Про себя я облегченно вздохнул. Удалось! Президента трудно раскачать, но уж если он на кого разозлится…
Генерал-полковник (а может, уже просто полковник или вообще рядовой) схватил трубку другого аппарата.
— Алло! — крикнул он. — Это Сухарев. Срочно проверьте исправность прямого… Что?! — Я увидел, как сухаревское лицо мгновенно помертвело. — Не желает со мной разговаривать?.. Что значит — «занят»? А кто у него сейчас?
Что-о-о?!! Батыров? Этот драный кактусовод?!
На всякий случай я стал медленно отодвигаться назад вместе с креслом, пока не уперся в стену. Наступала самая напряженная минута. Сейчас Анатолий Васильевич положит бесполезную трубку и постарается найти виновника своего падения в пропасть. Хорошо бы, чтобы этим виновником оказался не я. В противном случае жизнь моя будет стоить еще меньше задатка, который я обычно беру со своих клиентов, — меньше рубля. Или даже вообще ничего. Ноль рублей и ноль копеек.
— Обратите внимание, Анатолий Васильевич, — кротко заметил я, — свой препарат «A3» ваш заместитель почему-то испытывал только на ваших охранниках…
А сотрудники его собственного медцентра такому тестированию не подвергались!
Мина сработала. Сухарев одним ударом выбил меня из-за своего стола, сунул руку в боковой ящик. В руке у него возник «магнум» сорок пятого калибра.
Убойная штука.
— Толя! — крикнул лысый Рогожин, вскакивая и пятясь к противоположной стене. — Опомнись! Ты с ума сошел! Это же Я, твой верный Григорий!..
Говоря это, верный Дуремар так и шарил глазами по комнате, пытаясь нащупать и поймать взгляд своего шефа. Руками он, словно обороняясь, уже делал нечто вроде пассов.
— Вот оно что-о-о, — тяжко бормотал, не слушая, Сухарев. Лицо его стало уже совершенно мертвенно-бледным. — Подста-а-а-вить меня захотел, Гришенька…
С Генкой, значит, Батыровом заодно… —Он стал выцеливать фигуру в плаще, но делал это почему-то медленно, с усилием, как будто пистолет в руке весил килограммов пятьдесят.
— Толя! — кричал тем временем Рогожин, руками быстро сплетая между собой и пистолетным дулом сложную паутину пассов. — Опомнись!
Генерал-полковник и генерал-майор были уже настолько заняты друг другом, что маленький Яков Семенович Штерн как-то выпал из поля зрения обоих. Пользуясь случаем, я на четвереньках выполз из-за Сухаревского стола и быстрым ползком добрался до двери кабинета. Покидать таким образом поле боя было немного унизительно, однако, в конце концов, это ведь не являлось отступлением. Я лишь воплощал в жизнь народную мудрость «Двое дерутся, третий не мешай».
— Чего они там? — шепотом поинтересовался у меня Сухаревский секретарь Ваня, когда я заполз в приемную. — Ссорятся?
— Разговаривают по душам, — объяснил я, вставая с четверенек. Не очень-то я и запылился. — Просили, чтобы никто не беспокоил…
Глухие крики «Толя!» из-за двери, по-моему, усилились. Потом приглушенно бабахнуло. Раз. Еще раз. Оба раза секретарь Ваня нервно вздрагивал.
— Чтобы никто не беспокоил! — твердо повторил я и выскочил из приемной.
Надеюсь, что Ваня опомнится не сразу и что звукоизоляция на этаже хорошая.
Хотя, если разобраться, чего особенного случилось? Разве в особняке, под завязку набитом стрелковым оружием, кто-нибудь не может, ради развлечения, стрельнуть в потолок из «магнума»? И даже, предположим, не в потолок…
Пробегая по коридору второго этажа, я успел подумать о пропуске, который мне сейчас очень бы не помешал. Однако обрывки пропуска остались лежать в кабинете Сухарева и ничем уже помочь не могли. Оставалась единственная надежда на прорыв. Будем считать, что покойный Иннокентий Пеструхин и ныне здравствующий Чаплин ничего не напутали.
Впрочем, выбирать мне все равно было не из чего.
