из лучших мойренских театральных критиков не смог бы догадаться, что моё волнение большей частью наиграно — на самом деле я слегка нервничал из-за возможной неудачи будущей аферы, но за ночь сильно успокоился.
Мы заскочили в конюшню.
— Джумаш! — дрожащим голосом крикнул я, и гэнни-джунский пиромант не замедлил ответить:
— Апион?! В чём дело?! Почему ты так взволнован?
— Я забыл выпить настойку мертвосплюна, и меня вновь мучил кошмар про змей и полный мрак. Но помимо него мне приснился ещё один сон, Джумаш, очень странный!
Я ехал на крепком вороном коне к военному лагерю врагов, а за мной скакали сотни и тысячи гэнни- джунцев. «Веди нас, великий хан!» — кричали они.
— Тебе приснилось, что ты — гэнни-джунский хан? Странный сон для чужеземца! Хотя я начинаю верить, что ты мог быть одним из наших в прошлой жизни. Ты запомнил, как выглядел?
— По пути к вражескому лагерю мой конь остановился у озера — попить воды. Я увидел в озере собственное отражение — два локона возле ушей, закрученные в косички, чуб, усы, свисавшие на несколько сантиметров ниже лица, небольшую бороду, и… — я прижал ко лбу пальцы, делая вид, что стараюсь вспомнить. — на правой щеке у меня была отметина.
— Ничего себе!
— В чём же дело?!
— Отметины на щеке — ещё одно божественное клеймо, встречающееся у очень сильных воинов, избранных богами. А как выглядело твоё клеймо?
— Сейчас, — я снова прижал ко лбу пальцы. — Оно было похожим на молнию.
— Не может быть! Если тебе верить, во сне ты был Бареш-Ханом, величайшим героем гэнни- джунского народа и богом нашего племени!
— А может ли это значить, что я и есть Бареш-Хан, точнее его реинкарнация?
— Апион, уж не имеешь ли ты в виду, что именно ты должен исполнить пророчество о возвращении Бареш-Хана? Всё может быть, я начинаю верить в твою духовную связь с Гэнни-Джуном, но я не верю, что наш Великий Хан, наш бог, вернулся в облике чужеземца. Скорее всего, это был просто сон. А может, ты сошёл с ума? Или ты — плут, решивший подчинить себе наши племена из корыстных целей? Откуда мне знать, что ты меня не обманываешь?
— Вопрос не в том, сможешь ли ты мне поверить. А в том, позволишь ли ты себе не поверить мне, если я говорю правду.
— Не знаю, что делать, Апион. Ты меня озадачил. Скажи мне, почему ты до этого не сообщал мне о снах, где ты — Бареш-хан? Только не говори, что не видел их раньше: если у тебя действительно были предыдущие воплощения, тебя должны были с детства преследовать странные сны.
— В детстве я действительно видел сны, где я веду в бой странных узкоглазых людей. Но как ты знаешь, с возрастом человек может перестать видеть сны о прошлых жизнях. Став отроком, я подзабыл об этих снах — и не ассоциировал этих людей с вашим народом: у нас на Севере, в Древгородском княжестве с роду не видели гэнни-джунцев. Конечно, в моей деревне ходили слухи о них, но в одних ваши люди представлялись синими, в другом зелёными, а в третьих были наделены пёсьими головами. Так что с вашими я впервые столкнулся лишь в академии.
Прошлой ночью я увидел впервые сон, посланный богами в проклятие гэнни-джунцам. А этой ночью сны, где я хан, вернулись. Помнишь лекции Артемия по теории магии? Реинкарнированный может видеть сны о своей прошлой жизни в местах, где жил раньше. Эти места вытаскивают из подсознания воспоминания, и возвращают их через сны.
— Я не знаю, можно ли тебе верить, Апион. Поэтому надо обратиться к тому, кто лучше, чем я разбирается в вопросов реинкарнации, и сможет определить, настоящий ты Бареш-Хан, сумасшедший или аферист-самозванец. К моим родителям и брату Осибаю. Мы немедленно отправимся в племя Уштобе, Апион!
— Я буду благодарен, Джумаш!
