— Я это ему посоветовал. Так вам будет проще наладить контакт с бойцами.
— Но ведь я реально-то практически ничего не сделала. Ну, подставила ногу тому бандюку, ну, стукнула.
— Знаете Аня, вы, кажется, не представляете, как работают в НКГБ. Не считайте нас дураками. Я вытряс все, что можно, из того кулацкого недобитка. В это все входило и то, как его захватили. Потом поговорил с нашим медэкспертом, который строение человеческого тела знает назубок. Так вот, по словам эксперта, удар был нанесен с нужной силой и в нужную точку. Сильнее — мы получили бы покойника. Чуть в сторону — и он бы не потерял сознание на целый час. Для уточнения деталей я, как уже говорил, поехал на место происшествия. Там полазал и задумался. В месте, где вы лежали, остались четкие следы. Значит, положение тела можно было определить достаточно точно. Место, куда грохнулся тот мужик, тоже было хорошо видно. Рост у нас с вами примерно одинаковый. Я лег на ваше место и попробовал представить, как бы я действовал. Честно скажу, не уверен, что из такого положения я сумел бы нанести такой удар. Все это я изложил товарищу капитану, ну а он после встречи с вами и принял решение. И он же и посоветовал так представить вас бойцам.
— Ладно, с этим понятно. Еще вопрос про мои данные. Шахматова — да, а почему Петровна, а не Игоревна или Николаевна?
Тут лейтенант немного замялся, а потом выпалил:
— По Пушкину. Помните, как звали Керн, которой он посвятил стихи «Я помню чудное мгновенье…»? Анна Петровна. Вот по ассоциации так и получилось с отчеством.
Тут я вспомнила старую шутку, которую слышала по телевизору.
— А я читала версию, что он посвятил ей совсем другие стихи.
— Какие же? — заинтересовался лейтенант Вася.
— Люблю тебя, Петра творенье!
Лейтенант несколько секунд сидел, вытаращив глаза, но потом до него дошло. На его ржанье (смехом это было назвать нельзя) выглянула даже наша Марфа Ивановна.
— У вас все в порядке, Васенька?
— Отвечать «Васенька» не мог, только замахал руками, что все, мол, в порядке.
Отдышавшись, он налил из графина воды, выпил полный стакан и уже более осмысленно посмотрел на меня.
— Скажите Аня, а что ваша память говорит насчет вашего мужа?
Вот это прямо в точку! Он ведь все про мое состояние знает — доктор рассказал — поэтому, учитывая реалии этого времени, когда сексуальной революцией еще и не пахнет, вопрос вполне к месту. И как прикажете на него отвечать?
— Видите ли, товарищ лейтенант, мне кажется, что мужа у меня нет и не было. Иначе, по моему возрасту, зарегистрироваться мы могли совсем недавно, а вряд ли новоиспеченный муж так просто отпустил бы меня одну в эту поездку. Но этот вопрос вызывает у меня еще какие-то неприятные подсознательные ассоциации (
— Да, конечно. Если вам неприятно, то не будем. Да, уже поздно, а завтра рано вставать. Спокойной ночи.
— Подождите, товарищ лейтенант! У меня нет будильника.
— Не волнуйтесь, Марфа Ивановна разбудит. Она как раз в это время возвращается с утренней дойки. Еще раз, спокойной ночи.
8
Кому спокойной, а кому и нет. Надо бы немного пораскинуть мозгами. Навскидку вдруг проявились два вопроса. Почему я вызвала у лейтенанта Васи ассоциацию с «чудным мгновением»? И почему вдруг именно в этом контексте возник вопрос о моем возможном замужестве? А, может быть, я все усложняю? Запишем пока все это в непонятки и отложим на потом, потому как мозги уже перекипели и действительно поздно, и пора спать.
Что-то будет завтра?
— Анечка, пора вставать.
Это голос Марфы Ивановны. А вставать совсем не хочется. За окном хмурое мартовско-апрельское утро и холодно. Но мужественно слезаю с кровати и влезаю в свою одежду. Выползаю на улицу, посещаю все удобства и, умытая, возвращаюсь в дом. В общей комнате, кажется, раньше такие комнаты называли горницами, впрочем, точно не помню, на столе стоит стакан молока, накрытый куском хлеба. Выпиваю — молоко кажется каким-то странным — чуть теплое, чуть розоватое и чуть сладкое. А, сообразила! Это же парное! В мое время такого почти нигде не осталось. Во всяком случае, в Москве его точно нигде нельзя было достать — разве что завести корову в своей квартире. Представив корову в нашей лоджии, и маму, решившую ее утречком подоить, я хихикнула. Но хватит о грустном.
После такого, казалось бы очень легкого, завтрака чувство голода практически исчезло. Это хорошо! Легче будет включаться в работу. Осмотрелась и увидела, что около двери в мою комнату лежит какая-то одежда и стоят ботинки. Ясно, это лейтенант Вася позаботился о спортивной форме — отдал свою. Схватила и побежала в комнату переодеваться. Действительно, рост у нас почти одинаковый, так что его шаровары пришлись мне впору, а с талии им не позволяла соскальзывать добротная резинка. Гимнастерка чуть свободна, зато скрадывает мой третий номер. Заправила ее в штаны — теперь точно не спадут. Вот ботинки великоваты. Попрошу в роте, может что подберут. Народ ведь в первой половине двадцатого века был некрупный, значит, и небольшие размеры имеются. А пока одену свои туфли.
Прихватила плащ, который лежал на том же стуле, и выскочила на улицу. Как раз вовремя. Буквально через минуту подъехала машина, хотя, на мой взгляд человека из двадцать первого века, назвать эту колымагу на четырех колесах машиной как-то странно. Эх, сюда бы наш Ниссан-Пэтрол! Запрыгнула в кабину к водителю, и пепелац[6] двинулся в сторону роты. По дороге вспомнилась поговорка: «Лучше плохо ехать, чем хорошо идти». Неправильная поговорка! Насчет плохо ехать — это в точку, а идти, точнее, бежать, если без дождя, будет намного лучше и полезнее. Приду в норму — точно буду на работу бегать, а не растрясать внутренности.
Вчера, когда я ехала с лейтенантом на мотоцикле, нас сразу пропустили, заранее подняв шлагбаум. В этот раз машина остановилась, часовой внимательно смотрел ее снаружи, заглянул в кузов под тент, потом даже не поленился наклониться и осмотреть ее снизу — а вдруг там прячется диверсант. Потом предложил мне остаться у шлагбаума, а шоферу сделал отмашку.
— Подождите, товарищ Шахматова, сейчас за вами придут.
Понятно. Он меня запомнил в лицо, но порядок есть порядок. Жду. Через пару минут возник вчерашний старший лейтенант.
— Здравия желаю, товарищ Шахматова. Идемте со мной.
Пришли, как я поняла, в его кабинет с двумя портретами на стене. Один — ясно Сталина. Похожий я видела в фильмах. А вот на втором был изображен какой-то мужик средних лет в гимнастерке, с залысинами и в тонких очках — кажется, такие очки называются пенсне. Этот мне незнаком. Надо будет втихую косвенными намеками выяснить кто это. Понятно, что из правительства, и что, скорее всего, начальник всего НКВД, только вот как его зовут? Эх, плохо я учила историю. И рассказы отца и деда слушала невнимательно, прерывая их непочтительным: «Не надо меня грузить!» Теперь может аукнуться.
9
Тем временем старлей предложил мне стул, сам сел за стол и уставился на меня.
