Он был лучшим из всех, кого я знала, но такой, знаешь, – себе на уме. Очень талантлив. Никогда не понимала, почему такой способный чародей похоронил себя в глуши и ведет жизнь чуть ли не деревенского колдуна. Помнится, спрашиваю его – на что тебе этот жалкий Кирим, перебирайся к нам, на Лествичные горы! – а он отвечает: дескать, очень меня интересует местная история…
Теперь Ким слушал, затаив дыхание…
– Дочка унаследовала всю мою красоту – неудивительно, что он соблазнился. Да еще что придумал, злодей: когда девочка его отвергла, отказался ее отпустить и с досады превратил в кошку…
При этих словах Ким аж подпрыгнул.
– Святая старица, а этого вашего колдуна случайно не Кагеру звали?
– Нет. Но это ничего не значит. Я уверена, что с тех пор он уже десять раз поменял имя. А что?
– Просто… если это тот, о ком я подумал, то вы можете его не бояться. Он умер.
Старуха бросила на него острый взгляд.
– Ты видел его мертвым?
– Собственными глазами! Его проткнули железным штырем, а потом сожгли.
Старуха разочарованно покачала головой:
– Ну, тогда это не он. Этот так просто не умрет.
Волшебная зелень неба переплавилась в яркую синеву, в которой утонули утренние звезды. Над лесом показался слепящий край солнца. В кронах пели птицы – звенели, тенькали, трещали. Заросли расступились, и впереди заблестела, искрясь на солнце, бурлящая поверхность ручья. Ровно посередине поток разделяла на два рукава длинная плоская глыба.
– Дальше ты и сам дойдешь, – сказала старуха. – Видишь, вон мост. А вот и какой-то монах торчит возле жертвенника. Он тебя проводит до ворот.
– Последний вопрос, – быстро сказал Ким, видя, что отшельница вот-вот скроется в лесу. – Ночью, в пещере, все эти призраки и луг – зачем все это?
– Дочка попросила тебя спрятать, – сухо сказала старуха. – Она считает, что обязана тебе жизнью. Кроме того, ты ей нравишься. Не пойму, что она в тебе нашла. Но в любом случае, юный красавчик лучше, чем засушенный монах средних лет. Вот почему я тебя и отвела туда.
– Куда «туда»?
– Скоро поймешь, – сказала бабка, развернулась и мгновенно исчезла в лесу.
Ким пожал плечами и, раздвигая высокие тростники, отправился по берегу в сторону моста.
Когда Ким, пыхтя, выбрался из придорожных зарослей к жертвеннику у моста, монах все еще был там. Стоял неподвижно, низко склонившись перед алтарем, так что Ким видел только его бритую голову и согнутую костлявую спину. В каменной миске тлела благовонная палочка, источая кудрявый сизый дымок.
– Святой отец! – окликнул его Ким.
Монах резко обернулся, уставился на Кима, и на его немолодом лице аскета отразился ужас.
– Простите, что прерываю вашу молитву…
– Сгинь! – грозно приказал монах, овладев собой. – Пропади, морок!
– Эй, ничего не выйдет, – засмеялся Ким. – Я не призрак.
Монах окинул его испытующим взглядом.
– Кто же ты?
– Мы с другом шли в монастырь Каменной Иголки. Вчера я заблудился в лесу и отстал от него, так что он, наверно, уже в монастыре…
– Вчера? Ким, ты что, издеваешься надо мной?!
– Вы меня знаете? – удивился Ким, вглядываясь в бледное лицо собеседника.
– Тебя трудно не узнать. И ты действительно не призрак. Где ты пропадал все это время, сволочь?
– Но…
– Это я, Рей!
– Не может быть! – выпалил Ким, впиваясь взглядом в монаха. – Вы… да, вы похожи на Рея, но ведь он… он немногим старше меня, а ты… вы его родственник?
– Я Рей Люпин, – подтвердил монах. – Вернее, прежде был Реем. А ты был Кимом. Я не знаю,
– Рей! – Потрясенный Ким посмотрел на друга. Тот Рей, которого он знал, был увлеченным, самоуверенным двадцатилетним юношей. А сейчас Ким видел перед собой усталое и властное, прорезанное тонкими морщинами лицо зрелого мужчины. – Что ты с собой сделал?!
– Нет – что сделали с тобой? Ох… извини, что я так налетел на тебя. Я думал, ты давно мертв, – успокоившись, проговорил Рей. – Каждый год я прихожу сюда в один и тот же день, чтобы принести заупокойные жертвы твоей погубленной душе. Это мое послушание, обет, который я сам наложил на себя, как только меня приняли в общину. Сегодня исполнится ровно десять лет с того несчастливого дня, когда мы с тобой увидели на том камне ведьму Ямэн и ее тигра-оборотня… – Рей мрачно усмехнулся: – Да-да, как видишь, теперь я знаю, к кому ты угодил. Итак, она не убила тебя…
– Рей, клянусь – я провел у нее всего одну ночь!
– И за эту ночь она украла у тебя десять лет жизни. Проклятая ведьма! Ее отвратительное соседство – позор для моего монастыря. Ничего, скоро я доберусь до нее. Ты ведь еще не передумал идти в монастырь, младший брат? – спросил он, положив руку на плечо Кима.
– Нет… не знаю… – Ким провел рукой по лицу. – У меня все кружится перед глазами. Значит, эта пещера и луг… лучше остаться юношей, чем десять лет впустую… вот что она имела в виду!
– Она за это заплатит, – пообещал Рей. Он задумчиво взглянул на жертвенник, улыбнулся и двумя пальцами загасил благовонную палочку. – Знаешь, во всем этом есть как минимум одна хорошая сторона, – сказал он. – Если бы мы тогда пришли вдвоем, без рекомендательного письма тебя бы не пустили в монастырь, даже если бы ты просидел у ворот все десять лет. А теперь монахи не посмеют возразить, приведи я с собой хоть беса. Мы идем?
Свои слова Рей сопроводил угрожающим взглядом, обращенным в сторону ручья. Ким невольно проследил за взглядом друга. Рей смотрел на плоский камень, где десять лет назад отшельница Ямэн, сидя на тигре, укрощала в себе зло. Сейчас на камне никого не было.
– Да, брат, – сказал Ким. – Конечно, пошли.
Эпилог
Лес со всех сторон окружил старое пожарище, обступил его вплотную и остановился у самого порога, словно набираясь сил, перед тем как окончательно стереть с лица земли воспоминание о мокквисине Кагеру. Там, где когда-то стоял дом, остался только неровный покатый травянистый холм, ощетинившийся прутьями молодых буков. Обугленные балки потерялись в высоком бурьяне, серые угли рассыпались в прах и превратились в землю. Пожарище выдавал только въевшийся в обгорелые бревна едва ощутимый запах старого костра. Но уже несколько лет никто не смел приближаться к дому сожженного чародея, и тропа, ведущая в Скорпионью Долину, была давно заброшена.
– Ты уверен, что это хорошая идея, младший брат?
Двое стояли на склоне холма и смотрели на труп третьего. Один из этих двоих был Сахемоти, второй – Анук. Спокойный худой бродяга и цветущий подросток с жестокими глазами, одетый в легкое жгучее пламя. Они внимательно разглядывали повисший перед ними труп мокквисина. Кагеру был пришпилен к торчащей из пепла балке; кочерга, пронзившая его грудь, удерживала его на полусогнутых