Повозка, вновь запряжённая тремя лошадьми из конюшни Джумаша, опять колесила плоскогорья Гэнни-Джуна. И снова на козлах сидел Джумаш, а мы с Громобоем — в самой карете. На этот раз лошади мчали нас на юго-восток. Стояло начало февраля — но с юга дул тёплый и сухой ветер, и погода соответствовала середине октября в Солнцеграде.
— Далеко ещё ехать до твоего племени, Джумаш? — спросил я.
— Три дня, — ответил гэнни-джунец. — Осенью и зимой наше племя живёт на юге. А с наступлением весны отправляется на север, подальше от жары. К шаманам племени Уштобе всегда приходили воины со всей страны — как из других племён, так и из городов. Каждый из них объявлял себя новым воплощением Бареш-Хана. Но ни один не выдерживал испытаний, способных доказать истинность намерений.
Громобой строго посмотрел на меня. В его взгляде читалось: не выйдет вся твоя затея. Давай признаемся, что ты — не настоящий Бареш-Хан и повернём обратно. В моём ответном взгляде учитель прочитал: попытка не пытка. Мы должны попытаться.
— Как именно звучало пророчество о возвращении Бареш-Хана? — спросил я.
— Я не помню. Я не пошёл по пути шамана в отличие от брата. Но смысл мне не забыть никогда. Всякий гэнни-джунец знает, что Бареш-Хан, изгнавший кедмийцев, носил прозвище «Воин-Молния». В пророчестве говорится, что в аул нашего племени ступит Избавитель, который вновь спасёт Гэнни-Джун от чужеземцев, снимет с нашего народа проклятие. Это будет Воин-Молния, овладевший небесными силами, бессмертный и способный в одиночку справиться с полчищами врагов.
— Думаю, Джумаш, мне будет интересно пообщаться с твоей семьёй — и выслушать весь текст пророчества.
— Я уважаю тебя, как сильного аргоманта, Апион. Даже если ты — не настоящий Бареш-Хан, я с радостью выступлю твоим переводчиком!
— Благодарю, Джумаш. Но я хотел бы попросить тебя об ещё одной услуге: пока мы едем, начни учить меня вашему языку.
— Но мы будем в ауле племени Уштобе уже через три дня!
— Главное, начни. И я смогу сам общаться с вашими, пускай и на самом простом уровне.
Во время одной из встреч с отцом во сне я узнал от него, что маги расы Ситтари способны в совершенстве выучить любой язык за считанные недели. Боевые маги Ситтараса странствовали по десяткам населённых миров — и вступали в войска, сражающиеся против чёрных магов, захвативших власть демонов или обычных преступников — и опытный боевой маг свободно владел десятками, а то и сотнями языков. Пускай я сначала потрачу на изучение гэнни-джунского три дня — я многое смогу понять, учитывая немногочисленный словарный запас варварских племён — и гэнни-джунцы смогут понять меня.
Повозка Джумаша подъехала к очередному аулу кочевников, располагавшемуся посреди бескрайней степи. Навстречу ей вышло всё племя — мужчины в лёгких кожаных доспехах, женщины в льняных платьях и дети. Похоже, это и было село Уштобе.
— Джумаш! Джумаш вернулся! — закричал мужчина, на голове которого был надет череп буйвола. — Рад видеть тебя, брат! Духи предков сообщили мне во сне, что ты скоро приедешь! И вот, ты вернулся!
— Здравствуй, Осибай! — Джумаш соскочил с козел и обнял брата-шамана. — Как сам? Как родители?
— Мать сидит в шатре. А отец три дня назад ушёл на Священную Гору Фергана — дабы внимать самым великим духам нашего племени — и узнать, не начнётся ли в ближайшее время война.
Дверца кареты открылась, и мы с Громобоем ступили на землю племени Уштобе.
— Могу ли я познакомиться с твоими спутниками? — спросил Осибай.
— Моя — Апион. Моя — мага, — на ломанном гэнни-джунском произнёс я. — Это — моя учителя, Громобой.
Сам Громобой понимал смысл лишь по интонациям и знакомым именам. До моих языковых способностей ему было далеко.
