Дядюшка Никлс так и не ложился спать. Нередко одно и то же событие вызывает бессонницу у нескольких человек.
Всякая катастрофа вызывает много последствий. Бросьте камень в воду и попробуйте сосчитать круги.
Дядюшка Никлс сознавал, что арест Гуинплена может затронуть и его. Очень неприятно, когда у вас в доме происходят такие события. Он был встревожен этим; предвидя впереди еще всякие осложнения, Никлс погрузился в мрачное раздумье. Он сожалел, что пустил к себе «этих людей». Если бы он знал раньше! Втянут они его в конце концов в какую-нибудь беду. Как развязаться с ними теперь? Ведь с Урсусом у него заключен контракт. Какое было бы счастье избавиться от таких постояльцев! К чему бы только придраться, чтобы выгнать их?
Вдруг в дверь харчевни раздался сильный стук, который возвещает в Англии о прибытии важного лица. Гамма стуков соответствует иерархической лестнице.
Это был стук не вельможного лорда, а судейского чиновника.
Дрожа от страха, трактирщик приоткрыл форточку.
И действительно, стучался судейский чиновник. При свете занимавшегося дня дядюшка Никлс увидел у двери отряд полицейских, возглавляемый двумя людьми, из которых один был судебный пристав.
Судебного пристава дядюшка Никлс видел утром и потому сразу узнал его.
Другой человек был ему неизвестен.
Это был тучный джентльмен с будто восковым лицом, в придворном парике и дорожном плаще.
Судебного пристава дядюшка Никлс очень боялся. Если бы дядюшка Никлс принадлежал к королевскому двору, он еще больше испугался бы второго посетителя, ибо то был Баркильфедро.
Один из полицейских снова громко постучался в дверь.
Трактирщик, у которого на лбу выступил холодный пот, поспешил открыть.
Судебный пристав тоном человека, призванного наблюдать за порядком и хорошо знакомого с бродягами, возвысил голос и строго спросил:
— Где Урсус, хозяин балагана?
Сняв шляпу, Никлс ответил:
— Он проживает здесь, ваша честь.
— Это я знаю и без тебя, — сказал пристав.
— Конечно, ваша честь.
— Позови его сюда.
— Его нет дома, ваша честь.
— Где же он?
— Не знаю.
— Как это не знаешь?
— Он еще не возвращался.
— Значит, он очень рано ушел из дому?
— Нет, очень поздно.
— Ах, эти бродяги! — заметил пристав.
— Да вот он, ваша честь, — тихо промолвил дядюшка Никлс.
Действительно, в эту минуту из-за угла показался Урсус. Он направлялся к гостинице. Почти всю ночь провел он между тюрьмой, куда в полдень ввели Гуинплена, и кладбищем, где в полночь, как он слышал, засыпали свежую могилу. Его побледневшее от горя лицо казалось еще бледнее в утренних сумерках.
Занимающийся день, этот предвестник яркого света, не меняет ночных, неясных очертаний предметов, даже находящихся в движении. Медленно приближавшийся Урсус своим бледным лицом и всей своей фигурой, смутно выступавшей в полумраке, напоминал привидение.
Накануне, охваченный отчаянием, он выбежал из гостиницы с непокрытой головой. Он даже не заметил, что забыл надеть шляпу. Его жидкие седые волосы развевались по ветру. Широко раскрытые глаза, казалось, ничего не видели. Мы часто как будто бодрствуем во сне и спим наяву. Урсус был похож на сумасшедшего.
— Мистер Урсус, — закричал трактирщик, — подите-ка сюда. Эти джентльмены желают поговорить с вами.
Дядюшка Никлс, всецело занятый мыслью, как бы уладить инцидент, употребил множественное число, хотя в то же время опасался, не заденет ли оно самолюбие начальника тем, что поставит его на одну доску с подчиненными.
Урсус вздрогнул, как человек, внезапно сброшенный с постели, на которой он спал глубоким сном.
— Что такое? — спросил он.
Он увидел полицейских с судебным приставом во главе.
Новое тяжелое потрясение.
Совсем недавно жезлоносец, теперь — судебный пристав. Один как бы перебрасывал его другому. Он был в положении судна, оказавшегося меж двух грозных утесов, о которых говорится в древних преданиях.
Судебный пристав знаком приказал ему войти в харчевню.
Урсус повиновался.
Говикем, который только что проснулся и подметал в это время зал, остановился, отставил в сторону метлу и, укрывшись за столами, затаил дыхание. Запустив руку в волосы, он почесывал затылок — признак напряженного внимания.
Судебный пристав сел на скамью перед столом; Баркильфедро сел на стул; Урсус и дядюшка Никлс стояли перед ними. Полицейские столпились на улице, у закрытых ворот.
Судебный пристав устремил на Урсуса строгий взор блюстителя закона и спросил:
— Вы держите у себя волка?
Урсус ответил:
— Не совсем так.
— Вы держите у себя волка, — повторил судебный пристав, резко напирая на слово «волк».
— Дело в том… — начал было Урсус и замолчал.
— Уголовно наказуемый проступок, — сказал пристав.
Урсус попробовал защищаться:
— Это домашнее животное.
Пристав положил руку на стол, растопырив все пять пальцев, — жест, прекрасно выражающий всю силу его власти.
— Фигляр, завтра в этот час вы с вашим волком будете за пределами Англии. В противном случае волка заберут, отведут в присутствие и убьют.
Урсус подумал: «Одно убийство за другим». Однако не произнес ни слова и только задрожал всем телом.
— Вы слышите? — продолжал пристав.
Урсус утвердительно кивнул головой.
Пристав повторил:
— И убьют.
Наступило молчание.
— Удавят или утопят.
Судебный пристав посмотрел на Урсуса:
— А вас — в тюрьму.
Урсус пробормотал:
— Господин судья…
— Вы должны уехать прежде, чем наступит утро завтрашнего дня. Иначе приказ будет
