надо, — правильный ответ или возможности выместить свое плохое настроение на ком-нибудь из неответивших. Или ответивших не правильно или неостроумно.
— Сестер Прозоровых? За братьев Карамазовых? — состроив удивленную рожу, переспросил я. — А это кто такие, мужик?
— А-а, так ты с четвертого этажа, — мгновенно догадался интеллигент и отпустил меня подобру- поздорову.
Я понадеялся, что больше мне на пути домой алкогольно озабоченные (либо мучимые похмель- ным любопытством) граждане не попадутся. Но один все-таки попался. Он огромным кулем валялся на асфальте — в том самом месте, где от асфальтовой реки большой пешеходной дороги ответвляется приток, ведущий к моему дому. Нельзя сказать, будто я люблю алкоголиков. Скорее я их не люблю. Но все-таки было бы досадно, если человеку случайный пешеход-пусть и не медведьотдавит ухо.
— Эй, дружище! — наклонился я над алкашом. Тот неожиданно открыл один глаз, оглядел меня и абсолютно трезвым шепотом осведомился:
— Вы — Штерн?
Я тотчас отпрянул, готовый к немедленной обороне. Среди местных алкашей частный детектив Я.С. Штерн известностью не пользуется. Значит, этот тип не местный. И, судя по отсутствию запаха сивухи, не алкаш.
— Допустим, — сказал я. —Допустим, Штерн. Алкаш мигом поднялся и в стоячем положении оказался здоровенным детиной. Томмазо, шкаф-телохранитель графа Паоло Токарева, по сравнению с этим квадратным амбалом, выглядел скромным шкафчиком для кухонной посуды. Если он сейчас на меня накинется, мне придется туговато.
— Мы отсюда… будем уходить, Штерн, — проговорил супершкаф с непонятной интонацией. Казалось, ему при разговоре приходится старательно подбирать каждое слово. Как будто иностранцу. Или нет: как игроку в «барыню». «Да» и «нет» не говорить, «черное» с «белым» не брать. Только этот. игрок избегал в разговоре совсем других слов.
— Куда уходить? — полюбопытствовал я.
— Отсюда… уходить… — озираясь, сказал не-алкаш. Следующие предложения дались ему легче:
— Они ваш дом окружили, две машины… Очень непрофессионально… Человек десять народа, я наблюдал.
Я осторожно глянул из-за кустов в сторону своего дома, до которого мне оставалось метров девятьсот, если по прямой. Похоже, таинственный шкафище был прав: лучше бы мне слинять. В такое время в нашем «спальном» районе не бывает столько праздношатающихся граждан. Особенно неподалеку от моего подъезда.
— А вы кто такой, собственно? — спросил я у амбала. Как ни странно, этот тип не вызывал у меня ощущения близкой опасности. Скорее — непонятной жалости.
И в подобных случаях интуиция меня обычно не подводила.
— Не будем… задавать вопросов, — в прежней необычной манере произнес тип-шкафище. — Нам надо… быть… в безопасности. Мне надо с вами поговорить…
Я пожал плечами и направился побыстрее прочь отсюда. Тип, отряхиваясь, двинулся за мной. Метрах в двухстах от входа в метро располагался славный девятиэтажный домик. В разгар рабочего дня на лестничных площадках дома народа практически не бывало. Когда я не хотел вести своего информатора домой, я обычно поднимался с ним на несколько пролетов вверх и выслушивал его здесь. И тихарю было хорошо — метро рядом, и мне удобно — мой дом поблизости.
Впрочем, мой новый знакомый совсем не напоминал обычного информатора. И разговор со мной он начал с неожиданного поступка. Он вытащил из кармана своего грязноватого лапсердака новенькие наручники и приковал собственную руку к батарее. Ключ от наручников был передан мне.
— И что дальше? — осведомился я. Шкаф не был похож на мазохиста и, очевидно, знал, что делает. Непохоже было, что он намеревается попросить немного побить себя.
— Лучше бы, конечно, железная клетка, — бледно улыбнулся амбал. — Сильный я… Ну, ладно.