Я в хорошем темпе приблизился к посту возле лифта на первый этаж и с радостью обнаружил здесь своего старого знакомца. Того самого, который дал мне по зубам, когда я всего только попросил вызвать кабину. Теперь, решил я, будем действовать иначе.
— Пропуск! — сказал драчливый леопард в камуфляжную крапинку.
— Друг! — с чувством попросил я. — Дай мне по морде! Умоляю! Дай! Очень прошу! Ну!
Приступ нервного тика исказил лицо охранника. Как я и предполагал, он уже находился в той критической стадии, что и майор Чаплин. Только сейчас Чаплин, ценный свидетель Батырова, уже отдыхал в каком-нибудь бункере после исторической встречи с Президентом. А этот бедняга маялся тут на посту с химией в башке.
— Стукни меня! — вновь попросиля. — Стукни! Приказываю!
Химия препарата «A3» оказалась сильнее и устава, и здравого смысла.
Охранник размахнулся и что есть силы ударил кулаком в пластмассовую дверь лифта. На его лице отразился ужас.
— ПРИКАЗЫВАЮ! Ударь МЕНЯ! — воскликнул я. Трах! Кулак охранника пробил несколько слоев пластмассы и капитально застрял в двери.
— И бей меня дальше, — посоветовал я несчастному охраннику, уже спускаясь вниз по лестнице. За спиной моей раздались испуганные вопли, звуки новых ударов и треск ломающейся пластмассы.
'Это была только присказка, Яков Семенович, — произнес я про себя, неуклонно приближаясь к постам охранников-леопардов на первом этаже. — Вот сейчас тебе будет сказка. Здесь их человек пять, не меньше, и все — при автоматах. У кого «кедр», у кого «кипарис». Полная оранжерея! А у меня даже завалящего кактуса под рукой нет. А-а, будь что будет! Если верить Чаплину, этих тоже ТЕСТИРОВАЛИ практически одновременно с ним. А значит, хотя бы двое из пятерки уже созрели для второй парадигмы.
— Пропуск! — Двое охранников-леопардов нацелили на меня свои автоматы. Еще трое находились неподалеку. Если моя теория неверна, я пропал.
— Ребя-а-ата! — громко завыл я. — Убейте меня! Стреляйте в меня!
Родненькие, цельтесь получше! Не промахнитесь!
За последнюю неделю госпожа Удача не слишком-то часто поворачивалась ко мне лицом, однако уж в безвыходной ситуации эта добрая мадам меня не бросала.
Мой мазохистский вопль, он же вой, имел для меня самые благотворные последствия. Задергали щеками в приступе тика не двое, а ЧЕТВЕРО охранников-леопардов! На такое везение даже я не рассчитывал.
— Стреляйте в меня! — снова выкрикнул я изо всех сил, делая шаг к двери. — Убейте меня! ПРИКАЗЫВАЮ! ТРЕБУЮ! .
И тут, по заявкам трудящихся, началась беспорядочная пальба.
Леопарды-охранники, выставив вперед свои «кедры» и «кипарисы», с напряженными и отчаянными физиономиями принялись поливать свинцом все, что угодно, — только не меня. С грохотом и звоном разлетелось несколько верхних плафонов, затрещала деревянная стойка, задребезжал от выстрелов стальной каркас рамы металлоискателя. В этом потоке беспорядочного автоматного огня меня, пожалуй, могло бы зацепить очередью чисто случайно, вне зависимости от желания — а точнее, нежелания — обезумевших охранников. Мозги четырех автоматчиков, одурманенные препаратом антизомбин, посылали пальцам на спусковых крючках бессмысленные команды, а тот, единственный охранник из пяти, который еще хоть что-то мог сообразить, утратил свою сообразительность вследствие всеобщей неразберихи…
Искушать терпение госпожи Удачи я больше не стал и, вновь наплевав на приличия, покинул обстреливаемую территорию ползком.
— Ловите меня! Держите! — крикнул я на прощание, чтобы пресечь в зародыше любые возможные попытки охранников с «кедрами» и «кипарисами» кинуться за мной в погоню. Впрочем, те, кажется, все еще не могли опомниться от моих первых воплей и продолжали исправно опустошать магазины собственных автоматов.
