Поскребышев слегка улыбнулся и взглядом показал на боковую дверь. Оказалось, что она ведет в небольшой закуток, в котором стоит диван и столик. Я немедленно плюхнулась на диван и очнулась только от слов Поскребышева:
— Вас приглашает войти товарищ Сталин.
Да, Берия словно чувствовал, что так просто меня сегодня не отпустят. Или заранее знал об этом — все-таки ближайший соратник Сталина. Я вошла в зал, в котором сейчас находились Сталин, Берия и Тимошенко. Интересно, я совершенно не слышала, как уходили участники совещания. Ну и ничего, зато хорошо выспалась!
— Проходите, товарищ Северова. Садитесь. Вот тут у нас с товарищами Берией и Тимошенко возникли некоторые разногласия по одному вопросу, и хотим послушать ваше мнение. Прочитайте этот документ.
Глава 18
С этими словами Сталин протянул мне пару листов бумаги, на которых в правом верхнем углу стоял хорошо знакомый мне гриф «СС». Мне сразу почему-то вспомнился суд Париса,[10] который, как известно, ничем хорошим не кончился. Но приказ нужно выполнять. Я стала читать и почти сразу выпала в осадок. Как говорится, знала, что плохо, но не знала, что до такой степени. Передо мной был проект приказа по Наркомату обороны. Вот начало этого документа:[11]
«15 мая 1941 г. германский внерейсовый самолет Ю-52 совершенно беспрепятственно был пропущен через государственную границу и совершил перелет по советской территории через Белосток, Минск, Смоленск в Москву. Никаких мер к прекращению его полета со стороны органов ПВО принято не было.
Посты ВНОС 4-й отд. бригады ПВО Западного особого военного округа, вследствие плохой организации службы ВНОС, обнаружили нарушивший границу самолет лишь тогда, когда он углубился на советскую территорию на 29 км, но, не зная силуэтов германских самолетов, приняли его за рейсовый самолет ДС-3 и никого о появлении внерейсового Ю-52 не оповестили. Белостокский аэропорт, имея телеграмму о вылете самолета Ю-52, также не поставил в известность командиров 4-й бригады ПВО и 9-й смешанной авиадивизии, так как связь с ними с 9 мая была порвана военнослужащими. Командование 9-й смешанной авиадивизии никаких мер к немедленному восстановлению связи не приняло, а вместо этого сутяжничало с Белостокским аэропортом о том, кому надлежит восстановить нарушенную связь».
— Товарищ Сталин, но ведь это ни в какие ворота не лезет. Возможно, это как раз тот самый случай, когда к виновным нужно применять самые жесткие меры наказания. А можно задать вопрос?
— Что тут вам непонятно, товарищ Северова? — спросил товарищ Сталин.
— Тут написано, что два начальника вместо восстановления связи ругались между собой по вопросу, кто именно должен эту связь восстановить. А возможности ее ремонта были и у того и у другого?
— Разумеется.
— Тогда, товарищ Сталин, в этом приказе еще нужно отразить крупное упущение политорганов РККА.
Эти слова товарища Сталина явно заинтересовали.
— В чем вы видите здесь упущение, товарищ Северова?
— Вот предположим, что в коммунальной квартире начала дымиться занавеска, а жильцы, вместо того чтобы в первую очередь залить ее водой, начинают друг с другом спорить, кто должен заливать. Пока они будут ругаться, ведь все сгореть может. Надежная связь структур ПВО определяет безопасность страны, а большие начальники в первую очередь думают не о том, как поддержать эту безопасность, а о том, кто должен восстанавливать связь. Возможно, такая ситуация не предусмотрена в военных уставах, но есть же политработники. Почему же они не втолковали этим горе-командирам, что безопасность страны превыше всего. Что начальники должны были в первую очередь наперегонки чинить связь и только потом выяснять отношения. А в проекте приказа об этом вообще ни слова: ни про этих спорщиков, ни про недоработку политорганов. И вообще, извините за наглость, это не дело, когда приказ о ремонте нескольких метров поврежденной связи отдают нарком обороны и начальник Генштаба.
— Вот видите, товарищи, — обратился Сталин к Берии и Тимошенко, — как на человека влияет даже непродолжительная работа с товарищем Мехлисом. И тут нашла недоработки по политической части. Но, по сути дела, полагаю, что замечания товарища Северовой вполне справедливы. Товарищ Тимошенко, если у вас нет возражений, доработайте приказ с учетом сказанного.
— Слушаю, товарищ Сталин. Разрешите идти?
Сталин кивнул, и маршал Тимошенко вышел. Я ждала продолжения. Не может быть, чтобы меня вызвали только ради разрешения этого спора. Сталин прошелся по кабинету, потом остановился напротив меня и, направив на меня свою трубку, сказал:
— Я хочу, товарищ Северова, задать вам несколько вопросов.
— Слушаю вас, товарищ Сталин.
— Мне показалось, что, когда я говорил о катастрофической нехватке времени, вы как-то засомневались в правильности моих слов?
Вот глазастый змей, или все начальники такие? Я действительно слегка дернулась, поскольку в тот момент вспомнила некоторые слова, слышанные мной от деда. А Сталин, значит, это заметил. Так что придется опять выкладывать все как на духу.
— Так точно, товарищ Сталин, засомневалась.
— И что же в моих словах было сомнительного?
Хорошо хоть сейчас нет такого грозного взгляда, как в прошлый раз. Впрочем, и ситуация несколько другая.
— Разрешите объяснить, товарищ Сталин?
Сталин молча кивнул и, не отрывая от меня взгляда, стал набивать трубку.
— У моих сомнений были следующие основания. Из истории, как я уже докладывала, известно, что нашу армию, встретившую немцев, полностью разгромили. Более трех миллионов человек.
При этих словах Сталин даже приостановил набивание трубки и прожег меня грозным взглядом.
— Я тут вспомнила слова моего деда, рассказывавшего, что 4 июля Гитлер торжественно объявил своим генералам о полном разгроме армии русских и о том, что пора переходить ко второму этапу, то есть к освоению захваченных территорий. Но чего Гитлер никак не ожидал, так это того, что появится еще одна армия. А потом еще одна. Тогда что получается, товарищ Сталин. В мирное время нам не хватило, как вы сказали, шести месяцев, а после начала войны в самые сжатые сроки появились и обученные бойцы, и умелые командиры. И обучение заняло заметно меньше времени. Но ведь чудес в природе не бывает. Люди остались такими же, и инструкторы тоже не с потолка свалились. Тогда почему при явном недостатке времени вдруг успели всех, кого нужно, обучить? Пусть не полностью, но уже достаточно для отпора врагу. По моим, конечно непрофессиональным, прикидкам, уже к концу сентября наша армия хотя и продолжала отступать, но теперь это было не бегство, а сжатие пружины, которая в декабре мощно разжалась. Так, может быть, нужно прямо сейчас менять систему обучения, пока ситуация не стала критической? Разрешите еще один пример?
Сталин кивнул.
— Я в своем времени занималась японской борьбой и читала книги, как в Японии тренируют новичков. Около каждого новичка стоит опытный спортсмен с бамбуковой палкой. При неверном движении ноги или руки новичок немедленно получает удар палкой по неправильно движущейся конечности. Через два или три занятия бить уже практически некого.
— Я вас понял, товарищ Северова. Я знаю, как вы тренировали роту НКВД, а также как именно принимали участие в тренировке бойцов разведроты одной из дивизий. Сколько вам нужно времени, чтобы изложить свои соображения по интенсификации обучения бойцов-новичков? Завтра, вернее, сегодня к
