и утверждал, что мирская активная жизнь, жизнь среди людей и ради служения людям гораздо более угодна богу.
Все, чему он учил, было направлено на объединение людей, на то, чтобы они осознали, что все они похожи друг на друга.
Нанак был и хорошим поэтом. В своих стихах-молитвах он воспевал природу Пенджаба, труд людей на полях, их радость в дни урожая.
Он призывал людей размышлять о боге в предутренние часы, а дни свои отдавать полезному труду. Ритуал, который он выработал для своих сикхов, был прост, понятен и целесообразен.
Нанак ввел обычай совместных трапез — это исключало запреты межкастового общения. Сикхи ели все вместе, и с ними ел их гуру Нанак. Впервые в истории Индии члены высоких каст ели вместе с членами низких, да еще из одной посуды.
И еще одна неоценимая его заслуга состоит в том, что молитвы он стал произносить на народном разговорном языке панджаби. Не древний санскрит брахманов, не персидский язык двора мусульманских правителей и не арабский язык медресе, а простой, для каждого родной язык панджаби.
Допуская к молитве женщин, он открыл своей религии путь в глубины каждой семьи.
Великим человеком был гуру Нанак, которого современные сикхи зовут «гуру Нанак део», то есть «учитель-Нанак-бог».
После его смерти сикхизм стал разрастаться, как разгорающееся пламя. Следующий гуру создал особый алфавит языка панджаби, укрепив пенджабскую обособленность. Движение вышло за рамки городов и стало распространяться по деревням.
Третий туру стал выступать против затворничества женщин и против многоженства, начал призывать к межкастовым бракам и — неслыханное в Индии дело! — к бракам вдов. Строжайшим образом он воспретил сати — издавна распространенный в Индии обычай самосожжения вдов из среды высоких (главным образом воинских) каст.
Последующие гуру поощряли развитие торговли и ремесел, основывали города и строили гурдвары — сикхские молитвенные дома. Трапезная при гурдваре — лангар — стала местом проверки готовности принять равенство и истинного признания равенства. Она приобрела ритуальное и социальное значение: кто ест в лангаре вместе со всеми, тот истинный сикх, тот исповедует правильную веру.
В XVI веке, при пятом гуру, Арджуне, выстроили прославленный храм Харимандйр, известный ныне под названием Золотого Храма, и город вокруг него — знаменитый Амритсар.
К началу XVII века гуру Арджун собрал все гимны и молитвы, — сложенные предшествующими гуру, сам создал много новых и составил таким образом священное писание сикхов — Грантх, или Грантх-сахаб (т. е. «господин Грантх»), или Гуру-Грантх-сахаб. Эта книга была торжественно возложена на престол Харимандира, и с тех пор этот храм стал главной святыней сикхов, оплотом их веры.
Рост сикхской общины и распространение ее влияния стали воспринимать в Дели как угрозу трону Великих Моголов. Джехангир начал войну против сикхов и захватил в плен гуру Арджуна.
Не выдержав жестоких пыток, гуру попросил у своих тюремщиков разрешения совершить омовение, погрузился с головой в воду реки и оставил этот мир. Это случилось в 1606 году.
Горькая участь гуру Арджуна и нависшая над сикхами военная угроза заставили следующих гуру усиливать военную организацию общины и возводить по всему Пенджабу все новые и новые форты. Появились группы сикхов и в других областях Индии — всюду, где жили пенджабцы.
В XVII веке на трон Великих Моголов взошел Аурангзёб, Правитель жестокий и коварный. Он был сыном Шах Джахана и своей матери Мумтаз-и-Махал — «Жемчужины дворца». О великой любви его родителей друг к другу пели песни и слагали легенды при их жизни. Это именно в память о любимой, в память о своей бессмертной любви воздвиг Шах Джахан мавзолей Тадж-Махал — одно из чудес света, «белый сон, застывший над водою», — памятник, и сейчас привлекающий в Агру миллионы паломников и туристов.
