Таким образом, у меня оставался единственный путь: как всегда, делать все самому. Правда, на этот раз без помощника мне не управиться. В сказках, прочитанных мной в раннем детстве, у Ивана-дурака вечно крутилась под рукой дюжина всякой живности, готовой прийти к тому на помощь хотя бы из сочувствия к его искусно симулируемой дурости. К концу любой сказки каждая собака уже знала его легкую походку. Увы, Яков Семенович Штерн обычно производил впечатление умника, потому и с помощниками дела у него обстояли похуже. Волонтер Слава Родин — вот и весь резерв Главного Командования. Но резерв мы трогать-то и не будем…
После некоторых сомнений я отыскал в блокноте номер «витязей». Я был уверен, что Тим Гаранин не откажется мне пособить, особенно после того случая с «Великолепной Анной». Однако именно поэтому я и сомневался сначала: слишком уж часто мне приходится злоупотреблять хорошим отношением людей, которым я некогда оказал профессиональную помощь. Может, у вас есть вариант получше, Яков Семенович? — спросил я самого себя. Не издевайтесь, Яков Семенович, — ответил, я на свой же риторический вопрос и набрал номер Тима Гаранина.
Гаранин спокойно и деловито выслушал меня, задал пару коротких вопросов, а затем спросил олько:
— Куда мне подъехать?
Я объяснил. Настроение мое немного улучшилось. Никаких колебаний в голосе Тима я, к счастью, не обнаружил. Может, у него и были срочные дела, и не было особого желания ввязываться в чужую авантюру, однако просьба Яши для него оказалась главнее. Кроме того, Гаранин терпеть не мог романов графа Паоло Токарева, считая их надругательством над жанром детектива. Так что у Тима были и личные мотивы оказать мне поддержку. Маленькие, но были.
Без двадцати двенадцать я открыл дверцу «Москвича» Тима, припаркованного, как мы и договаривались, возле «Радиотоваров» на Ильинке. Выяснилось, что Гаранин приехал не один: на заднем сиденье машины чинно восседал кандидат наук Алексей Арнольдович Рунин, большой специалист по поэзии «серебряного века». Но в бою худосочный и близорукий Рунин был совершенно бесполезен.
— Я — с вами! — непреклонным тоном объявил мне сей ученый муж. — И не возражайте, Яков Семенович. Вы помогли «Витязю», мой святой долг — помочь вам.
В молодости я неплохо владел джиу-джитсу..
Тим виновато кашлянул. Обуздать боевой пыл своего соратника по издательству ему так и не удалось. Моими планами третий лишний не был предусмотрен, однако я все-таки не стал удалять с оля добровольца. Пусть не кулаки, но глаза и уши Рунина нам тоже могли сгодиться. Еще ни в одной сказке сказочный дурак не отбраковывал помещиков: дескать, ты — со мной, а ты — проваливай.
— Уговорили, Алексей Арнольдович, — покладисто сказал я. — Может, вам и придется еще вспомнить молодость… А теперь приготовьтесь, господа, добавил я, уже обращаясь к обоим соратникам. — Через десять минут идем. И накрепко запомните мое условие. Если сам граф не появится на площади, и вам двоим делать там нечего. Я сам произведу осмотр на месте, а вы останетесь в тылу. Насколько я знаю, сам Токарев в пиротехнике профан, но вот про его телохранителя я этого сказать не могу. Просто не в курсе.
Алексей Арнольдович снял очки и стал протирать стекла. Этот жест, вероятно, свидетельствовал о его глубокой сосредоточенности. Тим же просто слушал меня и изредка кивал.
— Если на горизонте возникнет сам граф, — продолжал я, — тогда действуем по другому плану. Я не знаю, что собирается выкинуть его сиятельство, и надо быть готовым ко всему. В случае чего я нейтрализую телохранителя, а Тимофей — хватает графа. И тащит его в нашу машину…
— А я? — обиженно спросил Алексей Арнольдович. — Я тоже могу кого-нибудь хватать…
— Господин Рунин остается в арьергарде, — объяснил я. — И ждет моих устных распоряжений.