— Так что у вас там? Хотите рассказывать — давайте рассказывайте, — нетерпеливо предложил я и едва сумел отскочить. С неожиданной прытью шкафище дернулся, лишь наручник сумел сдержать его пыл.
— Забыл… предупредить, — поспешно произнес амбал. — Я бы на вашем месте… избегал бы… просьб. И тем более приказов. Любых.
Последние слова амбала сильно поспособствовали просветлению в моих мозгах.
В кроссворде, тут же возникшем у меня перед глазами, белых незаполненных клеточек уже почти не осталось. Вертикали пересеклись с горизонталями, образовав на стыках новые буквы. Буквы наращивали вокруг себя новые слова…
— Вы — маньяк Ч.? — вдруг сообразил я. — По радио говорили.
— Маньяк и есть, — согласился амбал. — Особо опасный, бежал из спецклиники… Только я им не пацан какой из деревни, а кадровый офицер! И когда потом майор наш, Молчанов, меня насчет вас надоумил…
Только теперь я понял смысл разговора, некогда подслушанного в машине Службы ПБ: «…уже второй случай за неделю… И куда его теперь? Отдадут Дуремару?..»
Буква Ч, возникнув на перекрестье параллелей и меридиан, со звонким щелчком образовала новое слово.
— Ваша фамилия — Чаплин! — даже не спросил, а сказал я.
Амбал, похоже, не удивился моей прозорливости. Возможно, он полагал, что частный детектив вроде меня и обязан знать все.
— Чаплин, — хмуро проговорил он. — Палата номер двенадцать, бокс 'Z'.
Неконтролируемая агрессивность это называется… Обстрелял из табельного «кедра» книжный лоток, на Савеловском…
— Вам приказали это сделать? — медленно, очень осторожно спросил я.
— Нет, — все так же хмуро ответил майор. Как видно, ему было очень неприятно все это вспоминать. — Я получил по рации другой приказ… я это отлично помню — другой…
— Так почему же вы стреляли? — Я внимательно смотрел на огромные чаплинские руки. В таких руках автомат «кедр» выглядел бы очень маленьким.
— Не знаю почему, — с усилием произнес Чаплин. — Не знаю. Нипочему.
Последнее слово аккуратно поместилось в последних пустых клеточках моего кроссворда.
Н-и-п-о-ч-е-м-у. Восемь букв. Восемь бед — один ответ. И кто-то, уверяю, за все ответит.
Глава пятая ДЕРЕВЯННЫЕ СОЛДАТЫ Не сказал бы, что приняли меня здесь с распростертыми объятиями. Мне даже не предложили присесть.
— Только давай покороче, — сказано было вместо «здравствуйте». — Без лирики, по существу. Я пока не уловил, чего ты хочешь. Еще один орденок, что ли?
Его Превосходительство начальник Службы президентской безопасности генерал-полковник Анатолий Васильевич Сухарев стоял у окна того же самого кабинета филиала ПБ на Сущевском валу, где мы с ним уже два раза имели удовольствие встречаться. Сейчас Человек номер 3 (после Президента и премьера) глядел на меня гораздо менее приветливо, чем прежде. Вероятно, происходило это потому, что первые два наших свидания состоялись по его инициативе и даже под его нажимом, зато сегодняшнее — исключительно по моему, Штерна, хотению. Я хорошо понимал настроение генерал-полковника: в этом кабинете все обязано было совершаться лишь по воле самого генерал-полковника. Мой телефонный звонок по номеру два-восемь-четыре четыре-восемь семь-четыре и сверхкраткий телефонный разговор с Анатолием Васильевичем поставили того перед необходимостью нарушить добрую традицию.
— Ну, чего молчишь? — Начальник Службы ПБ посмотрел на циферблат. — Даю тебе три минуты… Уже две минуты и пятьдесят секунд…
Я не мог допустить, чтобы взрослый и солидный человек на хорошей должности и дальше озвучивал свою секундную стрелку-для какого-то там Штерна.
— Не надо больше орденов, — смиренно проговорил я. — Как раз наоборот. Я и первую награду
