Когда, уже студентом, Ленина арестовали в первый раз, сосед по камере спросил его, что он думает делать после освобождения? «Мне что ж думать... — отвечал Ленин. — Мне дорожка проторена старшим братом...»
Брат Александра Ульянова семнадцатилетний Владимир (позднее ставший известным под именем Ленин) поклялся отомстить царскому режиму за смерть брата. К 1901 году в царской ссылке находилось 9113 русских политических, заключенных, 180 из них были сосланы на тяжелые работы.
Я помню, как через несколько дней после Октябрьской революции, один из друзей моего отца, сидевший у нас в гостях, сказал, говоря о Ленине:
— К сожалению, не того брата повесили.
Невольно выплывает вопрос: что было бы, если бы, уступая мольбе матери, Саша подал царю прошение о помиловании? Его товарищам по процессу — Лукашевичу и Новорусскому — Александр III заменил смертную казнь тюремным заключением, а Николай II в 1905 г. их полностью амнистировал. Они не только дожили до Октябрьской революции 1917 г., но пережили Ленина. Попав в число амнистированных, Александр Ульянов тоже мог бы дожить до этой революции. Ему исполнился бы 51 год. В 1887 г. Александр Ульянов верил, что момент падения самодержавия совпадает и должен совпасть с началом социалистической революции, а именно эту идею с неистовством проводил в 1917 г. Ленин. Допустив, что Саша вплоть до этой революции сохранил бы свою веру, можно ли все-таки думать, что он был бы на том же берегу, что Ленин? То, что мы знаем о «натуре» обоих братьев, позволяет с уверенность ответить: тогда, более чем когда-либо, Александр сказал бы о своем брате: «Мы с ним совсем не сходимся». Правила Ленина «кто против нас — того к стенке» — Александр Ульянов по самому складу своего духовного облика никогда принять бы не мог.
Но, конечно, старший брат погиб слишком рано, чтобы можно было сказать, как сложились бы отношения между обоими ними позднее.
Казнь Александра Ульянова, сына действительного статского советника, директора народных училищ, было сенсацией в Симбирске. Разговоры о ней взбудоражили город «оцепенелого покоя». Уже тогда, когда Саша был только арестован и М. А. Ульянова, спеша для защиты сына в Петербург, искала попутчиков, чтобы вместе сделать 150 верст до первой станции железной дороги, никто из страха не пожелал ехать с матерью опасного человека. После казни Саши страх возрос. От Ульяновых отшатываются. Быть в сношениях с семьей, где оказался террорист, никто не хочет. У Ульяновых и раньше мало кто бывал. Теперь вокруг них пустота. Вл. Ульянов не мог забыть (это было перед окончанием гимназии), что «ни одна либеральная каналья симбирская не отважилась высказать моей матери словечко сочувствия после казни брата. Чтобы не встречаться с нею, эти канальи перебегали на другую сторону улицы».
Между прочим, Владимир Ильич никогда в гимназии не писал черновиков чернилами, исключительно карандашом. При этом он очинивал карандаш чрезвычайно тонко, с какой-то особой любовью, так что буквы получались, как тонкие нити. Как только карандаш тупился или ломался, он с новым усердием очинивал его вновь и вновь, доводя до идеального состояния.
Вот другой случай. Я занималась с ним языками. Нужно было выписывать незнакомые слова. Я взяла тетрадку, взяла первую попавшуюся нитку и сшиваю. Нитка попалась черная. Он увидел и говорит: «Как? Белую тетрадку черными нитками? Нельзя!»
…Причем еще с гимназических лет у него сохранилась привычка: когда он пишет пером или карандашом и ему что-нибудь нужно сделать, он берет карандаш губами. Кажется, такая же привычка была у отца, но в этом я не уверен, а у Владимира Ильича определенно была. Когда ему были нужны руки, он клал карандаш не на стол, как мы обыкновенно делаем, а обязательно брал — и не только карандаш, но и ручку — как-то особенно между губами.
Мало кто обращает внимание на то, что директором гимназии в то время был «постаревший и отяжелевший», по словам Шагинян, Керенский, сынок которого Саша, будущий Александр Федорович, учился в той же гимназии, и, таким образом, мальчики были знакомы, хоть и не могли дружить, ибо Саша Керенский был младше. Но когда он, Александр Федорович, будучи главой Временного правительства, приготовил Россию для передачи ее из рук в руки большевикам, то есть Ленину, то есть Ульянову (Ленину), то он знал, что передает ее однокашнику по симбирской гимназии. Правда, Саша Керенский только еще поступал в гимназию, когда Володя Ульянов ее кончал. Но нет никаких сомнений, что родители Саши и Володи хорошо знали друг друга, если не дружили домами. Именно старший Керенский присудил Володе Ульянову золотую медаль, которая открывала ему дорогу в университет. По некоторым сведениям, директор гимназии дополнительно снабдил выпускника Ульянова еще и письменной рекомендацией. Одним словом, тесен мир.
Керенский дал тогда Владимиру Ильичу не только золотую медаль, но и очень хорошую, местами грешившую даже против истины, характеристику.
С осени 1887 года Владимиру Ильичу разрешено было переселиться в Казань, куда переехала мать с меньшими. Несколько позже дозволено было перебраться туда и мне.
В 1887 году (год казни старшего сына) семейство Ульяновых навсегда оставляет Симбирск и переезжает в Казань.
В Казани была снята с конца августа 1887 года квартира в доме 6. Ростовой, на Первой горе, откуда Владимир Ильич переехал через месяц со всей семьей на Ново-Комиссариатскую, в дом Соловьевой.
До августа 1887 года семья Ульяновых жила в деревне Кокушкино (ныне село Ленино), в 40 верстах от Казани (в доме, приобретенном дедом по линии матери и доставшемся после его смерти дочерям)…
Биография. С. 10
Мать Ульянова не намерена оставлять сына без себя во все время обучения его в Университете…
