Мои окутывает ветки,Мой одевает стволНе серный дым, густой и едкий,А звездный ореол.Мне молодость дарит свобода,Я опьянен — и вотВ объятья приняла природаМеня и небосвод.Но все, что ныне уцелелоОт века королейВ саду, где ослик бродит смелоВ невинности своей, —Зола былых иллюминаций,Богини и божки,Великолепных декорацийКартонные клочки,Лежащие меж трав-крестьянок,В пыли и без огней,Осколки плошек-куртизанок,Любимцев-фонарей,Когда-то пестрых погремушек,Поверженных столбов,Ракет — сиятельных старушек,Подсвечников-попов, —Весь хлам в своей тупой гордынеГлумится надо мнойЗа то, что снизошел я нынеДо дружбы со звездой.
ПИСАНО В 1827 ГОДУ
1Я на людей гляжу с тоскою.Фальшь отравляет душу им.Париж полузатоплен мглою,Когда-то поглотившей Рим.От лихорадки революцийЛеча народы, королиПилюли клятв и конституцийДля них тайком изобрели.Наш мрамор сходен с углем грязным,С вампиром — каждый наш святой.Тот, кто нам кажется прекрасным,Уродом был бы в век иной.Плутует честный, лжет правдивый.Мы кроткими стремимся бытьЛишь потому, что мы ленивы,А гнев нас может утомить.Меж нами больше невозможныНи Гемпден, ни Дантон, ни Брут.Бок о бок в нас софизм безбожныйИ добродетели живут.Смывает честь прилив позора,А там, где всемогущ разврат,Илотом делается скороУпавший духом спартиат.Бледнеет день; слабеют силы;На черный хлеб и потный лобЛюдей труда, подняв кропило,Бесстыдно брызжет грязью поп.Накладывает ночь глухаяНа разум и зарю запрет,И, только зренье напрягая,Сквозь тьму годов мы видим свет.