синица, защищая своих детей, налетела на нее и чуть не выклевала ей глаза.
— Какая храбрая синица, — сказал Хэй Мянь. — А что вы еще видели любопытного?
— Потом я видела, как паук плел паутину. Паук был совсем маленький. Пролетел большой шмель и порвал паутину. А паучок снова начал ее плести. Я подумала: так наша жизнь — трудишься, возделываешь свое поле, проскачут монголы и растопчут его. А мы опять начинаем сначала — мы, маленькие люди.
— А монголы здесь часто скачут?
— Не скажу, что часто. Вчера во время дождя проскакали здесь к городу. А немного погодя вернулись обратно.
— А не было ли с ними женщины?
— Была женщина. Туда скакала веселая — кричала и гикала громче мужчин. А обратно, видно, выпила не в меру: уже не могла держаться в седле. Один из всадников посадил ее на своего коня и крепко держал, чтобы не упала. А у нее голова опустилась на грудь, волосы растрепались и закрыли все лицо. Такая молодая, а нет в ней стыда. Нехорошо пить до потери памяти.
— Куда же они поехали?
— Наверно, к себе домой. Откуда же мне знать? Проехали по этой тропинке и скрылись за тем холмом.
Хэй Мянь поднялся и низко поклонился старушке.
— Спасибо вам, матушка, — сказал он. — Вы вселили в меня надежду.
— Где надежда, там жизнь, — ответила она, улыбаясь и кивая головой. — Ступай, сынок. Да найдешь ты, что ищешь, и достанется тебе, что пожелается! А в долгом пути не теряй ни смелости, ни настойчивости, ни надежды.
Глава девятая
КАК СУДЬЯ СУДИЛ ЛЮДЕЙ И ДУХОВ
У судьи лицо было широкое, сердитое и невыспавшееся. Он сидел за столом на высоком помосте. На ширме за его спиной был изображен однорогий цилинь — древний зверь, отличающий добро от зла, карающий дурных людей, символ справедливости.
Судья плохо понимал китайский язык, особенно грубое наречие простых людей— крестьян, лодочников, носильщиков, и потому рядом с ним за низким столиком сидел писец-переводчик. Речь богатых и знатных людей редко приходилось переводить. Они обычно владели монгольским языком, да и звон золота говорит за себя и всем понятен.
Около судейского стола стояли три чиновника. Они держали в руках три страшных деревянных орудия: кангу — колодку, которую надевают на шею преступника, так что он не может лечь и принужден спать сидя, ручные колодки, которые мешают поднести пищу ко рту, и кандалы. Два пристава держали бамбуковые трости и кожаные ремни, которыми вразумляют ответчика и свидетелей, если бы вдруг взбрело им на ум сказать неугодное суду. Впрочем, этими палками нередко били самих приставов и писцов, но они гордились этими шрамами, доказательством отчаянного поведения.
Приставы ввели деревенского парня. Он был высок и крепко сложен, но едва влачил свое изломанное пыткой тело. С него сняли кангу и он упал на колени перед помостом. Судья приподнялся и и упор посмотрел ему в лицо.
С древних времен китайские судьи решают дела по пяти выражениям чувств обвиняемого. Во- первых, вникают в его речь; во-вторых, следят за сменой движений лица; в-третьих, прислушиваются к дыханию, которое способно выдать скрытое волнение; в-четвертых, обращают внимание на его уши, как воспринимает он слова свидетелей и судьи. И, наконец, смотрят ему в глаза, так как глаза человека не могут скрыть правды.
— Ты Ван Второй, и ты украл лошадь из стада своего хозяина? — спросил судья.
Лицо парня ничего не выразило, глаза были тусклы, дыхание едва слышно. Он собрался с силами и отчетливо проговорил:
— Да.
Судья зевнул, откинулся на спинку кресла, сказал:
— Надеть на него кангу, отвести в камеру смертников, — и, обращаясь к писцу, добавил: — Я не выспался и хочу немного отдохнуть.
Писцы и приставы закричали:
— Тише, не шуметь. Его милость отдыхает.
Судья склонил голову на сложенные на столе руки. Послышался легкий храп. Писцы и служители замерли. Любопытные в дальнем конце залы не смели ни дохнуть, ни шевельнуться.
Прошло немного времени, судья приподнял голову, тряхнул ею, выпрямился и спросил переводчика:
— Еще есть дела?
— Дело о женщине, убитой в храме.
— Пусть введут обвиняемого.
— Ввести обвиняемого! — крикнул переводчик.
Писцы повторили его крик. Два пристава втащили на веревке Ли Юя. Халат на нем был разорван, волосы нечесаны, голова бессильно моталась на тоненькой шее. Приставы толкнули его в спину, он упал на колени перед помостом.
— Ты, Ли Юй, убил женщину в храме? — спросил судья, и повторил переводчик.
Ли Юй открыл рот, из его горла вырвалось бессмысленное мычанье.
— Это ты Ли Юй? — повторил судья.
Ли Юй снова замычал,
— Почему он молчит? — с беспокойством шепнул Лэй Чжень-чжень. — Что за выгода ему корчить из себя немого?
— Может быть, он действительно онемел от страха? — тоже шепотом ответил Гуань Хань-цин.
Они оба стояли в дальнем углу в толпе любопытных.
— В медицине известны такие случаи, — шептал Гуань Хань-цин, — Старые врачи умели их лечить, и мой отец научил меня. Как-то пригласили меня к больной. Родители выдали ее замуж; своего жениха она никогда не видела. Сваха сосватала, жених прислал дары, гадальщик указал счастливый день. Девушку принесли в дом жениха в закрытых носилках. Когда она вышла из них и подняли покрывало, закрывавшее ей лицо, она увидела, что жениху за пятьдесят, что он крив на один глаз, что у него заячья губа, щеки изрыты оспой и на спине горб. Тотчас лишилась она дара речи. Жених не пожелал принять немую и отослал ее обратно к родителям. Я ее вылечил.
Между тем судье надоело ждать, когда Ли Юй заговорит. Он: подал знак, и пристав ударил Ли Юя бамбуковой палкой. Мальчик поднес руки к горлу, пытаясь что-то объяснить, и опять издал тот же бессмысленный звук. Оба пристава принялись осыпать его ударами, но без толку.
Судья сказал:
— Придется применить пытку, пока он не заговорит и не сознается.
— Ваша милость! — закричал Гуань Ханъ-цин и, растолкав толпу, направился к помосту; тут пристав ударил его по спине, он упал на колени и уже на коленях продолжал: —Ваша милость, Я врач, и способом, который передавался из рода в род, умею лечить немоту. Если милостивый судья позволит, я попытаюсь применить мои скромные знания.
Судья сказал, и переводчик перевел:
— Суд согласен повременить с пыткой.
— Мне нужна дудочка или свисток из бамбука, дерева или кости.
Тотчас из толпы зрителей протянулись руки со свистками и дудочками. Гуань Хань-цин выбрал одну из них и подошел к Ли Юю
Судья поспешно подобрал полы халата и полез вниз с помоста. Два писца подхватили его под локти,