Кровью был залит путь жестокого Аурангзеба к трону. Он убивал своих братьев, и их детей, и советников своих братьев, и многих придворных и полководцев. Взойдя на престол, он заточил своего отца во дворец-темницу, окнами выходивший на Тадж-Махал, и предоставил ему возможность медленно умирать, глядя на мавзолей своей любимой жены, на это сияющее беломраморное чудо.
Аурангзеб был фанатичным мусульманином, нетерпимым ко всякой другой вере, и за свою жизнь разрушил много прекрасных индийских храмов и превратил в прах много сокровищ индийской культуры.
Сикхи заботили его с давних пор Он наводнил Пенджаб шпионами, посылал свои отряды преследовать сикхов, жесток», казнил их девятого гуру, престарелого Тегх Бахадура, велев заживо распилить его пилой посреди улицы Чандни-Чоук в ста ром Дели.
Привыкнув к мысли о равенстве и братстве в рамках своей общины, сикхи смело поставили вопрос о праве на власть и землю, вопрос о свободе. Они считали, что имеют право поднять оружие на всех своих угнетателей и поработителей-феодалов.
И вот на эту подготовленную почву, к этой бурлящей, такой разноликой и вместе с тем такой уже однообразной толпе вышел последний наставник, последний живой гуру, настоящий вождь — Говйнд Раи.
Последняя четверть XVII века протекала в Пенджабе под знаком его славных дел. Его лозунгом, смыслом всей его деятельности было — поставить все силы на службу военизации общины. Он ясно понимал, что слабый не устоит перед ударами сильного, что его пенджабцам, его сикхам грозит тройной враг: Великие Моголы, афганские соседи, не раз уже налетавшие на Пенджаб, и собственные феодалы, боявшиеся сикхской вольницы, как огня, презиравшие сикхов за низкокастовость и оберегавшие от них, малоземельных, свои богатые угодья.
Красавец и рыцарь, поэт и дипломат, охотник и воин — таким предстает перед нами Говинд из рукописей и легенд, песен и поэм, таким изображают его тонкие миниатюры и народные лубки.
Почти всегда его рисуют сидящим на коне, и этот конь, горячий, мускулистый, как бы слит с седоком в одном порыве и тоже готов ринуться в бой и победить.
Яркий наряд, сверкающее оружие, сокол, напряженно застывший на руке, — все это неизменно присутствует во всех изображениях Говинда. Его образ так динамичен, что легко представить, как он скачет в клубах горячей пыли во главе своего войска, как рубится с врагом, как он всегда впереди — неукротимый и зовущий вперед. Легко себе представить, как беззаветно была ему предана вся эта пестрая толпа пламенных и фанатичных воинов.
Когда смотришь на изображение Говинда, кажется, что он так и прискакал откуда-то в Пенджаб на своем стремительном коне и никогда не покидал седла. А был он не только воином, но и мудрецом, поэтом и дальновидным политиком. Он обладал той проницательностью, без которой невозможно правильно оценить и возглавить историческое движение.
Прозорливая мысль Говинда и его неукротимый дух помогли ему найти для общины сикхов единственно нужную по тому времени форму — форму боевого братства, массовой воинской Дружины.
У подножия гор, в лесистой местности, раскинулся городок Анандпур. Тогда, в конце XVII века, это было небольшое местечко, удобное прежде всего тем, что от него было рукой подать до гор и лесов, всегда готовых укрыть тех, кто в этом нуждается.
Сюда созвал гуру Говинд в 1699 году всю обшину сикхов на праздник весны — Байсакхи. Многие тысячи преданных устремились в Анандпур.
Этому празднику Байсакхи было суждено войти в историю. Его отголоски гремели многие десятки лет, как отзвук обвала в горах, который порождает новые обвалы и лавины. В этот день была создана хальса — сикхская армия.
В этот день все собрались на площадь по зову гуру. Море разноцветных тюрбанов сомкнулось вокруг его шатра. Все затихли, готовые внимать каждому его слову. Из шатра вышел к толпе гуру Говинд — тот, кого любили, кому верили, на кого возлагали все свои надежды. Оглядев всех, он спросил у собравшихся:
