянула ему в лицо, провела рукой по волосам, ласково улыбнулась.
– Хорошенький-то какой, бедняжка… Пойдем-ка, покушаем. Положи кузовок, умойся…
– Оставь его, мать, – безразличным тоном бросил Мамуши. – Господин Кагеру сам его накормит, если пожелает.
– Ничего, пусть перекусит, – позволил знахарь, непринужденно накладывая себе в тарелку ароматную грибную размазню. – С утра парнишка ничего не ел, еще свалится по дороге. Да и дома небось шаром покати – Головастик меня тоже так скоро наверняка не ждет…
Староста первый раз толком взглянул на мальчика. Мотыльку этот взгляд не понравился. Не было в этом взгляде ни капли тепла – ничего, кроме нехорошего любопытства.
– Нового мальчишку, стало быть, себе добыли?
– Добыл, – с набитым ртом подтвердил Кагеру. – А тебе какое дело?
– А никакого. Только любопытно узнать, из каких он краев?
– Не беспокойся, он нездешний. Разве сам не видишь?
– Из княжьего града, что ли? Не очень-то это хорошо… в городе все на виду…
– Бери дальше. Он с юга, из самой дельты.
Мамуши медленно покачал головой, не выражая ни удовлетворения, ни недовольства.
– Это славно, что мальчишка из дельты. А все же лучше бы подалее – к примеру, с побережья… Сирота или родители продали?
– Я же не спрашиваю, как твой сын добыл эту косулю – силками или стрелой, – резко ответил Кагеру. – Просто кушаю и наслаждаюсь.
Староста с выражением подчеркнутого равнодушия пожал плечами.
Остаток ужина прошел в молчании. Поев, Кагеру сделал старосте знак выйти с ним на крыльцо. Вскоре с улицы донесся невнятный бубнёж.
Женщины, так и просидевшие весь ужин молча, с опущенными глазами принялись убирать со стола.
– Я помогу, – подскочил Мотылек.
– Сиди уж, горюшко, – сказала со вздохом старуха. – Отдохни, пока дают. Еще набегаешься.
Мотылек остался за столом, вместе с сыновьями старосты. Подростки смотрели на дверь, куда знахарь увел их отца, с одинаковым выражением: если бы они могли поджечь эту дверь взглядами, от нее бы вмиг осталась только кучка пепла.
Потом переглянулись, обменялись тихими словами, старший повернулся к Мотыльку и прошептал:
– Убегай.
Едва слышно сказал, одними губами, но Мотылек услышал.
– Что? – растерянно переспросил он.
– Там в кухне собачий лаз. Убегай, пока мокквисин занят с отцом. Когда он уведет тебя в лес, будет поздно…
Мотылек промедлил несколько мгновений. Но не успел даже обдумать услышанное, как дверь распахнулась и в дом вернулся староста. Из-за его спины выглянул Кагеру, уже в соломенной шляпе, махнул рукой Мотыльку:
– Ты доел? Пошли!
Вот и остался позади дом старосты, где удивительно смешались запахи масляной лампы, грибной подливки и затаенного страха. Снова вокруг темная сырая ночь, светлячки, камешки шуршат под ногами. А в ушах Мотылька звучит слово «мокквисин», которым сын старосты назвал учителя Кагеру. Мокквисин. Лесной демон.
«Убегу, – внезапно решил Мотылек. – Прямо сейчас!»
Все мышцы напряглись, сердце заколотилось: броситься бы в обратную сторону – и гори все синим пламенем… Но Тошнотник обернулся, заглянул в лицо, словно прочитав мысли, как бы невзначай показал клыки. Мотылек вздохнул, опустил голову и покорно поплелся вслед за знахарем.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Глава 1
Дом Кагеру
– Мису-у-ук! Выплюнь немедленно святую старицу Ямэ-э-эн!
Мотылек, ковылявший по дорожке к выгребной яме с огромным вонючим помойным ведром, остановился и завертел головой, высматривая источник воплей. Так и есть – у задней стены, где кухня, Головастик опять застал Мисук за попыткой сожрать гадюку. «Святая старица Ямэн» частенько приползает туда перекусить, но у нее не хватает ума сообразить, что кошке тоже прекрасно известно время и место ее обеда. Мисук, в свою очередь, прикидывается, что не может отличить змею от любимого лакомства, маринованного угря, – а что, полное наружное и вкусовое сходство! Но гадюку жрать нельзя – это змея сихана, а в доме Кагеру едят только тех, на кого укажет хозяин. Поэтому Головастику постоянно приходится вынимать гадюку из пасти у кого-нибудь из домочадцев, чаще всего – у полосатой лесной кошки, которую сихан в насмешку назвал древним аристократическим именем Мисук – «прекрасная и целомудренная».
– Мису-у-ук! – надсаживается Головастик. – Дрянь ты этакая!
Мисук сидит на крыше кухни, сжимая в зубах полузадушенную змею, с таким видом, как будто понятия не имеет, что это у нее такое свисает из пасти.
– Выплюнь старицу, уродка!
Кошка смотрит вниз с высокомерным видом. Змея слабо мотает толстым хвостом.
– Сейчас буду камни кидать!
– Мисук! – доносится из дома резкий, как удар хлыста, голос Кагеру, легко перекрывая вопли