Тима интересовало другое:
— А как мы подберемся к нему незаметно? Я потеребил приклеенную бородку-эспаньолку, в которой я не так уж сильно был похож на привычного Якова Семеновича, столь знакомого графу. Бородка, пожалуй, придавала мне сходство с рассеянным профессором или художником — как тех обычно изображают плохие карикатуристы. Такую богему, оторванную от реальности.
— Подберемся, можешь быть спокоен, — заверил я Тима. — Если граф явится, будет и публика. Его паскудное сиятельство обожает публику. Репетицию он провел на вокзале, а уж сюда наверняка зазвал кучу народа…
Я не ошибся. У Лобного места уже сгрудилась оживленная толпа, которая состояла по преимуществу из разнокалиберных граждан с видеокамерами, фотоаппаратами и диктофонами. «Пресса, это уже веселее», — подумал я, и мы влились в толпу. Первый мой план действий, к счастью, отпал сам собой: и граф, и его шкаф-телохранитель тоже были на месте и громко переговаривались по-итальянски. Увидев Токарева, я успокоился. Стало быть, его акция не связана с пиротехникой. Некоторые подозрения внушали два здоровенных мешка, сваленные у самых ног графа. О содержимом мешков мы могли только догадываться. Надеюсь, там лежат не издатели-пираты, приготовленные мстительным Токаревым для публичной экзекуции. Журналистская братия счастлива будет получить такую сенсацию, но мы-то с Тимом, если что, смертоубийства не допустим.
— Жду устных распоряжений, — конспиративно прошептал стоящий рядом Алексей Арнольдович.
У меня, наконец, возникла идея, как мне занять нашего третьего компаньона без ущерба для его самолюбия.
— Господин Рунин, — тихо осведомился я, —. вы в своих очках хорошо видите?
Кандидат наук с достоинством кивнул.
— Тогда слушайте внимательно, — сказал я. — Мы с Тимофеем сейчас проберемся как можно ближе к этой парочке. Вы же оставайтесь здесь, сзади, и следите за ними во все окуляры. Как только дело запахнет криминалом, крикните погромче…
Алексей Арнольдович выхватил из бокового кармана маленькую записную книжечку и огрызок карандаша.
— Текст крика? — тихонько осведомился он. Разу чувствовалось, что Рунин — человек науки, привыкший к системному подходу.
— Произвольный, — не стал я ограничивать свободу Рунина. — «Караул!», «Ура!» или «Ногу свело!» Главное — громкость. Пусть репортеры повернутся к вам, и тогда Токарев — наш. Задача понятна?
— Понятна, — очень серьезно шепнул Алексей Арнольдович.
Я сделал знак Тиму, и мы медленно стали пробираться сквозь репортерскую могучую кучку. Делали мы это по возможности деликатно, а потому достигли первых рядов ровно к двенадцати.
Ударили куранты. Торжественный граф, одетый сегодня еще более богато и более безвкусно, чем прежде, хлопнул в ладоши.
— Дамы и господа. — провозгласил он. — Я, Павел Токарев, граф Фьорованти делла Винченца, итальянский писатель русского происхождения…
Минут пять граф перечислял одни свои заслуги перед литературой и всем мировым сообществом. К концу пятой минуты по журналистским рядам пробежал ропот недовольства, а несколько человек с видеокамерами демонстративно прекратили съемку. Только один журналист с профессиональным «Бетакамом» исправно продолжал ловить занудливого Паоло своим объективом. По репликам, которые оператор отпускал своему ассистенту, я сообразил, что усердный господин — итальянец.
Очевидно, того грела мысль снять новую серию необычайных приключений итальянца в России. Все же остальные репортеры ждали собственно приключений.
Граф Паоло Токарев, надо думать, и сам заметил, что несколько затянул вступление. Кое-как закруглив его, писатель повелительно щелкнул пальцами.
Шкаф-телохранитель вскрыл один из мешков, в котором обнаружилось несколько внушительного вида канистр.
Репортеры моментально оживились в предвкушении зрелища. Стоящий рядом со мной растрепанный бородач аж крякнул от удовольствия.
